Не только главреды литературных журналов стремятся к творческому содружеству, под стать Ларисе Морозовой («Провинция», г. Петропавловск, Северный Казахстан), которая уже застолбила на страницах своего издания трибуну – «Журнал в журнале» – для гостей из России и из городов СНГ. Стремятся к взаимодействию и разные виды искусства, они под влиянием нашего бурного времени и воздействием друг друга меняются, осваивают иную эстетику. Например, я уже привыкла к появлению книг художника Леонида Сергеева, он пишет о писателях, с которыми его познакомила живопись. Стиль у него живой, красочный, как и оформление, допустим, вот этой новинки «Мост над обрывом» (Рассказы. М., Новый ключ, 2012). Очевиден факт взаимодействия живописи и прозы.
Театр перестал конкурировать с газетой, свалив на нее заботу быть «пропагандистом, агитатором и организатором», а сам сменил пыл пропаганды на зрелищность разухабистых скоморохов и балаганного действа широкой ярмарки. В январе 2013 года москвичи могли видеть, как эти перемены сказались на спектаклях, похожих по теме, но двух разных театров.
18 января трагедией Александра Пушкина «Борис Годунов» открывался фестиваль «Коляда-театра» в Театральном центре «На Страстном». Создателя и руководителя екатеринбургского театра Николая Коляду можно назвать – по пословице – «и жнец, и певец, и на дуде игрец», поскольку его постановка, сценография, музыкальное оформление; к тому же он драматург, из 13 спектаклей три поставлены по его пьесам – двум комедиям («Баба Шанель» и «Всеобъемлюще») и драме («Большая советская энциклопедия). Смелость, конечно, города берет; мегаполис Москва – не исключение, поэтому, афиша гастролей уральцев впечатляет; здесь с именами В. Шекспира, К. Гольдони, А. Пушкина, М. Лермонтова, Н. Гоголя и А. Чехова соседствует Николай Коляда.
Масштаб нашего современника поскромнее классиков: однако зритель валом валил 26 января на его комедию «Баба Шанель», а замечательный «Борис Годунов» 18 января шел с полным залом, но пустым балконом. А ведь эти два спектакля связаны единым замыслом Коляды-постановщика; в «Борисе Годунове» показана борьба за престол («Достиг я высшей власти, но счастья нет в душе моей» – Годунов), в «Бабе Шанель» стойкость народа объясняется его жизнелюбием (солистки ансамбля «Наитие» напоминают самой старшей среди них, мол, тебе через две недели 90 лет, она поражается, дескать, разве 90!).
Народ – это как бы часть природной стихии, в то же время глас народа – глас Божий, поэтому как ни мучает Годунова совесть, но руки-то у него по локоть в крови (Олег Ягодин играет царя в красных печатках), и юродивый на просьбу Бориса молиться за него отвечает библейским афоризмом: «Нельзя молиться за царя-Ирода. Богородица не велит». Куски мяса, распиханные по матрешкам, символизирующим народ, отвергнуты и летят вслед царю под хоровые возгласы: «Богородица не велит!».
Начинался спектакль оптимистично – народ проносит по сцене иконы, но как это зрелище не похоже на картину Ильи Репина «Крестный ход в Курской губернии», вместо торжественного шествия бег по кругу под грохот и шум. Театральный обозреватель «Независимой газеты» (7 февраля 2013 г.) Дарья Борисова в своей рецензии «И по кругу, по кругу…» назвала эпизод «массовым камланием», задающим спектаклю стремительный ритм и зрелищность. Скорее задан символ всеобщего единения – Бога, царя и народа, но Смута уносит и царя Бориса, и самозванца Гришку Отрепьева.
Кстати, с большой иронией звучит на сцене реплика Пушкина о Годунове: «Татарин. Зять Малюты. Зять палача и сам в душе палач». Но в Костроме, где я побывала как журналист, в музее говорят, что боярский род Годуновых был такой же знатный и древний, как и род Романовых, четырехсотлетие императорского Дома которых отмечается в этом 2013 году. У Пушкина реплика воспроизводит слухи, а не истину, не самозванец Отрепьев, а народ не признал Бориса подлинным царем. Да, тяжела ты шапка Мономаха – показывает Пушкин царя с больной совестью («И мальчики кровавые в глазах…»).
Пьеса Эдварда Радзинского «Театр времен Нерона и Сенеки» идет в театре Армена Джигарханяна; популярный актер играет постаревшего философа с которым его ученик римский император Нерон вспоминают годы их общения, то есть превращают жизнь в театральные эпизоды, заставляя зрителей вспомнить расхожий афоризм, что жизнь – театр, и люди в нем – актеры.
Здесь тоже много зрелищности. У Коляды то хор, то крестный ход как бы выплескивают на сцену кипяток эмоций. У Джигарханяна – небольшой кордебалет из нескольких молоденьких стройных танцовщиц, вносящих вопреки трагизму сообщений то об одном сенате, вскрывшем себе вены, то о другом, то о третьем атмосферу праздника жизни, присущую позднему Риму на закате империи. Когда-нибудь, обещает Нерон, сожгу этот город «вместе с жителями, а пока отправляет своего учителя Сенеку на смерть (вскрыть себе вены в спокойной домашней обстановке). Тут же выбегают танцовщицы порадовать других сенаторов и зрителей. Император-циник, его не мучает совесть, как Бориса Годунова. Язычник и христианин – во власти.
Но власти на две, как представляют пьесы Пушкина и Радзинского, а три. Возвращаюсь к новой книге Лидии Сычевой, напоминаю, что книга так и называется «Три власти». Жаль, в этот сборник рассказов она не включила статью «Стихи мои! Свидетели живые…» (О поэзии Николая Некрасова), опубликованную в воронежском журнале «Подъем» (№ 12, 20I2). Статья б очень хорошо дополнила рассказ «Три власти», открывающий сборник, и к власти древности, испытанной персонажем Сергеем на Соборной площади Кремля, к власти любви, прозвучавшей в русском романсе, к власти самодержавия (если бы «ему принадлежала такая власть, он не отдал бы ее никогда, никому») добавилась бы четвертая власть, которую открывает нам в своих стихах и поэмах Некрасов, – власть народного духа, выше которой для поэта, бывшего барчука нет ничего на свете.
Почему, собственно, у драматургов, прозаиков и актеров испокон веков не проходит интерес к этой философской проблеме – народ и власть! Давно кем-то сказано, народ имеет ту власть, какую заслуживает. А драматурги, начиная с В. Шекспира, поэты, начиная с Некрасова, прозаики, начиная с Сычевой все не угомонятся. Изучают проблему чуть ли не под микроскопом! Успокойтесь, дорогие творцы. Капитолине, солистке: хора, напоминают, что ей через две недели 90 лет, а она изумляется: разве! Народ живет вечно, а правители – будь то Годуновы или Романовы – какую-то эпоху, короткую, как у бояр Годуновых, длинною, как у бояр Романовых, всё равно мгновенно по сравнению с тысячелетней (или многотысячелетней) историей народа. Хоровое пение или танцы кордебалета создают бодрый творческий настрой и рождают новые замыслы и книги.
Руслана Ляшева
