Засветилась узкая полоса рассвета, но наша палатка еще дрожала от дружного храпа. А когда проснулись – солнце стояло над лесом и его косые лучи играли на воде сверкающими бликами.
– Эх! Сейчас плотвы наловим, ушицы наварим! – сказал дед в предвкушении огромного удовольствия.
Быстро размотали снасти, наживили крючки опарышем, с нетерпением забросили подальше и поглубже – только там крупная ловится. Прошло около часа, но мой поплавок стоял неподвижно, у деда тоже не веселил. И ведь бывает так: заря хорошая, теплая, и в атмосфере давление в норме, и вода как стеклышко, а клева нет. Хоть лопни. Мы и наживку сменили, поплевав на нее старательно, а толку – никакого. Красный кончик поплавка неподвижно отражался в воде, и вокруг него, как на ходулях, на длинных раскоряченных ножках по гладкой поверхности воды бегал клоп-водомерка. Где-то на макушке дерева, нарушая библейскую тишину, ехидно трещала сорока-вертихвостка, как бы предвещая: не едать вам сегодня ухи…
Дед смотал удочку и залез в палатку досматривать сны. А я остался любоваться просыпающейся рекой и чистым росистым утром.
И тут по поверхности воды пушечным выстрелом бухнула щука, промахнувшаяся в броске за добычей. Грохнула так, что волны ровными кругами пошли по воде, и на них, словно чайные блюдца, плавно закачались белые чаши кувшинок.
– Эге, так вот на кого надо снасть ставить, – подумал я и побежал на перекат ловить пескарей.
С волнением размотал щучью удочку, насадил за губу чмокающего пескаря и подбросил снасть к самой границе зарослей.
Текли минуты ожидания. Но щука не обнаруживала себя. Видимо, она уже успела плотно позавтракать и не обращала на живца никакого внимания. Большой поплавок резво гарцевал на воде: это сильный пескарь старался утащить его на дно.
Вместо ухи мы с дедом вскипятили душистый лесной чай, заваренный на молодых побегах дикой смородины, листьях земляники, мяты и лесной травы душицы, сели завтракать под зеленым шатром огромного дуба. Разомлев под лучами яркого солнца, стали загорать, любоваться природой.
А потом я вспомнил про танцующий поплавок. Лениво поднялся, посмотрел в сторону затона: поплавка не было. Я бросился к берегу: не нашел там и удилища. На середине затона, в лопухах, как перископ подводной лодки, нырял его комель.
Дальнейшее подробно описывать нет смысла: нужно было сплавать, ухватить удилище и тащить зубастую на берег. Щука, конечно, не хотела появляться на суше: упиралась, мотала головой, сверкала зубами, но тщетно…
Долго она безнаказанно обижала мелкую рыбешку, хватая ее из засады, но на этот раз от жадности сама попалась…
М.КАЛУГИН
