Поиски «национальной идеи» для России нужны, но пока они обречены на неудачу.
Выступление президента Путина на заседании международного клуба «Валдай» по поводу т.н. национальной идеи породило противоположные отклики.
Деятели «партии при власти», казеннокоштные пропагандисты и записные патриоты встретили это выступление громом восторженных оваций, как будто и в самом деле «слова не падают в пустоту», и немедленно после речи Путина страна и мир начнут стремительно меняться к лучшему.
Представителей либеральной оппозиции на четырнадцатом году правления Путина вообще раздражает все, связанное с этим именем, и они всегда готовы в чем-нибудь обвинить и уличить российского президента, даже когда он говорит и делает правильные и разумные вещи.
Оба эти подхода бесплодны.
Между тем, сама проблема заслуживает внимания, независимо от отношения к личности Владимира Путина. Позволю себе высказать некоторые соображения.
«Национальная идея»: краткий курс
Прежде всего, сам факт периодического обращения к поиску «национальной идеи» в последние годы свидетельствует о глубоком неблагополучии в российском обществе. Такого рода размышления подобны поиску «смысла жизни» у отдельного индивидуума. Физически и духовно здоровый человек не ищет смысла жизни – он живет. В нем от природы заложена некая позитивная программа стремления к самосовершенствованию, соревнованию, лидерству, покорению, завоеванию. Если же человек начинает думать «а зачем я живу?», значит, в этой программе произошел какой-то досадный сбой, и не исключено, что в процессе таких размышлений он вскоре «додумается», что жить и вовсе не стоит.
Аналогичным образом люди, живущие в счастливом браке, не задумываются, зачем им быть вместе. Им просто хорошо друг с другом и иначе они себя не мыслят. Если же такие мысли появились, скорее всего, недалеко до развода.
«Национальная идея» обязательно возникает в канун великих потрясений: таковы борьба за утверждение «истинной веры» в период Английской революции 1641 – 1649 гг.; «свобода – равенство – братство» времен подъема Великой Французской революции 1789-1794 г.; «мировая революция» и «диктатура пролетариата» в начальный период правления большевиков в России.
Революционная «национальная идея» отвечает чаяниям пассионарной, но отнюдь не превалирующей в численном отношении группе общества: ни пуритане в Англии, ни «третье сословие» (то есть буржуазия) во Франции, ни «пролетариат» в России (от имени которого осуществляли свою диктатуру большевики) не составляли большинства населения.
Идея национального величия, разделявшаяся практически всем населением страны, была присуща империям, несшим бремя ответственности за судьбы многих народов – Испании и Франция XVI – XVII веков, Англии XVII – первой половины XX века и США практически с первых десятилетий с момента своего основания и до настоящего времени.
В ХХ веке национальная идея, связанная с единством народа во имя реализации великой цели, присутствовала у всех тоталитарных и ряда авторитарных режимов – таковы Италия времен Муссолини, Испания в первые годы «национальной революции» Франко, нацистская Германия, Доминиканская республика при Трухильо («Бог и Трухильо»), маоистский Китай. Режимы такого рода существовали и в ХХI столетии – Туркменистан времен Ниязова, Ливия при Каддафи, Ирак эпохи Саддама Хусейна; иные из них, такие, как коммунистические диктатуры в Северной Корее или на Кубе, дожили до наших дней.
К разновидности «национальной идеи» относится и «боливарианский социализм» Уго Чавеса, который, надо думать, недолго переживет своего создателя по причине той катастрофической ситуации, в которую он завел Венесуэлу. В подобном направлении шло и левое правительство в Чили под руководством Сальвадора Альенде, однако, выступление военных 11 сентября 1973 года предотвратило сползание страны в пропасть гражданской войны и тоталитарной диктатуры.
