Правда темна, хороша, неопрятна,
Точно пустырь, где растет молочай.
- это Татьяна Бек. Большой поэт и дочь ополченца самой огромной войны Александра Бека, автора некогда знаменитого «Волоколамского шоссе»
Правда очень редко бывает красивой.
Война красивой не бывает никогда.
Но победа может быть великой и писаться исключительно с большой буквы не только в официозных текстах, а и в людских душах .
И непременно с прилагательным Великая.
Которое тоже с большой буквы.
Только так. И вовсе не по приказу сверху.
Оказываясь в Москве 9-го мая, обязательно ходил к Большому театру.
Посмотреть на лица фронтовиков.
Подпитаться их жизненной силой, светлой энергией , их все более горчащей с годами радостью встречи с бывшими однополчанами.
Я просто смотрел на них, бродя меж пожилыми людьми в пилотках и гимнастерках старого образца, не стараясь с кем-то заговорить, боясь опошлить высокую оптимистическую трагедию их судьбы затертыми и затасканными словами .
Смущаясь, молча совал им в руки гвоздички из заранее купленной охапки – почему-то фронтовикам принято дарить именно гвоздику.
Старался выбирать тех, у кого на груди была медаль «За отвагу» – самая солдатская, самая честная, самая народная.
Пока в бывших советских республиках есть хоть один живой кавалер медали «За отвагу», лично для меня страна-победительница не распалась на острые осколки, не исчезла, как Атлантида.
Эти очень немолодые люди своими судьбами , словно скрепами, соединяют разодранное на части живое и кровоточащее тело огромного государства, которого давно нет, но которое есть, покуда живы они, герои и не герои той самой Отечественной, той самой Великой.
И пусть кому-то из них сегодня психологически комфортнее смотреть на свою фронтовую молодость через сказочную призму «Кавалера Золотой Звезды», а кому-то рвут душу «Прокляты и убиты» , «В окопах Сталинграда» и ужасы выселения родного народа.
Не нам их учить. Не нам пытаться что-то доказывать им.
Против их главного доказательства – одной на всех Великой Победы, у нас не может быть весомых аргументов.
И если для кого-то из них символом веры был и остается усатый Верховный Главнокомандующий – пусть остается.
Лишать человека веры на исходе его земного срока – жестоко.
Пытаться обратить его в новую веру тотального неверия – жестоко, глупо и бессмысленно.
Сохраним незамутненную благодарность победителям.
Сохраним в каждой семье любовь и светлую память о тех родных и близких, которых нам не довелось увидеть, о тех, кто не вернулся из боя.
Я не знаю, как относился бы ныне к Генералиссимусу отец моей мамы, близорукий школьный учитель, ушедший добровольцем в первые дни Великой Отечественной.
Ему и винтовку-то не выдали – велено было добывать ее в бою.
Из того самого первого боя он и не вышел.
Я не знаю, как относились бы сегодня к Сталину два молоденьких лейтенанта – братья отца.
Один сгорел в танке под Сталинградом, оставив в память о себе название школы в тех краях.
Другой, летчик, умер от ран в ленинградском госпитале за пару дней до Победы.
Он – на Пискаревском.
Но я вместе со всем миром знаю, что была блокада Ленинграда, а не Санкт-Петербурга.
Но я вместе со всем миром знаю, что была Сталинградская, а не Волгоградская битва.
После такого переименовывать города – бессмысленно.
Старые названия всегда будут проступать, как кровь из незаживающих ран через свежие повязки.
Эти раны будут кровоточить, как ни старайся залечить их с помощью новейших достижений политической медицины, сколь часто ни меняй повязки переименований.
Они – вечные священные стигматы на теле страны.
Даже не пытаюсь разобраться в безумной круговерти новопридуманных и новопридумываемых праздников.
Самый главный и самый неоспоримый праздник для меня один-единственный – День Победы.
Он никогда не будет «по старому» или «по новому» стилю.
Он просто будет всегда.
В мае. Девятого числа.
И пусть простят мою невоцерковленную вольность ярые ревнители клерикальных догм, однако, День Победы – день Великого Причащения для каждого из нас.
Для каждого. Вне конфессиональной принадлежности.
Если у нас есть совесть.
Если мы – люди.
