Любовь ГЕОРГИЕВА
“Пятый урок сегодня была математика. Измучился сегодня Н.Т. Вызывает – никто не знает. Он сначала рассердился, когда двое не знали. Потом, как и другие пошли, волноваться начал – бедный! Жалко мне его! Все время красный, наверное, думает, что плохо объясняет, сидит, волнуется, голос какой-то глухой стал. Потом поставил двойку и говорит: “Мне-то разве приятно?” Ведь всегда, когда раньше двоицы ставил, говорил, что это ему удовольствие. Конечно, шутил по обыкновению. А теперь по-другому заговорил. Бедный! Не знает, что делать… Сегодня опять сердился, двойки ставил. “Мне неприятно”, – говорит. Дело в том, что на совете ему замечание сделали, чтобы построже нас держал. Ему и неприятно плохо относиться, а надо. Безвыходное положение!”
Из дневника гимназистки Ольги Селезневой, 1915 г.
Учитель… Как по-разному может звучать это слово. Уважение. Восхищение. Благоговение. Или – раздражение, гнев, скука, унижение. Меняются времена, нравы, эпохи, но профессия учителя вечна. И значимость его тоже неизменна. К счастью, всегда были и будут учителя по призванию. К сожалению, всегда были и будут учителя, работающие “за зарплату”, от звонка до звонка. Каждый из нас, наверное, сможет вспомнить и “учителей от Бога”, и “учителей от Министерства просвещения”. Мне, например, повезло – моя первая учительница Мария Дмитриевна Чернова была именно такой, какой и должна быть первая учительница. Спокойная, доброжелательная, любящая детей без сюсюканья. Маленький человек был для нее именно Человеком, а не объектом просвещения или воспитания.
Потом учителей стало много, и были они разными. Была фанатически влюбленная в литературу, но ожесточенная и сухая литераторша. Был добродушный веселый англичанин. Был грубиян историк, обзывавший учеников “скотобазой” и несколько позже осужденный за пьяную драку. Были хорошие и плохие классные руководители. Была химичка, крепкая на словцо (“Ну, что уперся рогами в стенку и стоишь?”) и не брезговавшая взятками. Учителей было много, но при слове “учитель” я всегда представляю себе высокую, полноватую Марию Дмитриевну, склонившуюся над маленькой фигуркой в коричневом форменном платье.
“Сегодня Парасю задержала нас на целых сорок минут. Объявила, что бросает нас и, вообще, несла какую-то ахинею о преподавании… Нет, по-моему, учитель своим красноречием и знаниями увлекает ученика, заставляет его полюбить предмет, конечно, если сам его любит и взялся за него не из-за “нечего делать”. Уж если человек, избравший себе предмет на всю жизнь, не любит его, то ученики и подавно не будут любить. Вот Парасю и не любит русского языка, иначе она не стала бы говорить, что “русский язык ей опротивел”, не стала бы считать себя мученицей за то, что трудилась для любимого дела. Что она сделала? Чему нас научила? Составлять глупые планы, совершенно не нужные, и больше ничего, положительно ничего. Да она все мысли-то преследует! Чуть мысль более или менее свободная, она сейчас же зачеркнет – то у ней против правительства, то против начальствующих лиц, перед которыми она преклоняется, подлизывается. Ничего она нам не дала! А сколько могло быть интересных работ, споров, тем! Да, плохая она преподавательница, отвратительная! Уж сидела бы с мужем дома… А то некоторые или даже подавляющее большинство идут без призвания в учителя, а это пребольшая подлость и против себя, и, главное, против учеников, которых они коверкают”.
Из дневника гимназистки Ольги Селезневой, 1915 г.
Вот написала я о том, что профессия учителя – вечна. Но так ли это? Мир развивается стремительно, уже сейчас компьютер и Интернет перестали быть редкостью. В принципе, всю необходимую информацию даже ребенок завтра сможет получать через клавиши или экраны, не нуждаясь в “толмаче”-учителе. Что ж, если видеть в учителе только проводника информации, то, возможно, это действительно профессия вымирающая. Но мне кажется, что в условиях информационного бума значение учителя должно, напротив, многократно возрасти. И прежде всего учитель, какой бы предмет он ни вел, должен учить нравственности. Потому что лишенный нравственных основ, но вооруженный Интернетом и другими достижениями цивилизации человек гораздо опаснее, чем неандерталец, вооруженный дубинкой. Потому что только мораль становится ограничителем при запуске гибельных для всего человечества процессов. Потому что одну и ту же информацию можно использовать для производства лекарства против СПИДа, а можно – для разработки биологического оружия. И если мы исследуем процесс выбора, то он окажется долгим (“момент истины” – лишь игра слов), и в самом начале этого долгого пути обязательно стоит кто-то, кого можно назвать учителем.