Современные успешные страны «национальную идею» не ищут. Возьмем хотя бы Германию. Она и без «национальной идеи» хорошо живет, развивается высокими темпами, создает новые технологи, ее бренды известны во всем мире, ее продукция успешно конкурирует на внешних рынках. «Национальная идея» была у Гитлера, она появилась как раз тогда, когда Германия переживала тяжелейший кризис – и мы знаем, чем это дело кончилась. Она была и в послевоенной Германии – идея объединения, но она как раз проистекала из трагедии нации, искусственно разделенной на две враждебные половины.
США: «исключительные» или просто другие?
«Национальная идея» существует в США – империи в том смысле, что эта страна берет на себя ответственность за судьбы других народов, не всегда, к сожалению, удачно. Американская «национальная идея» состоит в том, что Америка – «избранная», «особая», «исключительная» страна, призванная быть не просто лучшей во всем, но и «сияющим храмом на Холме», ярким примером для подражания для других стран и народов.
Когда Владимир Путин в своей недавней статье в газете New York Times осуждает стремление президента США Барака Обамы к «исключительности» Америки, это де-факто означает призыв к американцам отказаться от собственной идентичности и даже от собственной веры.
Известно, что прибывавшие в начале XVII века в Америку из Англии пуритане и представители других радикальных кальвинистских конфессий ощущали свою «исключительность» («богоизбранность»), подобно тому, как ощущал ее, например, Оливер Кромвель, одно время собиравшийся эмигрировать в Америку. Ему казалось, что он был величайшим в мире грешником, погрязшим во тьме порока, но однажды он был озарен божественным светом, после чего понял, что для него нет ничего невозможного. И не просто понял, а доказал это всей своей последующей жизнью, став самым могущественным человеком во всей Европе.
Это ощущение – источник всех великих побед и свершений американской нации. «Исключительным» чувствует себя отдельный американский гражданин, «исключительными» чувствуют себя представители отдельных штатов, которые любят выражаться в таком духе: «We think different in Tennessee», «South Dacotans march to a different drum», «We don’t follow the pack in New Mexico», «I guess you can call us Missourian mavericks», «In Maine we don’t always follow the rules. We sometimes make our own» и т.п.
Но при этом американцы ощущают себя единой нацией. Вот классический пример «единства во многообразии». «Исключительный», как поясняет обозреватель Washington Post Дана Милбанк, критикуя статью Путина, не значит «лучший», это значит «другой», «отличный», «особенный». «When we say we are exceptional, what we really are saying is we are different», – пишет он.
Кроме того, американской «национальной идеей» можно считать и то, что американцы называют «The American Dream»; она предполагает, что любой человек, независимо от социального происхождения, может упорным трудом достичь любых высот в жизни – и это мы действительно наблюдаем на каждом шагу, взять хотя бы того же Барака Обаму.
Это представление нашло свое отражение в американской «Декларации независимости»: «Мы исходим из тех самоочевидных истин, что все люди созданы равными и наделены их Творцом определенными неотчуждаемыми правами, к числу которых относятся жизнь, свобода и стремление к счастью. Для обеспечения этих прав людьми учреждаются правительства, черпающие свои законные полномочия из согласия управляемых».
В этой фразе – вся история развития американской политической системы, борьбы за гражданские и политические права и их внешней политики, исходящей из того, что демократию можно и должно построить в любом месте на земле, было бы желание. Эта политика отнюдь не всегда прагматична: во многом она носит идеалистический характер.
Что имеем – не храним, потерявши – плачем
Россия принадлежит к тем странам, которые, будучи империями, имели «национальную идею», но затем ее потеряли, точно так же, как, скажем, Великобритания утратила идею империи, которую она отождествляла с цивилизацией, судьбой всего человечества. Это хорошо видно из знаменитой речи Черчилля от 13 мая 1940 года: «Вы спросите, какова наша цель? Я могу ответить одним словом: победа, победа любой ценой, победа, несмотря на весь ужас, победа, каким бы долгим и трудным не был путь; потому что без победы нет выживания. Нам нужно осознать: если не выживет Британская Империя, то не выживут те импульсы и устремления, которые движут человечество к намеченному предназначению».
