Насчет переизбрания Хусейновича.
Вот я шел сегодня по Тверской, а там до этого был, что ли, парад, и я шел вдоль уходящего в бесконечность оцепления. Мне нужно было поймать машину, а выйти на проезжую часть я не мог: ограждения и менты, менты и ограждения, проходите, проходите, не задерживайтесь, и нет в этом никакой агрессии, никакой “тирании” – просто ощущение своей чуждости и их усталого равнодушия.
Я смотрел на этих ментов, на этот вечный забор – и остро чувствовал родину. Самую ее, как сказал бы К.Крылов, писечку, самую мякотку.
Родина – это мент, охраняющий забор.
А четыре года назад, когда Хусейновича в первый раз выбрали, я оказался на Таймс-сквер, и такое это было ликование, столько там было счастья и праздника, несомненной частью которого ты являешься, что прямо как Новый год.
Нет.
Россия – не как что-то частное, а как государство, как “общность”, – это абсолютно чужое место. Это как если бы ты родился на арктической станции. И выбор тут очень простой: или ты чужой, которого убивают (в худшие времена) – или ты чужой, которого не замечают (в лучшие времена).
А вот Америка, и особенно Америка Хусейновича – как точный образец ее разнообразия – это место, где ты чувствуешь себя “дома” и “вместе со всеми”, даже если ты только что туда попал.
И даже попадать туда уже необязательно. Она все равно каким-то образом тебя “в себя включает”.
Ужасно мне нравится это радостное коллективное чувство, которого здесь никогда не было, нет и не будет.
Зато здесь есть оцепление.
