АЛЕКСАНДР СОСНОВСКИЙ
Старинная поговорка гласит: “Все дороги ведут в Рим, а в Риме – к шлюхам”. Во время церковных соборов в Вечный город стекалось множество паломников, иностранных негоциантов, праздношатающейся публики, авантюристов всех мастей. К их услугам всегда были готовы тысячи проституток. Генерал-квартирмейстер герцога Саксонского произвел как-то нехитрый расчет: “Итак, мы переезжали от одного женского дома к другому. В одном насчитывалось около 30 обитательниц, в другом меньше, в третьем больше, не считая тех, которые жили сами по себе или подрабатывали в банях. Так насчитали мы около 700 падших женщин. Больше искать мне не хотелось…” Другой участник собора, некто фон дер Гарт легко насчитал полторы тысячи проституток. Общее количество искательниц наживы или просто любовных приключений не поддается учету, ибо к профессионалкам всегда не прочь были присоединиться жены и дочери почтенных граждан.
Современники не жалели красок, живописуя характер темпераментных римлянок. Достаточно вспомнить вполне реалистические новеллы Д.Боккаччо или сатиры Ф.Рабле: “Позвольте вам напомнить один случай, который произошел в Риме двести шестьдесят лет спустя после основания города. Один юный патриций встретил на холме римскую матрону по имени Верона, глухонемую от рождения, но так как юноша и не подозревал, что имеет дело с глухонемой, то, сопровождая свою речь свойственными италийцам жестами, он обратился к ней с вопросом, кого из сенаторов встретила она, поднимаясь на гору. Слов его она не разобрала и решила, что речь идет о том, что всегда было у нее на уме и с чем молодой человек, естественно, мог обратиться к женщине. Тогда она знаками, – а в сердечных обстоятельствах знаки неизмеримо более пленительны, действенны и выразительны, нежели слова, – завлекла его к себе в дом и знаками же дала понять, что эта игра ей по вкусу. В конце концов они, не говоря ни слова, вволю набарахтались. А еще я боюсь, что глухонемая женщина вовсе ничего не ответит на ваши знаки, а сей же час упадет на спину…”
Состояние нравов осложнялось еще и тем обстоятельством, что в Риме находился центр папской курии, сосредотачивалось большое количество церковной братии. Иногда католические аббаты отличались от светских людей лишь своей тонзурой. Среди них было немало женатых, которые жили в монастырях вместе с женами и детьми, проводя время в попойках и развлечениях. Уже с ХII века святые отцы принялись торговать отпущением грехов, пресловутыми индульгенциями, которые предусматривали расценки на совершение любого проступка или даже преступления. Подделка документов стоила 7 гроссов; продажа должности – 8 гроссов; нарушение тайны исповеди – 7 гроссов; кровосмешение – 5 гроссов; изнасилование – 6, причем изнасиловать женщину или девушку, возвращающуюся из церкви, стоило дороже, потому что она считалась в этот момент безгрешной и особо вожделенной для дьявола. Немудрено, что народ выражал свое отношение к церкви в обличительных поговорках: “У монахов только одно считается грехом – отсутствие денег”, “В монастыре можно делать все, что угодно, лишь благочестие не приносит пользы”, “Три вещи привозишь обыкновенно из Рима – нечистую совесть, испорченный желудок и пустой кошелек”. Повсюду звучали сатирические куплеты, вроде этого: “Прелюбодеи, сводники, блудницы и доносчики, стекайтесь в Рим, здесь вы будете богаты!..”
Соблюдение внешних приличий мало заботило святых отцов, более того, они благодушно дозволили горожанам обсуждать свои похождения. Однажды под ватиканской стеной был обнаружен мраморный обломок с изображением некой античной сцены – не то Менелай, защищающий тело Патрокла, не то Аякс, несущий прах Ахилла. Пасквино, владелец портняжной мастерской, расположенной напротив, взял за обыкновение собирать возле этого обломка соседей и всех желающих посудачить на злобу дня. Пасквино был хорошим портным: он одевал папу, кардиналов, прелатов и других господ апостольского двора. Естественно, он многое знал и о многом мог рассказать. Пасквино часто прохаживался по адресу их святейшеств, а язычок у него был поострее ножниц. Бойкий портной вошел в историю – по его имени резкие и далеко не безобидные памфлеты стали именоваться пасквилями. Когда папой римским стал Иннокентий VIII, пасквилянты острили: “Иннокентий родил восемь мальчиков и столько же девочек, уж его-то Рим по заслугам может назвать папой”.