Россия считала себя то «Третьим Римом» при Василии III, Иване Грозном и позднее, то «жандармом Европы» в эпоху Николая I и «Священного Союза», то покровителем славян во времена Александра II, Александра III и Николая II, то маяком «мировой революции» или лидером «социалистического содружества» в советские времена.
Эта устремленность вовне играла двойственную роль. С одной стороны, она не позволяла россиянам должным образом обустраивать их внутреннюю жизнь, отвлекая громадные силы и ресурсы на совершенно не нужные им войны.
Так, Николай I «подсобил» императору Австрии подавить Венгерское восстание в 1848-49 гг. и получил в ответ враждебную позицию Австрии в период Крымской войны.
Александр II в 1877-78 гг. отправился освобождать болгар от гнета турок, погубил массу войск под Плевной, опустошил казну, сплотил против России всю Европу и спровоцировал внутренне недовольство, обернувшееся подъемом террористической деятельности, жертвой которой стал сам царь-реформатор.
Николай II выступил в 1914 году на помощь Сербии, ввязался в Первую мировую войну, погубил Империю и себя самого.
СССР помогал всем своим союзникам – от Вьетнама до Кубы, нередко балансируя на грани третьей мировой войны, осуществил военные вторжения в Венгрию, Чехословакию и в Афганистан, и в итоге так и не смог осуществить необходимую модернизацию и погиб сам.
Некоторые поклонники мессианской роли России в мире все же ощущали неподъемность данной задачи. Славянофил А.С.Хомяков писал о судьбе России так:
Но помни: быть орудьем Бога
Земным созданьям тяжело.
Своих рабов Он судит строго,
А на тебя, увы! как много
Грехов ужасных налегло!
В судах черна неправдой черной
И игом рабства клеймена;
Безбожной лести, лжи тлетворной,
И лени мертвой и позорной,
И всякой мерзости полна!
С другой стороны, это осознание «особого предназначения» в мире сплачивало граждан и объединяло их вокруг власти. Если почитать письма видных общественных деятелей последних лет эпохи Николая I, то нетрудно узреть такой мотив: да, всюду несправедливость, воровство, произвол, «неправда черная», но зато мы – самые сильные, самые мощные, Европа перед нами дрожит, тем и гордимся.
О, жертвы мысли безрассудной…
При этом следует отметить, что «имперские» войны не пользовались особой популярностью в широких слоях российского общества, не говоря уже о либеральной интеллигенции. Если, например, в период Англо-бурской войны 1899 – 1902 гг. вся английская общественность выступила на стороне своего правительства и многие видные политики, писатели и журналисты отправились добровольцами на этот богом забытый театр военных действий, то в России во время Русско-японской войны 1904-1905 гг., как вспоминал главнокомандующий русской армии генерал Куропаткин, призывники только и думали, как от этой войны «откосить». Российская интеллигенция почти поголовно желала поражения своему правительству, а левые партии охотно принимали деньги от японской разведки.
Пожалуй, единственной «имперской» войной, которая приобрела некий романтический ореол в глазах интеллигенции, была война с Наполеоном 1812 – 1814 гг. (которая изначально планировалась Александром I как завоевательная), да и то, главным образом потому, что некоторые из «генералов 1812 года» вышли 14 декабря 1825 года на Сенатскую площадь или, по крайней мере, собирались. На это имеется прозрачный намек в известном стихотворении Марины Цветаевой:
В одной невероятной скачке
Вы прожили свой краткий век…
И ваши кудри, ваши бачки
Засыпал снег…
В тот вечер, когда Николай I расстреливал своих «друзей 14 декабря» картечью, действительно шел снег…
Возможно, эта картина вдохновлена стихотворением Тютчева, в первой части которого он проклинает изменников-декабристов, а во второй дает намек на какое-то скрытое восхищение:
О жертвы мысли безрассудной,
Вы уповали, может быть,
Что станет вашей крови скудной,
Чтоб вечный полюс растопить!
Едва, дымясь, она сверкнула,
На вековой громаде льдов,
Зима железная дохнула –
И не осталось и следов…
Следы на самом деле остались. Как бы уточняя мысль Ленина о том, что «декабристы разбудили Герцена», знаменитый адвокат Н.П.Карабчевский писал, что на прославлении пяти повешенных декабристов оказалась построена вся революционная идеология русской интеллигенции.
