НЕМНОГО ОБ ОПТИМИЗМЕ В КРИЗИСНЫЙ ПЕРИОД
Люди делятся на оптимистов и пессимистов. Разница между первыми и вторыми особенно ярко проявляется в периоды всевозможных потрясений, в том числе – в период кризисов. Остряки шутят, что пессимисты уверены в том, что хуже, чем сейчас, не бывает, а оптимисты с ними спорят – бывает, еще будет…
На самом деле оптимисты – это люди, которые до сих пор были уверены в том, что на Руси жить хорошо всем или почти всем. Оптимисты еще несколько месяцев назад уверяли, что в России начинается подъем производства. Оптимисты считали, что люди стали больше получать доходов, больше покупать телевизоров, холодильников и путевок в турпоездки. Любые несоответствия представляемого благополучия со статистикой – например, с данными о том, что более четверти россиян проживают за чертой бедности, имея доходы ниже прожиточного минимума, объяснялись неучтенным, теневым производством. А то, что даже экономической “тенью” не могло быть объяснено – например, сверхнизкую продолжительность жизни россиян и их высокую смертность, аргументировали наличием пьянства и других “нехороших излишеств”.
Оптимисты бывают двух сортов – официальные и неофициальные. К неофициальным относятся либо люди, которые сами живут действительно неплохо и предпочитают не замечать окружающей бедности, либо та часть наших сограждан, которая всегда жила, живет и будет жить по принципу “лишь бы не было войны”. Именно эти люди искренне писали в самом начале перестройки гневные письма в адрес тех, кто посмел сказать, что мы живем плохо. Одно такое письмо мне запомнилось. “В нашем городе, – писала пожилая женщина, – всегда есть в продаже несколько сортов хлеба, макароны, крупа. Как же можно называть это плохой жизнью?”. Возможно, нынче эта женщина тоже жизнью довольна – ассортимент продаваемых товаров значительно расширился. Еще одним ярким примером неофициального оптимизма была в застойные времена моя учительница истории, которая, отвечая на вопрос особо ушлого ученика о товарном дефиците в СССР, патетически восклицала: “Лучше я буду ходить в некрасивых туфлях и есть плохую колбасу, но жить под мирным небом!”
Впрочем, учительницу истории по должности можно было бы отнести и к оптимистам официальным. Официальный оптимизм со сменой эпох не отошел в прошлое, а, напротив, достиг своего максимального расцвета. Сталин с его фразой “Жить стало лучше, жить стало веселее” кажется чуть ли не пессимистом по сравнению с теми, кто в последние годы “по должности” вещал об экономическом положении страны. Первый удар по официальному оптимизму нанес Сергей Кириенко. Вступая (как оказалось, ненадолго) в премьерскую должность он открыл “секрет Полишинеля” – никакого экономического подъема нет, не было, и, похоже, не будет.
Теперь единственным оптимистом оставался и остается президент Ельцин. Излучая оптимизм, он дал нам самое молодое правительство всех времен и народов, потом не позволил назвать программу антикризисной (кризиса никакого, мол, нет). Оптимизм нарастал все лето – “девальвации не будет”. Не подорвали этот настрой ни отставка правительства Кириенко, ни напрасные попытки сделать премьером “тяжеловеса”- Черномырдина, ни финансовый кризис. Беседуя с новыми членами правительства, Борис Николаевич убеждал их, что для полного знакомства с социальными проблемами страны достаточно двух дней (если не очень напрягаться), а региональные и национальные проблемы вообще не стоят серьезного обсуждения, потому что “они во-от такие маленькие, а ты (вице-премьер Густов) – вон какой большой”.
В проявлениях оптимизма президента не поддерживает почти никто из официальных лиц. Даже супруга президента в интервью популярной газете посетовала, что кризис ударил по президентской семье, в чем-то теперь приходится себе отказывать. Хотелось бы, конечно, узнать по-подробнее, на какие именно статьи семейного бюджета распространяется это самоограничение (меньше ли стали есть, или пить, или экономят на образовании подрастающего поколения)?
