ХРОНИКА ГОРБАЧЕВСКОЙ ЭРЫ

ЕВГЕНИЙ Ю.ДОДОЛЕВ,

Господин Главный редактор

Десять лет назад началась Перестройка. Началась уже не как по-маниловски беспечный проект, обсуждаемый на некой пицундской даче под бутылочку классного сухого винца из совминовских погребков, а как государственная политика. Кульминацией этого Начала стал знаменитый апрельский пленум 85-го. А закончилась Перестройка, по моему разумению, задолго до августа-91, в девяностом. Конечно, политологи могут иметь свое, более квалифицированное мнение. Но я отчего-то не люблю их, политологов. Не уважаю. И не верю. Лично для меня Перестройка, повторюсь, началась 10 лет назад, когда я, не будучи членом ВЛКСМ и не имея ни единого дня комстажа, смог устроиться в штат газеты МК и МГК ВЛКСМ “Московский комсомолец” (с тех пор чту Павла Гусева как редактора отважного и не управляемого властями). Финал горбачевских подвижек я тоже меряю по персональным меркам, по меркам своей журналистской карьеры. (Здесь считаю необходимым добавить, что журналюг я не люблю еще суровей, чем политологов, но песня сейчас не о том…). Итак, по мне, закрытие популярной в ту пору программы “Взгляд”, с которой я сотрудничал, стало знаком, обозначившим выход Михал-Сергеича на финишную прямую…

В передаче “Взгляд”, которую зрители должны были увидеть в пятницу, 11 января 1990 года, планировалось пять “комментов”. По одному на каждый год перестройки (так и хочется сказать: пятилетки). Закадровый текст, произнесенный бодрым голосом Александра Любимова, должен был идти как бы поверх гигантских – во весь экран цифр (1985, …), в которых проскакивали вполне определенные картинки. То лицо Лигачева, то профиль Ельцина. То идущие по притихшей улице Горького размалеванные танки. Портреты Перестройки…

Я процитирую отредактированные тексты тех запрещенных комментариев в порядке их появления в программе, которая так и не вышла в эфир.

“1985-й. Наш первый праздничный год. Год новых ожиданий. 24 февраля Черненко голосует на выборах в Верховный Совет РСФСР и местные Советы. Его уставшее от жизни тело с трудом вносят в фокус телекамеры. После многочисленных похорон за два предыдущих года классическая музыка вместо радиопрограммы “Опять 25” раньше, чем западные радиостанции, доносит весть об очередной смерти в Кремле. Стремительная смена в высшем эшелоне пробудила во всех нас дух настоящего оптимизма. И даже первый перестроечный указ “О мерах по преодолению пьянства и алкоголизма, искоренению самогоноварения” ложится на радостную атмосферу ожиданий. На фоне политических рокировок народ стоит в очередях за спиртным, на фильм Абуладзе “Покаяние”. Никто не кается и не будет, но созерцание приносит не меньшее удовлетворение и веру в нового лидера, которого уважают Запад и Восток. 85-й год – год великих ожиданий. ГОД ГОРБАЧЕВА”.

“1986-й. Первые противоречия перестройки. Идет борьба с нетрудовыми доходами и развивается индивидуально-трудовая деятельность. XXVII съезд Компартии разразился разрешенным свободомыслием. Последний шаг в борьбе с пьянством был традиционным – повысили цены, в том же августе принято историческое постановление о прекращении работ по переброске рек. Тонет “Адмирал Нахимов”, первые полки выходят из Афганистана. Мы с удивлением замечаем, что жизнь меняется. Не нужно учить наизусть бессмертные строки вождей, можно не вступать в политические организации. Это, пожалуй, самый спокойный год. Если не вспоминать Чернобыль. Апрельский взрыв на Украине, цену которого мы еще не познали, стал страшным символом 86-го. Мы уже смелы, мы говорим об этом, но мы бессильны перед трагедией. ГОД ЧЕРНОБЫЛЯ”.

“1987 г. Гласность в баталиях 86-го, и в прессе начинается стремительная гонка на опережение. Все это сопровождается невиданным доселе читательским бумом. Выходят в свет первые “неформалы”. Страна озабочена проблемами рокеров. Городу Устинов возвращается название Ижевск. Мы смотрим “Легко ли быть молодым” и представляем, что этот фильм и соразмеряет масштаб нашей трагедии. Истинные размеры мы узнаем позже. Красную площадь прозвали “Шереметьево-3”: Матиас Руст вызывает кадровые перестановки в Министерстве обороны. Из официальных речей исчезают лозунги перестройки. Забыто ускорение, утихают споры о госприемке. Косметических мер стало явно недостаточно. 29 декабря новое руководство наносит первый предупредительный удар по конгломерату министерств – упразднен Госкомнефтепродукт. Еще один год ожиданий, мы торопим время, требуем быстрых перемен и не замечаем, что в механизме уже произошло торможение. Первый кризис власти разражается в октябре на Пленуме ЦК. Борис Ельцин уходит. Это событие переросло за рамки формальных чествований 70-летия революции и, безусловно, было самым значительным на третий год перестройки. ГОД ЕЛЬЦИНА”.