«Элиты», с которыми не хочется жить вместе
Не удивительно, что в период либеральных реформ 1990-х годов, после утраты «имперской гордости», наряду с советскими представлениями о равенстве возможностей и справедливости, встал вопрос о том, зачем мы, собственно, живем вместе, на территории одной страны.
Слишком уж, как выяснилось, мы разные.
Разумным правящим классам присуще чувство самосохранения. «Нахлебавшись» бунтов и революций, порожденных вопиющим социальным неравенством, западные элиты научились не выставлять напоказ свое богатство, вести подчеркнуто скромный образ жизни. В России же представители властной корпорации и приближенные к ней бизнесмены как будто нарочно делают все возможное, чтобы обозлить народ и настроить против себя как можно большее число граждан, демонстрируя запредельный уровень потребления и хамства. Читая реестры имущества наших «государственных мужей», удивляешься, как у них вообще хватает времени заниматься чем-то другим, помимо своего «хозяйства». Возьмите г-жу Васильеву из «Рособоронсервиса» – какое безграничное самодовольство и презрение к простым людям! Да, мы волею случая живем с ней в одной стране. Но что может нас объединять? Какая-такая национальная идея?
Таких персонажей я встречал немало. Одна бывшая депутатша Госдумы на пятой минуте после нашего знакомства с упоением рассказывала, как она, придя в какой-то обувной магазин, тут же купила его с единственной целью – уволить какого-то служащего, который обошелся с ней недостаточно почтительно. Удивительно, но эти люди на полном серьезе причисляют себя к «элитам». В одном, они, впрочем, правы. Элиты – это те, кто задает модели, стандарты поведения. Чудовищное моральное растление нашего правящего класса, как азотная кислота проникает во все слои общества, разъедая и убивая все живое в моральном отношении, что там еще осталось.
В этих условиях поиски «национальной идеи» становятся лишь одним из способов самолегитимации правящей корпорации.
«Дружба» по принуждению
Ответы на вопрос о «национальной идее» правящая корпорация ищет по нескольким направлениям.
Прежде всего, наблюдаются периодические попытки в различных формах возродить «империю» – Россия должна стать лидером некого объединения на постсоветском пространстве. Это и Союз России и Белоруссии, и Таможенный союз, и продвигаемый президентом Путиным Евразийский союз, и т.п. Особых успехов на этом направлении не наблюдается – примером тому служат перманентные конфликты с Белоруссией и Украиной, война с Грузией и т.д. Странная и трагическая речь Михаила Саакашвили на Генеральной ассамблее ООН в причудливой и гротескной форме отражает эти неудачи.
Причина в том, что Россия не может стать даже для соседних стран привлекательным партнером, а многим просто внушает опасения.
Также Россия пытается обрести новых союзников в дальнем зарубежье или, по крайней мере, сохранить прежних. Однако после того как Россия «благополучно» сдала Милошевича, Саддама Хусейна, Каддафи, оставила базы на Кубе и во Вьетнаме, вряд ли кто-то в мире будет рассматривать Россию в качестве надежного партнера. Даже внешне эффектная попытка российской дипломатии отсрочить падение режима Башара Асада в Сирии в долгосрочном плане вряд ли окажется успешной: этот режим все равно обречен.
«Дружба» с Россией может мотивироваться какими-то конъюнктурными моментами, подобными тем, которые имелись у покойного «команданте» Уго Чавеса; на различных поставках из России его приближенные успешно стали миллионерами.
Но главное в том, что внешнеполитические успехи России не могут служить объединяющей идеей внутри страны: падет режим Асада или сохранится – нам-то, простым людям, что с того? Да и никаких особых побед мы не одержим: на реальный конфликт с США российское руководство никогда не пойдет: самая «страшная» мера – запрет на усыновление американцами российских больных сирот как ответ на «акт Магнитского». Быть может, было бы лучше расследовать источники обогащения тех чиновников и представителей силовых структур, которых Магнитский обвинил в хищении бюджетных денег? А уж после того, как была бы установлена их кристальная честность, можно было бы реально «наказать» США за недружественную акцию: например, восстановив разведывательный центр в Лурдесе на Кубе. Да только кто ж на это решится?