На помощь тем, кто, подобно президентской семье пострадал от кризиса приходят средства массовой информации. Они теперь не только запугивают людей предстоящей холодной и голодной зимой, но и дают полезные, жизнеутверждающие советы, как выжить, преодолеть трудности и вообще достичь того состояния, когда “все будет хорошо”. Впрочем, прежде чем все эти советы читать и претворять в жизнь, рекомендуется хорошенько укрепить нервную систему. Я например, впала в состояние легкой “пост-кризисной” депрессии не 18 августа, и даже не 19-го, а несколько позже, и как раз благодаря полезным советам.
Тот день начался со звонка подруги, которая, начитавшись и наслушавшись рекомендаций специалистов по выживанию, поинтересовалась, не собираюсь ли я ехать в колхоз (?) закупать мясо на зиму. Мое робкое сомнение в возможности и безопасности длительного хранения скоропортящегося мяса подруга пресекла напоминанием о ребенке (моем), которому необходимы белки, и о кризисе (нашем), который скоро сделает белки совсем недосягаемым. Положив, наконец, телефонную трубку, я перешла к чтению газетной заметки, советующей, как из двух старых носков сделать один новый. Ночью мне снился кошмарный сон, в котором я брела по подмосковным колхозам в двух новых носках, сделанных из четырех старых…
Впрочем, мясо и носки – это из раздела мелких, бытовых советов оптимистов-специалистов по выживанию. Еще интереснее рекомендации глобальные. Любители таких советов часто цитируют историю о том, как две лягушки попали в сосуды с молоком. Одна лягушка сложила лапки и ушла на дно, а вторая долго-долго лапками била, сделала из молока сметану и спаслась. Как вы догадываетесь, нас призывают следовать примеру второй лягушки, то есть выживать изо всех сил, надеясь только на собственные лапки. Я, впрочем, не уверена в правдивости всей этой истории – кто это проводил эксперимент, бросая бедных лягушек (какая гадость!) в молоко? Что это были за лягушки? И какой жирности было молоко?
Еще больше сомнений вызывает правомерность переноса лягушачьей эпопеи на нашу современную социально-экономическую почву. Уж очень мало похожа наша нынешняя псевдо-рыночная обстановка на “экономическое молоко” даже самой низкой жирности. А потому и “битье лапками” далеко не всегда может дать положительный результат. Под активным выживанием советчики-оптимисты обычно понимают готовность заниматься любым трудом. Что ж, труд, любой труд, не может быть чем-то оскорбительным или зазорным, но всегда ли он может принести радость, самоуважение и уважение? Да и есть ли у всех, кто попал сегодня в сложное, кризисное положение, возможность найти хоть какую-то работу?
Недавно в одной телевизионной передаче у министра-доктора экономических наук спросили, чтобы он делал, если бы ему на работе по несколько месяцев задерживали выплату зарплаты? Министр ответил – я бы давно уже ушел с этой работы. В газетном интервью министру вторит дама, потерявшая работу в инофирме после августовского кризиса: “Я ищу работу через рекрутерские фирмы. А всех этих шахтеров и прочих не понимаю. По-моему, они просто не хотят работать. Я, например, не видела ни одного шахтера, который бы написал свое резюме и разослал его в рекрутерские фирмы”. И министр, и дама очень напоминают Марию-Антуанетту, королеву французскую, которая советовала людям есть пирожные, если у них нет хлеба. Впрочем, шахтеры, которые почему-то ленятся писать резюме и рассылать их в рекрутерские фирмы, очевидно найдут не менее яркие сравнения…
Конечно, в нынешних условиях тем, кто хочет выжить и жить, надо много работать, и, если необходимо, менять специальности, забывать об образовании и делать то, за что сегодня платят деньги. Но утверждать, что такое положение дел – норма, что нет ничего страшного в том, чтобы после института идти торговать с лотка, могут только настоящие оптимисты. Никита Михалков в одном интервью рассказал, как хорошо живут, например, егеря в далеких вологодских лесах. Им нет дела до кризисов и долларов, потому что зарплату они вообще неизвестно когда получали. У них другие заботы – медведя завалить, клюкву собрать. Вот это – жизнь так жизнь! Так что у нас, дамы и господа, блестящие перспективы. Если у вас не получится из двух старых носков сделать один новый, вы всегда успеете уйти жить в лес. Там носки вообще не нужны, а мяса (хотя бы медвежьего) – много.
Любовь ГЕОРГИЕВА