Папа Иннокентий VIII запятнал себя многими грехами и в конце концов подорвал здоровье. Силы его быстро угасали, он засыпал на ходу… Иннокентий VIII отдал богу душу 25 июля 1492 г. Пасквино со своими друзьями отреагировал незамедлительно: “Не ищите больше сладострастия, обжорства, скупости и низости – все эти грехи заперты в гробу Иннокентия VIII”.
Но радоваться, как оказалось, было рано. К папскому престолу подбирался коварный и жестокий кардинал Родриго Борджиа, которому предстояло затмить всех своих предшественников. Он был избран папой в ночь с 11 на 12 августа 1492 г. Кардинал Джованни Медичи, склонившись к уху соседа, кардинала Чибо, прошептал: “Мы – в пасти льва. Он пожрет нас, если мы не унесем ноги…” А новый папа, который принял имя Александра VI, был вне себя от радости: “Я папа, понтифекс, наместник Христа!”
Единственная слабость святого отца состояла в том, что он не всегда управлял своими страстями и постоянно находился под влиянием обольстительных женщин. Среди многочисленных привязанностей Александра особое место занимала Джиованна Ваноцца де Катани. Злые языки утверждали, что Ваноцца сменила в постели папы собственную мать, когда та состарилась и утратила привлекательность. От этой связи родилось несколько детей, и чтобы избежать скандала, Борджиа несколько раз выдавал Ваноццу замуж, награждая подставных мужей деньгами. Борджиа отличался необыкновенным чадолюбием и не стеснялся признавать своих детей. С достоверностью можно утверждать, что от Ваноццы у него их было четверо. Кроме того, Борджиа имел еще троих детей старшего возраста.
К моменту избрания папой Борджиа уже остыл от жгучей страсти к Ваноцце, которой исполнилось сорок лет. Но он неизменно обходился с ней как с матерью своих детей, осыпая золотом и знаками внимания.
Позднее место папской наложницы прочно заняла золотоволосая Джулия Фарнезе, которая была всего на четыре года старше его дочери Лукреции. Девушке едва исполнилось 15 лет, когда Борджиа обратил на нее внимание. Джулия настолько поражала необыкновенной красотой, что современники называли ее не иначе как Bella, то есть Прекрасная. Добиться расположения сестры аристократа Алессандро Фарнезе, будущего папы Павла III, было не так-то просто. Однако родственница Борджиа, Адриана де Мила оказалась удачливой сводницей. Именно благодаря ей папа достиг вожделенной цели, а Алессандро Фарнезе получил кардинальскую шляпу. Связь юной красавицы и стареющего прелата продолжалась несколько лет. Насколько серьезным было это увлечение, свидетельствует тот факт, что в Ватикане, у входа в папские апартаменты висела выполненная на заказ картина Пинтуриккьо – дева Мария с лицом Прекрасной Джулии. По совету Борджиа, Адриана устроила брак Джулии со своим одноглазым сыном Орсино Орсини, синьором Монтеротондо. С помощью этой уловки папа открыто посещал гостеприимный дом и пользовался расположением фаворитки.