Почему египтяне не гордятся фараонами
«Национальную идею» власть пытается искать в прошлом величии и былых победах. Отсюда – малопонятный праздник 4 ноября, настойчивая борьба с «фальсификаторами истории» Второй мировой войны вплоть до угроз ввести уголовную за подобные «фальсификации», предложения вспомнить героев Первой мировой войны и т.п. Это также не особенно перспективная линия: в той же Первой мировой войне мы обнаружим мало успехов и очень много катастрофических поражений.
Но даже если мы «научно докажем» наше былое величие, особой пользы это не принесет: оттого что когда-то Древний Египет был могучей державой, нынешним египтянам ни жарко, ни холодно, так же как и нынешним монголам от завоеваний Чингисхана. О любой стране ее граждане и окружающий мир судят не по прошлым свершениям, а по нынешнему состоянию.
К тому же навязчивая «патриотическая пропаганда» власти стимулирует ее либеральных критиков на поиски различных «черных пятен» в отечественной истории, в результате чего на голову неподготовленного читателя обрушивается «море» исследований, из которых следует вывод вполне в духе П.Я.Чаадаева: ничего героического, светлого и чарующего в истории России не было.
Растленный Запад и «Святая Русь»
Еще одно направление поисков «национальной идеи» – утверждения о том, что мы лучше других, потому что мы чего-то не делаем: мол, у нас нет гомосексуальных браков, гей-парадов, европейской «политкорректности» и прочей мерзости, значит, мы – светочи нравственности и святости.
Здесь трудно удержаться, чтобы не процитировать выступление президента Путина на Валдайском форуме: «Мы видим, как многие евроатлантические страны фактически пошли по пути отказа от своих корней, в том числе и от христианских ценностей, составляющих основу западной цивилизации. Отрицаются нравственные начала и любая традиционная идентичность: национальная, культурная, религиозная или даже половая. Проводится политика, ставящая на один уровень многодетную семью и однополое партнерство, веру в бога или веру в сатану. Эксцессы политкорректности доходят до того, что всерьез говорится о регистрации партий, ставящих своей целью пропаганду педофилии. Люди во многих европейских странах стыдятся и боятся говорить о своей религиозной принадлежности. Праздники отменяют даже или называют их как‑то по‑другому, стыдливо пряча саму суть этого праздника – нравственную основу этих праздников. И эту модель пытаются агрессивно навязывать всем, всему миру. Убежден, это прямой путь к деградации и примитивизации, глубокому демографическому и нравственному кризису».
Этот мотив о растленном и погрязшем в грехах и пороках Западе и «Святой Руси» российские граждане слышали, начиная с незабвенного графа Уварова и кончая М.А.Сусловым, но только на этом далеко не уедешь: о стране, равно как и о человеке, судят по тому, что она делает, а не по тому, что она не делает. Да, в Германии есть гей-парады, но есть там и автобаны, и отличные автомобили, и развитая промышленность, и независимые суды, и честная политическая конкуренция, и забота об окружающей среде, много чего там есть.
Сегодня пошла мода на различных консервативных мыслителей XIX века, вот и Владимир Путин отдает ей дань: «Россия, как образно говорил философ Константин Леонтьев, всегда развивалась как «цветущая сложность», как государство-цивилизация, скрепленная русским народом, русским языком, русской культурой, Русской православной церковью и другими традиционными религиями России. Именно из модели государства-цивилизации вытекают особенности нашего государственного устройства. Оно всегда стремилось гибко учитывать национальную, религиозную специфику тех или иных территорий, обеспечивая многообразие в единстве».
Надо отдать должное спичрайтерам Путина, они и в самом деле читали Константина Леонтьева, и та критика Запада, как якобы общества, стремящегося к примитивизации и деградации, в его трудах действительно присутствует.