Нынче, кстати, дети встречаются с первыми учителями значительно раньше, чем их ровесники двадцать – тридцать лет назад. Недавно я услышала разговор двух мам, чьи четырехлетние детишки посещают школу эмоционального развития. Мамы возмущались тем, что учительница рисования призывала малышей “всем вместе посмеяться над теми, у кого получились некрасивые флажки”. Возможно, эта дама сможет научить детей хорошо рисовать флажки и другие предметы. Но назвать ее учителем, конечно, нельзя.
“Так нехорошо это все. Зачем так на свете все устроено? Не могут разве люди жить без этих старших и младших. А то с детства привыкают подделываться, льстить. Ну и в жизни та же история: что преподаватели, что богатые, влиятельные люди – одно и то же. Попадешь в милость к преподавателю – баллы будут хорошие. Попадешь в милость к лицу влиятельному – местечко доходное дадут. А сколько добиваются таких милостей. Сколько хороших людей засасывает эта тина, это болото. Эти гимназия и вообще учебные заведения только коверкают детей. Уж и здесь несправедливость! У детей на глазах! Какие гадкие, низкие все люди! Преклонение перед властью, перед деньгами, всюду грязь!”
Из дневника гимназистки Ольги Селезневой, 1915 г.
Быть учителем трудно всегда. И наше время не исключение. Трудно учить детей, когда тебе не платят зарплату. Трудно учить, когда ученики бедны и слабо соображают от плохого питания. Но не менее трудно, по-моему, учить и слишком сытых и работать в сверхдорогих частных школах. Есть у меня один шестилетний знакомый – ученик очень престижной British School (месячная плата – 800 долл.). В прошлом году его мама нашла в лесу брошеную молодую породистую собаку и взяла ее в дом. Потом собака пропала. Узнав об этом, я посочувствовала мальчику – жалко, мол, собаку. Но мальчик возразил: “Нет, мне не жалко, ведь мы же ее нашли, а не купили, денег мы не платили”. Нынешним и будущим учителям этого рыночно-сдвинутого создания можно, мне кажется, только посочувствовать. А всем остальным учителям пожелать, чтобы в современном мире, где многое в процессе перехода от одного “изма” к другому перевернулось с ног на голову, они сами не теряли ни почвы под ногами, ни разума в голове, ни огня в сердце.
“У нас сегодня целая история в гимназии. И преотвратительная! Левиной – “четыре” за поведение в четверти. За дерзости! Безобразие! Как все несправедливы! Кудряковой не посмели поставить четыре. Потому что тогда ее отец придет, потому что она из интеллигентной семьи. А Левина из “простой” семьи. “Мать ее одно время на базаре торговала”, как таинственно сообщила нам Любовь Дмитриевна. Какой порок, что она из простой семьи! А я-то думала, что Л.Д. хорошая, честная, справедливая, а она? Левиной можно ставить “четыре”, потому что мать ее не придет, а придет – так и не удостоят взглядом, ведь она торговала на базаре! Потому что Левина учится даром…”
Из дневника гимназистки Ольги Селезневой, 1915 г.
Говорят, сейчас престиж профессии учителя очень упал. Этому можно было бы не удивляться – трудно сохранить престиж там, где учителям не платят зарплату, еще труднее там, где платежеспособные родители считают себя вправе “заказывать музыку”. Но я не верю, что престиж этой профессии действительно упал. Потому что помимо платы в денежном выражении есть у учителей особый вид дохода, который измеряется не рублями или долларами, а неизвестными другим единицами любви. Только этим можно объяснить, почему до сих пор в этой не очень счастливой стране находятся люди, которые каждый день учат наших детей тому, что так трудно совмещается со многими проявлениями современной жизни. Учат добру, терпимости, состраданию.
Знакомая учительница, работающая с детьми в одном московском музее, рассказала мне такую историю. Однажды на занятии ей пришлось играть роль музы. Одетая в сшитый дочерью костюм, она вдохновенно размахивала “волшебной палочкой” и рассказывала о музыке, как вдруг ее прервал голос самого дотошного ученика Мити: “Дорогая муза, а почему вы так похожи на нашу Татьяну Васильевну?” Муза решила вопрос проигнорировать, занятие шло своим чередом до победного конца. Через час после занятий в комнату к педагогам явилась мама Мити, который упрямо прел в шубе, не соглашаясь уходить домой без прощания с музой. Пришлось вновь влезать в костюм, вооружаться “волшебной палочкой” и идти в раздевалку. “Дорогая муза, а как вы потом превращаетесь в Татьяну Васильевну?” – вот какой вопрос не давал Мите уйти домой. Внимательно выслушав технологию превращения из музы в педагога, Митя очень серьезно произнес: “Лучше бы вы подольше оставались феей”. Наверное, это самое лучшее пожелание всем российским учителям к Дню учителя.
