Столыпин был первой ласточкой всего ужасного, что произошло с Россией в последние сто лет: жестокости, дурного прагматизма, какой-то общей антикультурности и, что ли, крайней несердечности, которая позже стала обязательным свойством любого чиновника новой эпохи.
Поэтому, собственно, он нашему начальству и нравится.
В Столыпине, как в матрешке, уже сидел и будущий сталин, и будущий гайдарочубайс. А чуткий русский язык связал с ним только виселицы и тюремные вагоны.
В идеале я бы, конечно, не ставил в Москве никаких антропоморфных памятников, это архаичный и трудновыносимый художественный жанр, но уж если кому и поставить, то – хорошее повтори и еще раз повтори – главному оппоненту, какой случился в жизни у Столыпина, главному врагу всех его идей, начинаний и казней, человеку, юбилей которого, в отличие от столыпинского, наша власть праздновать не захотела.
Льву Николаевичу Толстому.