Но Запад – и в этом его громадное достоинство – как раз очень разный, и он всегда оказывался способным очищаться от разного рода унифицирующих и тоталитарных тенденций.
Кроме того, и это очень важно, кризис современного Запада порожден добрыми намерениями.
Запад хотел обеспечить достойную жизнь как можно большему числу граждан – а получил иждивенчество, утрату стимулов к труду, дефицит бюджета и огромный внешний долг.
Запад хотел быть открытым – а получил наплыв чуждых ему в культурном плане мигрантов.
Запад хотел быть толерантным – а получил тоталитарную «политкорректность» и необузданные в своих притязаниях меньшинства.
Но что может противопоставить этим добрым намерениям Россия?
Вместо либеральной демократии – власть несменяемой властной корпорации?
Вместо прозрачности, честности и скромности чиновников – безудержную коррупцию, дворцы и шубохранилища?
Вместо толерантности – нетерпимость, ненависть, злобу и месть?
Я не сентиментален, я видел штурм Белого дома 4 октября 1993 года на месте событий и нисколько не жалел о судьбе его «защитников». Они знали, куда и на что шли, в какие игры играли. Но вот включаю Euronews и вижу то сидящую в клетке Марию Алехину, то голодающую Надежду Толоконникову – вот наш имидж в Европе! И мне становится их жалко. Как угодно можно расценивать дерзкий поступок Pussy Riot – бестактность, неуважение к верующим, мелкое хулиганство, эпатаж, отчаянный протест в безнадежной ситуации против ужасающей мерзости окружающего мира. Но сколько же можно мучить этих молодых женщин, убивать их в этих жутких ШИЗО, натравливать на них всякую лагерную сволочь? Неужели чувство милосердия совсем не стучится в сердца их гонителей? Ведь всем же давно понятно: не за «религиозную ненависть» их там держат! И если бы один человек снял телефонную трубку и сделал всего один звонок – они мгновенно оказались бы на свободе.
Не удержусь от исторической параллели: крушение режима Трухильо в общественном сознании началось с убийства трех сестер Мирабаль, при том, что Трухильо, скорее всего, никакого отношения к их гибели не имел – он был джентльменом и не воевал с женщинами; это было дело рук сотрудников Службы военной разведки. Однако эта трагедия навсегда запятнала его репутацию, и эта «черная легенда» живет и поныне.
Идеал, которого нет
Следует иметь в виду, что и Леонтьев, и Тихомиров, и Катков, и Победоносцев, и Данилевский, в отличие от нас, имели основание противопоставлять Россию Западу, поскольку у них был собственный идеал – Самодержавие, как носитель некоего Абсолюта в общественной жизни.
Западные политические мыслители исходили из того, что человек несовершенен, и потому нужно создать такую систему законов, сдержек и противовесов во власти, которая позволяла бы ограничивать действие принципа: «Человек человеку волк». Никто, например, на Западе в XIX веке не утверждал, что суд присяжных обеспечивает «божественную справедливость», просто это был наилучший из известных способ не осудить невиновного. В России же К.П.Победоносцев, ополчаясь на суд присяжных, требовал, чтобы судья был подобен богу – да где ж таких взять?
В дореволюционной России выстраивалась такая идеальная схема: монарх – «помазанник Божий» – назначенные им «идеальные чиновники», заботящиеся о простом народе, как система управления; Православие, как «духовная скрепа»; «особый путь» «Святой Руси», как «национальная идея».
При советской власти воспроизводилась аналогичная схема – «общенародное государство» во главе с непогрешимой партией и очередным «верным ленинцем», как система управления; марксизм-ленинизм в качестве светской религии; «торжество коммунизма во всем мире», как национальная идея.
Все это сегодня безнадежно устарело. Никто, конечно, не спорит, что мы должны знать свою историю, что нам есть, чем гордиться, и нам ни к чему постоянно каяться. Никто не утверждает, что нам нужно слепо копировать Запад и перенимать оттуда каждое модное новшество. Но все это не может быть «национальной идеей».
