Одна из глубинных потребностей человека – стремление к уподоблению, поиск объекта поклонения. Индивид, заброшенный в мир таинственных вещей и явлений, оказывается просто не в состоянии самостоятельно осознать назначение и смысл окружающего бытия. Он нуждается в системе ориентации, которая дала бы ему возможность отождествить себя с неким признанным образцом. Сегодня мы предлагаем вниманию читателей размышления известного философа Павла Гуревича о проблемах мифологии личности.
ВЕСЬ МИР – ТЕАТР
Зачем человеку зрелище? Откуда у него удивительная потребность в искусстве? Вопросы, вроде бы, отвлеченные… А они мучили Платона, одного из родоначальников философии человека. Мы же, стоящие на пороге нового тысячелетия, ничего конкретного античному философу сообщить не можем.
Он недоумевал: зачем человек идет в театр, в упоении наблюдает зрелище героического деяния? Не логичнее ли самому совершить подвиг? Так нет же. Не решаясь на реальный поступок, “двуногое без перьев” – напомним, что так Платон определял человека, – отправляется непосредственно к подмосткам и там упивается геройством, которое автор приписал выдуманному персонажу. Не странность ли? Не в театр ходи, а на городскую площадь, где страждущие и обездоленные…
Между прочим, разумному и хорошо продуманному доводу Платона так никто и не внял. Театров понастроили, героев понавыдумывали – Эдип, Медея, Электра, Антигона! Тут со своей судьбой не все понятно, поди вникай в чужой жребий… Да что там античность! В средние века Августин Блаженный опять-таки задумался над странностью человека, которого влечет к себе мир выдуманных страстей. В “Исповеди” он писал: “Меня увлекали театральные зрелища, они были полны изображениями моих несчастий и служили разжигой моему огню. Почему человек хочет печалиться при виде горестных и трагических событий, испытать которые он сам отнюдь не желает? И тем не менее он как зритель хочет испытывать печаль, и сама эта печаль для него наслаждение. Удивительное безумие! И если странные и вымышленные бедствия представлены так, что зритель не испытывает печали, то он уходит, зевая и бранясь; если же его заставляют печалиться, то он сидит поглощенный зрелищем и радуется”.
Растущая и трудно насыщаемая потребность человека в искусстве, в вымысле… Театр, книги, кино. Потом радио. Луначарский, осмысливая его роль в культуре, недаром говорил о загадке человеческой психики. Сколько новых впечатлений! Способен ли человек выдержать весь этот груз уплотняющихся галлюцинаторных видений? Чем больше средств художественного освоения жизни, тем острее тяга людей к вымыслу…
А.С. Макаренко полагал, что нельзя школьнику смотреть больше, чем один фильм в неделю: психика не справится. А мы сегодня живем в потоке художественных образов, потребность в иллюзорной жизни оказывается все более обостренной. Не правда ли, удивительное антропологическое свойство? Не помогает ли это качество человека разумного приблизиться нам к разгадке его тайны? Ведь никакое другое существо на Земле не ощущает такого странного влечения.
Вот одна из загадок: если человек нуждается в фиктивном удвоении мира, то, видимо, это его глубинное свойство. Человек – существо, которое мыслит. Существо, которое грезит. Но человек способен также смеяться, острить, любить, лицедействовать, гневаться, ненавидеть… И вот что удивительно – все эти человеческие проявления на экране выглядят странно, прихотливо. Человек мрачен, а вызывает веселье. Этакий комик без улыбки. Мыслит, а выходит, что демонстрирует тупоумие. Лицедействует, а это воспринимается как документ.
КОСМОС С ЧЕЛОВЕЧЕСКИМ ЛИЦОМ
Между отвлеченными вопросами философской антропологии, странностями человеческой природы и загадками восприятия может быть прослежена определенная связь. Почему, скажем, люди так настойчиво приписывают всему персонифицированный облик? Почему наделяют все человеческими качествами? Ответим в общем виде: сознание человека антропоморфно. Процесс познания мира с самого начала отягощен способностью человека оценивать реальность по уже сложившимся лекалам, соотнесенным с его миром. Так происходит, например, бессознательное очеловечивание космоса.
