У меня солидная работа, большая зарплата; по-моему, тебе это не важно. Однако же ты не стал ухаживать за мной, а отправился в массажный салон. Вот чего я не понимаю: что в них такого, в этих азиатских девицах? Они любят лучше, чем мы?
Мишель Уэльбек, «Платформа».
Сексуальная жизнь человека имеет одно совершенно очевидное, но, кажется, не особенно исследованное по существу вопроса противоречие. С одной стороны, он (она) всю жизнь старается найти, а найдя, соединиться со своей «родной душой» – с кем-то, может, и разнящимся в мелочах, но имеющим по сути такую же, как у него, изначальную природу. Все ищут близкого по духу, чтобы получившаяся пара стала неким двуединым, дополняющим друг друга монолитом; чтобы нашелся не просто родственный и похожий, но именно – существо из того же мира, из той же духовной вселенной; чтобы совпадение было не механическим, но сущностным. Ищут свое второе «я». Таким образом, миф Платона о «половинках», жаждущих воссоединения, превратившийся сейчас в некий попсовый фольклор, тем не менее совершенно справедлив и, несмотря на свой китчевский раскрут, продолжает оставаться, наверное, самым прекрасным поэтическим образом этой особенности человеческих существ. Неважно, какой они расы, народа, эпохи и пола. Противоречие же заключается в том, что, находясь в поиске alter ego, люди одновременно ищут свою противоположность – кого-то, кто был бы в корне отличен от них самих. Так, мужчина, принадлежащий к сексуальному большинству, кайфует от женщины прежде всего потому, что она – женщина, существо физиологически другое, противоположное, и наоборот.
Я не случайно уточнил, что все сказанное относится именно к сексуальному большинству; гомосексуалисты по своей сути устроены иначе, очевидно, у них иные мозги. Как-то, общаясь с одним своим приятелем-геем, я почувствовал, что, хоть убей, никак не могу понять, ощутить, врубиться в его сексуальный принцип. И что этот принцип укоренен гораздо глубже, чем это может показаться на первый взгляд, и, скорее всего, он распространяется на всю его картину мира.
– Так ты тогда можешь возбуждаться вообще от самого себя? – потрясенно спросил я тогда.
– Да, – совершенно серьезно кивнул он.
– Смотрю на себя в зеркало и возбуждаюсь!
Однако после этого приятель добавил, что больше всего ему нравятся негры. То есть устремленность к кому-то, отличающемуся от него самого, ему также была присуща. В конце концов мы серьезно рассорились: чем больше я его узнавал, тем более другим он представал передо мною. Но другим по-другому, совсем не в смысле сексуальной притягательности – ведь чем-то другим является и табуретка, и инфузория туфелька, но это совершенно иная инакость, которая лично для меня находится за скобками любой сексуальности.
Мы не будем сейчас анализировать отличие сексменьшинств от людей нормы (я все же склонен рассматривать гетеросексуальность как норму); также не станем размышлять о том, почему человеческие существа тянутся к своим «половинкам», при этом стремясь к противоположностям; мы рассмотрим лишь один аспект проблемы, а именно – союзы противоположных полов разных наций и рас.
На первый взгляд все представляется достаточно логичным: мужчинам безумно нравится уже одно только биологическое отличие от них женщин, женщинам – мужчин. Тем самым можно предположить, что и национальные, и расовые отличия суть продолжение отличия биологического; мол, чем более не похож на тебя сексуальный объект, тем он вожделеннее. Но все, однако, не так просто.
«Почему белым мужчинам нравятся азиатки, а белым женщинам – негры?» – вопрошала уже упомянутая в эпиграфе героиня «Платформы» Мишеля Уэльбека. А ведь в самом деле – почему?
