Все время думаю об этой истории с дворником-таджиком и ребенком. Для нас, городских детей, двор – священное, сакральное место. Особенно если повезло вырасти в настоящих не сквозных дворах. Это карта нашей волшебной страны: мы знали, где чья лавочка, где место бабулек и взрослых пацанов, где играют в домино, и где у нас тайники с цветными стекляшками и строительными патронами. Мы умели уходить от балконного наблюдения мамаш, мы спускались в запретный подвал в поисках приключений. И над всем этим был Дворник – фигура абсолютного Взрослого. Дворник гонял нас, не давал совершать шалостей, рассказывал мамашам обо всех проделках. Помню это чувство куража и страха, когда мы уже в подвале на запретной территории, за которую наказывают ремнем, и тут проносится шухер, что идет Дворник. Мальчишки могли дразнить Дворника на расстоянии, но безопасно, незлобно. В то же время Дворник отвечал за безопасность двора. Он знал, кто где живет, всегда замечал чужого, никогда бы не допустил, чтобы кто-то посторонний разговаривал с детьми. Дворник был одним из персонажей нашего мира наряду с Бабкой Веркой, огромной старухой, которая гоняла нас от своей яблони. Наряду с собакой Пальмой и котом Тимофеем. Наряду с дядей Колей, который все время чинил свой зеленый “Москвич” перед нашим прдъездом.
А теперь вместо Дворника – бессловесный подметающий раб. Дети умеют быть жестокими, нападать и травить стаями, кто не помнит таких примеров из своего детства – почитайте “Повелителя мух”, там все сказано. Стая детей всегда нападает на самого слабого, на Дворника она б никогда не осмелилась, а вот на раба-подметателя, о котором с презрительной ненавистью отзываются родители – вполне. Родители приехали, добились, у них есть огромный LCD-телевизор и встроенная кухня. Они никогда не знали достоинств и преимуществ двора, их мир заканчивается лестничной клеткой, на которой они обожают устанавливать дополнительные двери. Наше общество шизофренично, у нас отдельно – проблема миграции и отдельно – вот это преимущество дешевой рабочей силы. Дворника обвиняют не потому, что “ребеночка ударил”, а потому что таджик, раб посмел восстать. Не собираюсь говорить, что кто-то в этой истории прав или виноват: нельзя бить людей и нельзя травить людей – это вещи, которые должны быть очевидными, принимать какую-либо сторону все равно, что отвечать на вопрос, что лучше – педофилия или расчлененка.
Мысли мои тут больше об одичании общества, о потере городской дворовой культуры. Качество жизни – это не только материальное благосостояние, это культура, образование, воспитание. А у нас действительно впечатляющий рост благосостояния происходит одновременно с невероятной деградацией во всем остальном. Двадцать лет наша официальная идеология – только богатство, только потребление, деньги – вот товар, на который можно купить всё (в том числе “патриотизм” и “положительный пейар”). Всё должно зарабатывать деньги и приносить прибыль, даже то, что для принесения прибыли вообще не предназначено. Для того, чтобы Оксфорд стал прибыльным предприятием понадобилось более 500 лет меценатства. И до сих пор Оксфорд успешен тем, что никому и в страшном сне не придет ставить “окупаемость и получение прибыли” главнейшей целью университета. Россия – вполне богатая страна, у нас есть деньги для запуска по мегапроекту в год (Олимпиада, саммит АТЭС, ГЛОНАСС, Сколково, Мундиаль). Для спонсирования одного хорошего университета (в европейском смысле, с кампусами и прочим) нужно гораздо меньше. Но вместо этого мы видим реформу образования имени Ливанова.
В России сейчас уникальный эксперимент по одновременной культурной деградации и увеличению доходов населения (на самом деле по хитрой схеме велферного распределения между несуществующими классами). В итоге получатся богатые орки, которые забудут, что когда-то в советские годы они были одним из самых высокоразвитых обществ в мире. В последнее время все больше историй, как дети записных патриотов живут, учатся и работают за границей. И в этом нет цинизма или отсутствия любви к родине, на самом-то деле. Не там ищете. Это именно что комфортность того общества по сравнению с этим, ностальгия по советскому, которого больше нет.
А эпизод с таджиком и мальчиком – та самая повседневность, в которой на смену городам, деревням и слободкам приходит новый тип диких орочьих поселений.
Мария СЕРГЕЕВА.