Жители Рима только беспечно посмеивались. Скандальные похождения Александра VI были им хорошо известны, но какой же прелат не имел тогда любовниц и внебрачных детей! Папы времен Ренессанса не чурались плотских удовольствий. Борджиа отличался от других лишь тем, что и не думал скрывать личные пристрастия, более того, он выставлял их напоказ. Такой цинизм даже подкупал своей откровенностью. Однако вскоре стало проявляться и подлинное лицо верховного владыки. Борджиа творил произвол без стеснений и угрызений совести, сделал его основой своей политики. Беспокойный по натуре, он то и дело замышлял очередные интриги. Особое безрассудство Борджиа проявлял во всем, что касалось собственных детей. Слепое родительское чувство толкало его на подлоги и прямые преступления ради преуспеяния своих родственников. Самой главной пассией Александра всегда оставалась дочь Лукреция…
Еще с младенчества папа поручил ее заботам вездесущей Адрианы де Мила. Именно в ее доме прошли самые нежные годы Лукреции. Невинное дитя воспитывалось в обстановке напряженной эротики, двусмысленных ситуаций и рискованных шуток. Понятно, что атмосфера порока наложила на впечатлительную натуру неизгладимый отпечаток. Златокудрая девочка с огромными серо-голубыми глазами с юных лет внушала окружающим самые пылкие грезы. Она очень тонко чувствовала прекрасное, свободно говорила по-итальянски, по-испански, по-французски, читала на латыни, изучала греческий. Людская молва сделала Лукрецию сладострастным чудовищем, обвинила в кровосмешении и распутстве, приписала множество кровавых драм. Сегодня трудно судить, насколько обоснованны эти обвинения.
Александр VI придерживался установленного предшественниками обычая выдавать замуж свое женское потомство. В 1490 г., всего десяти лет от роду, Лукреция была помолвлена с неким испанским дворянином. Затем договор был расторгнут, и в 1491 г. состоялось новое обручение – с доном Гаспаром да Просида, графом д’Аверса. После восшествия на престол Святого Петра Александр счел подобный союз недостойным для дочери и откупился от дона Гаспаро тремя тысячами дукатов. Преисполненный благодарности к кардиналу Асканио, папа договорился выдать Лукрецию за Джованни Сфорца, владетеля Пезаро и родственника своего бывшего конкурента. По этому случаю за большую взятку был составлен документ, в котором Лукреция аттестуется как “viago incorrupta, aetatis iam nubilis existens”, то есть “сохранившая девственность до достижения брачного возраста”.
10 июня 1484 г. синьор Сфорца прибыл в Рим в сопровождении многочисленной свиты. 12 июня, в среду, папа пригласил всех городских чиновников, сенаторов, иностранных послов вместе с женами на торжественное бракосочетание в ватиканский дворец. Новобрачная получила в приданое 31 тысячу дукатов и другие богатые подарки. Во время пышной церемонии служители вынесли 150 серебряных ваз с конфетами, которые опрокинули гостям на колени. Вечером, за интимным ужином остались только самые избранные и среди них несколько женщин: сама Лукреция, очаровательная Джулия Фарнезе, дочь Иннокентия VIII Теодорина, дочь графа Питильяно и некоторые другие дамы. Компания просидела за столом до семи утра, развлекаясь обсуждением фривольных сценок, которые разыгрывали приглашенные актеры. Наконец папа лично проводил дочь с женихом во дворец Санта Мария, находившийся по соседству.
Выдавая дочь замуж, папа уготовил ей роль не более чем разменной монеты. Союз со Сфорца изначально был обречен, ибо планы Борджиа постоянно менялись: то он считал важным укрепить связи с арагонским домом, то обращал алчные взоры к Неаполю. Одно время Лукрецию прочили за владетеля Салерно, а затем появился новый блестящий соискатель – семнадцатилетний Альфонс, герцог Бишелья и Квадрат, побочный сын неаполитанского короля Альфонса II. Папа и Чезаре Борджиа оказали на Джованни Сфорца решительное воздействие, и он согласился оставить Лукрецию, чем спас свою жизнь. В декабре 1497 г. Александр VI объявил свою дочь разведенной по причине неспособности мужа к совершению таинств брака. Лукреция вновь возродилась как Феникс из пепла, присягнув, что не жила с мужем и продолжает оставаться девушкой. По этому поводу флорентийский посланник А.Брагги заметил: “Хотя она, видит Бог, и раньше, и тогда была величайшей распутницей, какая только существовала в Риме”. Оскорбленный Д.Сфорца, которого ни за что ни про что объявили импотентом, до конца своих дней продолжал утверждать, что истинной причиной развода была преступная связь Александра с дочерью.