“1988. Предстоит партийная конференция. Неожиданно выясняется, что делегатов можно выбрать. Это первые выборы, пока в рамках партии. На самой конференции жесткой критике подвергается академик Абалкин – будущий шеф Госкомиссии по реформе. Забытое слово “дискуссия” обретает свое истинное значение, люди перестают принимать слова на веру. Полным ходом идет реабилитация политических деятелей, репрессированных и запрещенных писателей. Закон о госпредприятии дает свободу трудовым коллективам. Но они уже чувствуют на себе мягкие жесткие объятия аппарата. После выхода закона о кооперации из-под снега вылезают первые кооперативные подснежники. Пресса ликует, рынок ждет насыщения, но не дождется. К концу года предстоит кооперативное похолодание. Имя Гдляна становится известным всей стране. На скамью подсудимых садятся все новые и новые функционеры. Названа и одиозная четверка делегатов XIX партконференции. Судят Чурбанова. Страна следит за развитием Карабахского кризиса. Зарубежное слово “инфляция” становится понятным до боли. Первая забастовка в магазине “Мелодия”. Пока это воспринимается как анекдот. Выиграна борьба за безлимитную подписку. В Армении землетрясение. В этот год происходит консолидация правых сил общества. Борьба за миражи социализма начинается статьей в “Советской России”: Нина Андреева не может поступаться принципами. Первые бои правые выигрывают, и это придает сил их лидеру Егору Лигачеву, который становится рупором целого политического направления и символом года. ГОД ЛИГАЧЕВА”.

“1989 год. Резко обозначились правые и левые. Пока в литературной среде. Печатают уже и Солженицына. Страна выбирает депутатов на Первый съезд Советов. Борьба, трагедии и победы предвыборной кампании рождают надежды на улучшение. Трансляцию съезда смотрят все с утра до ночи. Падает производительность труда. Мы взглянули на себя, на своих представителей в Кремле и поняли, какие мы разные. Национальный взрыв возникает незаметно, но стремительно. Апрельская трагедия в Тбилиси. Но есть и радости – выведены все войска из Афганистана. Центр общественного внимания перемещается в экономическую область. Бастуют шахтеры. Страна напряжена как никогда. Еще один синдром – экстрасенсы. События в Восточной Европе заставляют нас задуматься. Так мы не можем, но как мы хотим? II съезд. Люди устали. Они запутались и не верят. Они не хотят говорить о политике, они не хотят спорить о будущем. Еще одна надежда – предстоящие выборы в местные и республиканские Советы. Предвестницей тяжелых потрясений становится смерть Андрея Сахарова. Великий гуманист ушел из жизни, оставив нас у порога 90-х в тяжелых раздумьях. 89-й стал ГОДОМ САХАРОВА”.

Да, я был хунвейбином перестройки, я временами искренне верил тем, кому прокладывал дорогу наверх, к казне. И ни о чем не жалею, хотя моя собственная наивность меня уже не умиляет. Вот такой виделась перестроечная пятилетка 5 лет назад. Спустя некоторое время вернулся в эфир “Взгляд”. Спустя… Спустя разборки у Белого дома и нервы августовские. Спустя… Зимой, после жаркого Августа, спустили в Кремле алый стяг большевистский. Но все это уже совсем другая история. Другая эра. А то, что началось 10 лет назад, как-то тихонько, шаг за шагом, съезд за съездом растворилось. Армия, которая навела изжогу на Тбилиси и Вильнюс – завязла в Грозном. Шефа некогда могучего Московского Управления (тогда – КГБ, ныне – ФСК) снимают за один час после некой беседы в бане. (Хотя Евгений Савостьянов не суетливого Гусинского поехал защищать к зданию мэрии, а свой служебный долг выполнять). Вор по кличке Пудель тусуется с первыми лицами государства, а сотни других воров, не высовываясь, решают вопросы масштаба государственного. (А ведь Глеб Жеглов устами Владимира Высоцкого приговаривал: ”Вор должен сидеть в тюрьме!”) Репортеры, бывшие рыцарями перестройки, теперь стали разменной монетой. Все печально, но закономерно. И по-другому уже не будет.


Евгений Ю. Додолев

Владелец & издатель.

Оставьте комментарий

Также в этом номере:

ПАВЛИАШВИЛИ ПОТЯНУЛО НА ДУЭТЫ
НА ВЕРНИСАЖЕ “НА-НАЙЦЫ” ВЕЛИ СЕБЯ ПРИЛИЧНО
Кино
ОДНОЙ СТРОКОЙ
ДМИТРИЙ ЯКУБОВСКИЙ: “ГЕРОЙ НАШЕГО ВРЕМЕНИ” ИЛИ УГОЛОВНИК?
СТАШЕВСКИЙ ПЕРЕД ЛИЦОМ ЖУРНАЛЮГ БЫЛ УЛЫБЧИВ
СТАРЫЙ ВОЛК


««« »»»