Вспоминая свой личный опыт, могу сказать следующее. Азиатки – дочери Востока, страстные какой-то иной, но совершенно беспредельной страстью, – обитательницы принципиально отличного от твоего мира. Весь европоцентризм мгновенно испаряется рядом с ними, словно недавно прошедший тропический дождь под убийственными лучами южного солнца, – в твоем сознании белой расы, для которой до этого момента существовал лишь один мир, одна история нашей планеты, где египтян и народы Междуречья сменяли греки, тех – римляне, дальше наступало Средневековье и так далее. Так вот, вся эта изученная и затверженная история мироздания рушится, расширяясь и пугая тебя, и вдруг – ты это познаешь в один миг, как пронзенный безжалостным сатори, – оказывается, что в нашем мире существует и совершенно иной мир, где нет ни греков, ни римлян, но есть своя история и культура, ничуть не менее ценные – но иные. И тебе становится как-то сладостно-страшно от этого неожиданного узнавания. А все это тебе открылось через любовь какой-нибудь Супьи-Ямат, как у Киплинга в «Дороге в Мандалай», для которой белый мужчина почти полубог и которая явилась для тебя дверью в новую чарующую, восторженно-притягательную вселенную. И твой мир блекнет и становится скучным, словно старая стоптанная обувь, а ее мир – безумно желанным, и она сама – безумно желанной, поскольку, совершив полный переворот в твоей душе, она все равно остается женщиной – такой, к каким ты привык, и одновременно совершенно иной.
А сколько же еще разных новых миров таит в себе этот, казалось бы, по большей части уже изученный мир нашей планеты – этого «цветника мироздания»?
Ты унижен и возвышен одновременно.
Опыт с негритянкой я имел всего один, но… То ли я ждал слишком большого отличия – еще большего, чем в первый раз с азиаткой, то ли чересчур жаждал пуститься в путешествие к совсем неведомой мне страсти, то ли мечтал о еще большей странности, чем могу себе представить, – может, поэтому я испытал некоторое разочарование. Негритянка показалась мне всего лишь очередной женщиной, ну, с темной кожей, почти черными сосками – ну и что? Возможно, такое откровение, как с азиаткой, бывает лишь в первый раз, а может быть, именно Азия околдовывает мужчину подлинной магией. Ведь именно там (повторюсь) белый мужчина – полубог. И это природное, совершенно неподдельное, врожденное чувство преклонения заставляет тебя возноситься в яркие эмпиреи, о которых потом возвышенно грустишь, глядя на серый, какой-то обесцвеченный московский декабрь.
Помню, где-то читал, как Джон Леннон, оказавшийся в Японии с Йоко Оно, находясь в ресторане, вдруг воскликнул так громко, что это услышали многие: «Все японцы на одно лицо!».
И был не прав, хотя доля истины в его словах имелась.
Да, на первый взгляд, они все кажутся нам на одно лицо, но справедливости ради надо заметить, что мы им тоже.
Более того, недалекий человек, почти никуда не выезжавший из своей Усть-Хренотени, воспринимает и японцев, и китайцев, и корейцев – вообще всех монголоидов – на одно лицо. Но это отнюдь не соответствует действительности.
Прежде всего, есть монголоиды белокожие – это японцы и якуты, а есть желтые, смуглые. Разрез глаз у разных народов тоже отличается. Так вот, те, кто имеет белую кожу – в первую очередь японцы, – считают себя высшей расой. Большинство японцев вообще мнят себя высочайшим народом планеты и на других, даже на монголоидов, от которых многие из нас их и не отличают, смотрят почти с презрением.
Как-то я стал свидетелем весьма забавной сцены. Один мой друг – якут с белой кожей – женился на своей соотечественнице, она была смуглой. И между ними произошла ссора.
Ссора проходила вполне обычно – жена била посуду, муж осыпал ее оскорблениями. Все как везде. Но тут, видимо, исчерпав запас ругательств, мой друг на секунду замолчал, а потом выпалил:
– Тунгуска!
Тунгусы – русское название, на самом деле это эвенки. Не знаю, была ли его жена тунгуской, но она была смуглой, а муж – белым, что давало ему повод причислять себя к более высоким, чем она, существам.
Вот на это женщина по-настоящему обиделась. Отец ее был прокурором, и она, пользуясь связями, не долго думая вызвала милицию.
Как хорошо, что мы тогда еще не успели выпить и оставались совершенно трезвыми!.. Это нас и спасло, особенно меня, который был совсем ни при чем.
Милиционеры явились с четким указанием арестовать «эту разбушевавшуюся пьянь», которая напилась, оскорбляет и избивает «бедную прокурорскую дочку».
Обнаружив троих трезвых мужчин (я был в гостях в Якутии с поэтом Алексеем Парщиковым), представители властей были вынуждены уйти, ограничившись угрозами в наш адрес.
Вот вам и «на одно лицо»!
Вообще смешных историй, связанных с национальными различиями, случалось немало.
