Допивая последнее шампанское и доедая последний бутерброд с икрой на террасе с видом на море, я думаю о том, как я все-таки отношусь к буржуазии и богатым как таковым.
Знаете, Лев Давидович Троцкий в “Истории русской революции” очень точно написал про меньшевиков и эсеров: как они, с одной стороны, чувствуют унижение и эксплуатацию со стороны царизма и капитала, и зовут революционную бурю, а с другой – трезво понимают, что от бури этой они проиграют, и потому в решающий момент принимают все-таки сторону буржуазии.
Так и вышло в 1917-1920: см. в Википедии – Плеханов, Чайковский, Брешко-Брешковская, Савинков, Чернов, Гоц, Авксентьев, Потресов, Аксельрод, Церетели, Чхеидзе…
Вот так и я.
Нет, я не испытываю ненависти к буржуазии (или лицам, в русских условиях ее замещающим – газпром, прокуратура…).
У меня и близко нет радикального пафоса: отобрать, расстрелять, обобществить, посадить.
Но, как говорил известный Лившиц, я думаю, что надо делиться.
Потому что деньги не растут в пустоте.
Деньги, кроме смелости и фантазии инвестора, обязаны своим возникновением дорогам, школам, университетам, книгам, журналам, детским садам, пенсиям, водопроводным трубам, паркам, лесам, рекам-озерам, церквям.
И этот социальный долг правильно возвращать.
И если не возвращать его так, как Гейтс и Баффет, – неизбежно придут сталинисты, фашисты, партизаны и просто гопники, которые востребуют его по-своему.
Цивилизованно – лучше.