Слухи подогревались еще и тем обстоятельством, что в июне 1497 г. Лукреция по непонятной причине была подвергнута опале и содержалась в монастыре. Как явствует из донесений посланников, в марте 1498 г. она тайно разрешилась от бремени. Кто был отцом ребенка, так и осталось загадкой. Опасаясь преследований со стороны Борджиа, о новорожденном младенце предпочитали не говорить. Спустя некоторое время при дворе появился некий мальчик по имени Джованни (Хуан), который, судя по возрасту, появился на свет именно в указанные сроки. Папа узаконил его происхождение двумя странными грамотами. В булле от 1 сентября 1501 г. отцом Джованни был назван Чезаре Борджиа. В другой булле, датированной тем же числом, Александр VI признавал мальчика собственным сыном, но вместе с тем оставлял в силе и предыдущее постановление. Таинственный ребенок был осыпан поистине княжескими милостями: он получил герцогство Непи с Палестриной, Фраскатти, Олевано, Палиано и Антиком. Кроме того, папа подарил лично ему древний город Камерино в Умбрии. Этот мальчик постоянно находился при Лукреции, которая называла его своим братом. Вся эта запутанная история отнюдь не способствовала поднятию морального авторитета семейства Борджиа, а упорные слухи о кровосмешении получили косвенное подтверждение.
Отвратительные слухи достигли неаполитанского двора. Альфонс II, как мог, противился браку сына с Лукрецией. Однако папа настаивал и даже грозил его величеству. Ссориться с наместником Христа было опасно и пришлось скрепя сердце согласиться. Свадьбу отпраздновали 20 июня 1498 г. “Папа, – писал венецианский посол, – присутствовал на балу до самого утра и вел себя как юноша”. Секрет его бодрости современники объясняли умеренностью в пище и воздержанием от крепких напитков. Зато Борджиа всегда с большой охотой предавался чувственным удовольствиям.
В дневнике И.Бурхарда от 31 октября 1501 г. имеется такая запись: “Вечером происходил пир у валенсийского герцога (Чезаре. – А.С.) в папском дворце. В нем приняли участие пятьдесят почтенных блудниц, обычно называемых куртизанками. После пиршества они плясали в своем одеянии, а затем нагие. После обеда свечи в серебряных подсвечниках со стола были поставлены на пол, между ними были разбросаны каштаны, и блудницы, нагие, на руках и ногах, переступая подсвечники, подбирали каштаны. Папа, герцог, его сестра донна Лукреция присутствовали при сем и наблюдали сие. Наконец были выложены подарки, шелковые плащи, обувь, береты и другие вещи, которые обещаны были тем, кто более других познает плотски названных блудниц. Затем присутствовавшие при сем в качестве судей раздали подарки победителям”.
Следующая запись гласит: “В четверг, 11 ноября, некий крестьянин прошел через ворота Виридарские, ведя за собою двух кобылиц, нагруженных дровами. Когда он вошел на площадь Святого Петра, к нему подбежали конюхи папы, обрезали сбрую, сбросили дрова и привели кобылиц на небольшой двор, находившийся во дворце возле ворот. Там они выпустили без поводьев четырех дворцовых жеребцов, которые, кусаясь, лягаясь и издавая неистовое ржание, подбежали к кобылицам и, искусав и ранив их, покрыли их. Папа из своей комнаты, расположенной над воротами дворца, и донна Лукреция созерцали сие, смеялись и были весьма довольны сим зрелищем”.
Борджиа явно не страдал бледной немочью и угрызениями совести. “Папе, – отмечал венецианец Паоло Капелло осенью 1500 г., – семьдесят лет. Он молодеет с каждым днем. Его заботы никогда не длятся и одной ночи. Он веселого характера и делает только то, что ему полезно”. Александр VI продолжал бурный роман с Джулией Фарнезе и одновременно оказывал благосклонность другим женщинам. Правда, случались и неприятности. Так, один ревнивец убил своего тестя за то, что тот занимался для папы сводничеством. Впрочем, Борджиа нисколько этим не смущался и не терял присутствия духа. Даже когда Чезаре зарезал прямо у него на руках любимого слугу Пьеретто и кровь жертвы брызнула в лицо христианского владыки…
Сам герцог Бишелья, молодой муж Лукреции, не чувствовал себя в безопасности. Борджиа и его сын Чезаре все более склонялись к дружбе с французами, они охладели к Неаполю. Альфонс перебрался в Неаполитанское королевство, оставив в Риме беременную жену. Лукреция сильно сокрушалась и во всеуслышание скорбела о разлуке. Бишелья поддался уговорам и приехал в Сполетто, где Лукреция пребывала в качестве наместницы. Оттуда супруги вместе вернулись под отчий кров, который как раз в этот момент дал трещину. В папском дворце обвалилась крыша, и папа подвергся смертельной опасности. 3 июля визитер из Венеции нашел его святейшество, а также “мадонну Лукрецию с мужем и одну из фрейлин, которая являлась любовницей папы”, в весьма раздраженном и нервном состоянии.