С одной стороны, человек способен осознать, что ум его отягощен предрассудками. Но, с другой… Сознание его все-таки антропоморфно. Природа, космос, действительность осмысливаются через определенную установку – помещения человека в центр мироздания. Все явления мира воспринимаются с точки зрения опыта и ценностей человека. Эти стандарты мышления обнаруживаются в спекулятивно-философских моделях античности, в метафизических системах средневековья, в некоторых современных учениях.
Человеческая психика так устроена, что сообщение не воспринимается отдельно от его носителя.
Наташа Ростова не любила писать писем. Ей необходим был живой отклик, живое ответное чувство – жест, мимика, взгляд. В принципе, любой человек в высказывании ищет смысл не отдельно от говорящего, а корректируя сообщение отношением к личности говорящего, т.е. информация воспринимается нами персонифицированно.
Откуда в человеке влечение к персонифицированным идее, сообщению, образу? Да ведь он сам по себе, вне других, имеет весьма смутное представление о том, что он такое. Павел смотрит на Петра, как в зеркало. Это мысль Маркса. Вне общества себе подобных человек и не подозревает, что красив, умен, талантлив. Обо всем этом он узнает через других, поскольку рядом живут некрасивые, неумные, неталантливые. Отталкиваясь от них, он создает образ самого себя. И других тоже…
Психика человека постоянно порождает процесс очеловечивания. На земле, в небесах и на море она усматривает присутствие образа человека. Вот почему, если исходить из общей антропологической теории, на экране постоянно нужен человек. Никакая выгородка, никакая бутафория, никакое множество безличной информации не могут заместить потребности видеть на мерцающем экране живое человеческое лицо. Такова магия персонификации…
ОБЛИКИ ЖЕЛАНИЯ
И это не прихоть, а всепоглощающая страсть. Может быть, это вообще глубинная человеческая потребность, некое универсальное свойство homo sapiens. В 1977 г. на американском телевидении появилась эффектная блондинка, причесанная по последней моде и осыпанная с головы до ног золотыми блестками: “Меня зовут Мамми Лиз”. Телевизионная красавица призвала всех, кто смотрит в эту минуту передачу, покупать люкс-автомобили производства новой компании “Твентис сенчури мотор каркомпани”. В эфир был брошен клич: “Спешите, а то вас опередят! Чем скорее вы вложите деньги в это надежное дело, тем лучше!” За несколько месяцев фирма получила тысячи заявок с необходимым авансом. Но вскоре грянул скандал. Оказалось, что такой фирмы в природе не существует, ее “изобрел” мошенник-рецидивист, загримированный под блондинку.
Нас интересует в данном случае не столько факт рекламы, сколько конкретный, “удачно угаданный” облик персонификации. Преступник убедил аудиторию в реальном наличии суперавтомобиля не просто потому, что зрители вообще склонны к обольщению блондинками. В качестве рекламы он выбрал определенный образ: не делового человека, удачливого бизнесмена, а именно эффектной “блондинки”, образ размытой привлекательности, в котором можно разглядеть представительницу фирмы или секретаршу шефа и спутницу жизни одновременно.
Ну хорошо, оказывается, нас можно обмануть и соблазнить придуманным образом. Что делать? Мы так доверчивы… Зато сами себя мы, надо полагать, знаем прекрасно, себе доверяем стопроцентно… Так ли? Можете себе представить, никто из нас не знает о себе ничего определенного. О том, кто я такой, сам я имею крайне расплывчатое представление. Мы просто фатально зависим от мнения окружающих. Чутко ловим посторонние взгляды. Когда тамада рассказывает о наших достоинствах во время юбилея, мы склонны верить каждому его слову… Иногда, впрочем, у нас рождаются сомнения, но, как говорится, людям виднее. Я и в самом деле полон сил и талантов. Политического же деятеля, как выясняется, можно убедить в том, что он не имеет себе равных в истории…