Законодатели мод и «повелители блох»
Что же ею может быть?
Конечно, в принципе ею может быть стремление к национальному успеху. К высоким темпам развития экономики, ее диверсификации, внедрению наукоемких технологий, достойному качеству жизни, военной мощи, свершениям в искусстве, спорте и т.д. Все это очевидно и банально. Но без этого правители любой страны смотрятся мелко, как некие «повелители блох».
В России успех государства никак не увязан с успехом отдельного гражданина и наоборот. А только это и может служить объединяющей идеей. В США Барак Обама говорит бизнесменам-производственникам: ваши успехи – это успехи Америки. У нас же наблюдаются колоссальные успехи бр. Ротенбергов, бр. Ковальчуков, гг. Тимченко, Абрамовича, Дерипаски, Потанина, Вексельберга, Прохорова и пр., но почему-то рядовой гражданин не ощущает их великие свершения, как свои собственные или как успехи страны, скорее это игра с нулевой суммой: у кого-то прибыло потому, что у кого-то убыло. И вряд ли кому-то из нас придет в голову гордиться этими персонажами.
Но дело не только в успехах. Возьмем, скажем, США и Китай. Вроде бы обе эти страны успешны. Но в США стремятся приехать люди со всего мира, а вот желающих уехать на ПМЖ в Китай как-то особенно не наблюдается.
Дело в том, что США задают стандарты, моды, тенденции – в производстве вещей, идей, создании произведений искусства, формировании образа жизни, которые оказываются привлекательными для людей самых разных стран, рас, верований. А Китай пока не создает.
Кто-то верно заметил, что сеть быстрого питания МсDonald’s сыграла не меньшую роль в завоевании Америкой мира, чем компания McDonnell Douglas, выпускавшая F-15 Eagle – основной боевой самолет ВВС США.
Россия в этом плане не преуспела – наши гражданские самолеты устарели, об автомобилях и говорить нечего – это прошлый век, айфонов, айпадов и прочих «гаджетов» мы не производим. По объему экспорта наукоемкой продукции различных типов в денежном выражении Россия отстает от Китая на два-три порядка.
В тех странах Латинской Америки, где мне довелось бывать, я в шутку задавал местным гражданам вопрос, что, по вашему мнению, производит Россия. Лучший ответ я получил в Коста-Рике: «Водку и нефть».
На самом высшем уровне ставятся некие цели (5-процентный рост ВВП, доля в 15% на мировом рынке гражданского авиастроения, ликвидация аварийного жилья, ввод жилья, исходя из расчета 1 кв. м. на человека в год, резкое наращивание темпов дорожного строительства и т.п.), они не достигаются и из этого не следует никаких выводов.
Вот почему мы будем находиться в состоянии стагнации, переходящей в депрессию, до тех пор пока эти негативные процессы резко не ускорятся под влиянием внешних факторов. У нас не нашлось никаких новых стимулов для развития, а грядущее падение цен на энергоносители не сулит нам ничего радостного.
Остановить и повернуть вспять негативные процессы могут только какое-то совершенно неординарные усилия со стороны президента и его окружения, ибо все судьбоносные преобразования запускаются в России сверху. Но пока реальных шагов в этом направлении не наблюдается. Вероятно, это дело каких-то будущих поколений вождей и управленцев.
Возвращаясь к мысли о том, что «слова не падают в пустоту», хотелось бы заметить, что Россия не совершит никаких прорывов, пока не будет сформулирована та самая «национальная идея», то есть идеология, способная завладеть сознанием людей, объединить их и тем самым, говоря словами Ленина, стать материальной силой. А стать она может таковой не только в силу своих внутренних достоинств, а прежде всего в силу того, что лидеры, которые ее предложат, будут и в самом деле страстно верить в некие идеалы, а не использовать их в качестве «дымовой завесы» для реализации каких-то иных целей, связанных с личным благополучием. Особой надежды на появление таких личностей в обозримом будущем не просматривается.