К примеру, в СССР было время, когда многие старались уехать на Запад, пытаясь использовать наиболее простой способ – женитьбу, и разных анекдотических ситуаций при этом возникало предостаточно. При советской власти большинство граждан не могли поехать ни в одну страну, а уж о настоящем творческом проявлении нельзя было и мечтать. И вот молодые люди из-за отсутствия клубов (все закрывалось в 11 вечера), из-за понимания, что никакая карьера им не светит (если только «не продаться коммунистам»), настоящих денег заработать невозможно, а если и можно – на разных шабашках, то их некуда будет по-настоящему потратить; короче, от полного отсутствия перспективы они собирались у кого-нибудь на «флэту» (где в это время не было родителей), напивались и трахались. Это были два доступных удовольствия. Проституция была только валютной (для иностранцев), желания юношей и девушек – совершенно обоюдными, поэтому происходил расцвет случайных связей. СПИДа тогда еще не знали, и секс в основном был «опасным».
Так вот, на одной из вечеринок невесть откуда взявшийся там молодой англичанин, напившись, возжелал присутствовавшую на мероприятии девушку, кстати, хозяйку «флэта». Он залег в одной из комнат и ожидал, когда она к нему придет. Она и пошла, но буквально через пять минут выбежала из комнаты чуть ли не в слезах.
Все гости, включая жениха этой девушки, за которого она впоследствии вышла замуж, принялись ее уговаривать.
– Ну, послушай!.. – убеждал кто-то. – Ты должна сделать это буквально «через не хочу».
– Зачем?!!
– Ну как это, как это «зачем»?! Выйдешь замуж, уедешь в Англию, поживешь какое-то время, а потом можешь и развестись – все равно ты уже станешь англичанкой, и весь мир будет у тебя в кармане! А если ты еще и родишь там ребенка…
Тут девушка зарыдала уже серьезно.
– Я не могу! Увезите меня отсюда – куда угодно, кто угодно!
– А как же англичанин?..
– Он – мудак!!! У-ууу… – плакала девушка.
Тут ваш покорный слуга подсуетился и увез ее из лап империалиста к себе домой.
Происходило много такого рода “научных” курьезов. Вспоминается одна девушка, с которой мы вместе проводили зимние каникулы в Доме творчества писателей «Малеевка». Надо сказать, что все мальчики были в нее тайно влюблены, и вообще она была прехорошенькой. Но – очень себе на уме. Рано поняв себе цену, она решила непременно выйти замуж за какого-нибудь «западника». Ее мечта сбылась, ведь она была и красивой, и донельзя обаятельной. На ней женился какой-то немец из ФРГ.
Потом – спустя много лет, когда уже началась перестройка, – она решила посетить родину. С ней встретился мой друг, тоже ездивший в «Малеевку». Вот что он рассказал:
– Сперва я ее просто не узнал. Она дико растолстела – не лицо, а просто ряха. И говорила: «Какая же я была дура! Нам ведь казалось, что там – рай, выходи за кого угодно, всякий западный мужчина богат, заботлив; будет за тобой ухаживать, дарить дорогие подарки, а ты будешь ездить по всему свету. Так вот, мой немец оказался фермером, свиноводом. Как только мы приехали в ФРГ, для меня началась просто кошмарная жизнь. Подъем в шесть утра. Никаких выходных и отпусков. В гости – раз в полгода, к таким же фермерам. Больше никуда. Он просто не понимает зачем. И с утра до ночи – работа, работа, работа, свиньи, свиньи, свиньи. Я свою жизнь здесь вспоминаю, как сказочный сон
– Так разведись!
-– Как я разведусь?.. – всхлипывала она. – Я ему уже троих детей родила, но он, похоже, хочет штук десять. Короче, полный ужас!
Другая наша подруга из «Малеевки» вышла замуж за голландца и очень скоро поняла, что голландцы, пожалуй, одна из самых сексуально холодных наций на Земле.
– Я – девка молодая, во мне все бурлит, – откровенно рассказывала она все тому же моему другу. – А этот сядет рядом, положит мне руку на колено – и все. Больше ничего ему от меня не надо. Полностью удовлетворен!