Возможно, это обстоятельство сыграло роковую роль. Во всяком случае, события развивались стремительно. Вечером 15 июля 1500 г. герцог Бишелья подвергся неожиданному нападению на ступенях собора Святого Петра. Неизвестные преступники нанесли ему несколько ранений в голову и руки, а затем скрылись. Обливаясь кровью, Альфонс добрался до покоев папы. Александр VI находился в обществе Лукреции, которая на минуту лишилась чувств, а потом бросилась делать мужу перевязку. Для ухода за раненым выписали врачей из Неаполя, поскольку герцог боялся отравления. Не доверяя местному персоналу, эскулапы сами готовили ему обеды “в глиняном кухонном горшочке”, но опасность отнюдь не миновала…
Чезаре Борджиа как злой гений стерег каждый шаг своего зятя. Современники приписывают ему зловещую фразу: “Что не сделано за обедом, будет сделано за ужином”. Это были не пустые слова. Видя, что здоровье Альфонса пошло на поправку, Чезаре решился на откровенное убийство. Однажды вечером он просто-напросто блокировал комнату герцога, выслал посторонних и приказал своему оруженосцу Микелетто задушить его. Впервые после замужества Лукреция Борджиа не уберегла своего девичества, а окружение папы даже не пыталось замести следы. Чезаре оправдывался тем, что Бишелья сам проявил агрессивность и первым напал на него. Александр же не скрывал удовлетворения: “Герцог (Чезаре. – А.С.) говорит, что не он его ранил. Но если он и сделал это, так тот заслужил”. В глазах римлян бесспорным виновником преступления являлся Чезаре Борджиа.
В обществе поднималась волна протеста против засилья Борджиа. Не только досужие любители почесать языки, но и просвещенные гуманисты были настроены решительно. Все чаще раздавались резкие обличения.
Не исключено, что Лукреция Борджиа, долгое время бывшая игрушкой в руках своего отца и брата, к концу правления Александра VI начала испытывать некоторое раскаяние. Все большее влияние на нее стали оказывать талантливые поэты и живописцы, в среде которых она вращалась. В 1501 г. в ее жизни произошло еще одно изменение: Альфонс д’Эсте, герцог Феррары, заслал к ней сватов. Фердинанд, старший брат Альфонса, вручил ей золотое кольцо, украшенное драгоценным камнем. Затем брат жениха “принес четыре других кольца большой ценности, в которых находились алмаз, рубин и изумруд. Затем на стол были поставлены шкатулки для украшений…” Из нее извлекли “головное украшение с шестнадцатью алмазами, таким же количеством рубинов и со ста пятьюдесятью жемчугами и четыре ожерелья с прекраснейшими другими камнями. Все это оценивалось в восемь тысяч дукатов, о чем в любезных выражениях осторожно указал кардинал Эстский, передавший эти подарки, заявив, что в Ферраре у герцога имеются и другие”.
Устоять перед таким каскадом подношений было трудно. К тому же папа перестал бы быть самим собой, если бы не интриговал до последнего вздоха: им овладело сильное желание укрепиться на севере Италии. Участь Лукреции была решена: “Сегодня, в 20 часов или около этого, донна Лукреция вышла из апостольского дворца, дабы проследовать в Феррару к своему мужу. Она ехала верхом… С ней следовало 500 всадников. На ней не было драгоценных одеяний, так как шел снег… Оруженосцы папы и знатных римлян посланы были