Между прочим, мой друг, который с этими девушками встречался, сам женился на американке. Но у него оказалась совсем другая история. Его жена – славистка, специалист по Маяковскому. Они действительно полюбили друг друга. Потом она уехала, клятвенно пообещав приехать через полгода. Он готовился к свадьбе, но доблестный КГБ, как-то прознав про их отношения, сделал так, что ей не дали въездной визы. И не давали еще года три. Друг чуть совсем с ума не сошел. Потом наконец девушку впустили, и они поженились. Друг уехал в Америку. Через три года вернулся и рассказал на этот раз мне:
– Понимаешь, я там совсем не нужен! Тут мы как-то жили, пили, бездельничали, веселились. А там нужно работать. Уже через год ее родители начали на меня косо поглядывать. Но не это главное.
– А что же? – поинтересовался я, вспоминая, какие нежные, любовные письма писала ему девушка, как он ее ждал.
– Главное, что они какие-то совсем другие, абсолютно от нас отличаются, например, в повседневной, бытовой жизни. Здесь, женившись на нашей девушке, я бы точно знал, как себя с ней вести. Если я говорю, к примеру, «А», она говорит «Б» и тому подобное. С ней, там, я чувствовал себя каким-то идиотом, постоянно попадал впросак. Я говорю «А», а она – какое-нибудь «Ю». У них совершенно другие реакции, чем у нас, даже на самые обычные вещи. И я никак не мог понять этой системы. Поэтому и вернулся. Мы не развелись, но пока поживу здесь. Надо отдохнуть друг от друга, – закончил он свою тираду совершенно банальным выводом. – Кстати, знаешь, почему там безумно ценятся русские мужики?
– А они ценятся?
– Еще как!
– И почему? – заинтересовался я.
– Там сексуальную жизнь проходят чуть ли не в начальной школе. Их – буквально! – учат онанизму. Это у них считается сверхнормой. Вот они и мастурбируют всю жизнь. А словосочетание «заняться сексом» для них прежде всего означает «заняться оральным сексом». По очереди. Иногда, конечно, происходит и половой акт, но заканчивается он онанизмом. А наши мужики ничего этого не знают, как впендюрят американке, и у той глаза на лоб! Там же никто так не делает! Вообще, сексом они занимаются в школе – интересно все-таки попробовать практически, что тебе преподают. А годам к двадцати им все это страшно надоедает. Они начинают заниматься карьерой, лет в тридцать пять женятся, а лет в сорок рожают детей.
– Да… – задумчиво произнес я. – Невесело. Но мне приятно, что хоть где-то мы котируемся.
– Еще бы!
Описанные им нравы заставили меня вспомнить фильм Альмодовара, где какой-то подросток приходит к девушке, а она вызывает полицию. Тот стреляет в полицейского и садится в тюрьму. Пока он сидит, девушка выходит замуж за полицейского, ставшего калекой в инвалидном кресле. Он – полный импотент, может делать только куннилингус. Тут возвращается из тюрьмы тот, кто в него стрелял, и пытается ухаживать за девушкой. Сперва она его отвергает, но потом наконец отдается. И разводится с калекой. Фильм очень жестокий. По-моему, главный его смысл можно сформулировать так: на одном куннилингусе долго не проживешь.
Я специально собрал здесь примеры совместной жизни представителей разных народов, которые по тем или иным причинам можно считать неудавшимися. Хотя полно ведь и удачных союзов.
Почему же, несмотря на такие несходства в жизненном укладе, иногда совместная жизнь людей разных национальностей все же складывается удачно, а иногда и наилучшим образом?
Мне кажется, ответ лежит на поверхности. Думается, истинным залогом успеха «союза рыжих с нерыжими» является, как это вам ни покажется странным и банальным, подлинная, неувядающая любовь. Только она рождает вечную страсть, постоянное влечение друг к другу, а оно разрешает любые проблемы – социальные, бытовые, языковые и все прочие. Люби по-настоящему – и можешь связать свою жизнь хоть с инопланетянкой, потому что перед истинной любовью все отступает на второй, нет, на десятый план. Поэтому я считаю, что можно прожить долгую, страстную и полноценную жизнь хоть с овцой. Главное – по-настоящему любить ее. Ну, и чтобы она – овца – в ответ на твои признания и заверения, что ее пушистость – самая ценная для тебя вещь в мире, проблеяла бы тебе что-нибудь искреннее, нежное и любовное. И тогда – я уверен! – все у вас будет прекрасно, даже если вы живете на Марсе.
Егор РАДОВ.
