ОППОЗИЦИЯ “КОНСТРУКТИВНАЯ” (1996 – 1998)

Получившая на президентских выборах треть общенационального электората политическая сила вправе была рассчитывать, что победившая власть будет с ней считаться, тем более учитывая подчеркнутое миролюбие оппозиции. А тут еще открывался шанс вписаться во власть через выборы глав региональных администраций. Здесь важно подчеркнуть, что избирательные кампании в регионах КПРФ рассматривала не как возможность взять реванш за поражение на президентских выборах, но, прежде всего, как очень важный элемент своей стратегии “исторического компромисса” с “партией власти”.

Вся деятельность КПРФ в поствыборный период, до весны 1998 г., представляла собой следование линии “исторического компромисса”, хотя некоторые элементы этого плана (в том числе и в части, касающейся предполагаемых стратегических партнеров оппозиции), а также темпы его продвижения менялись в зависимости от динамики и содержания политического процесса в стране. Традиционно наиболее близкой к коммунистам фигурой в правящей элите считался российский премьер Черномырдин. В стенах парламента КПРФ с союзниками с конца лета 1996 г. создала ему режим наибольшего благоприятствования и неоднократно оказывала критически важную поддержку. Готовность КПРФ к сотрудничеству с премьером подкреплялась тем обстоятельством, что в результате тяжелой операции и последующей длительной реабилитации под вопросом оказалась сама принципиальная возможность возвращения президента Ельцина в активную политику.

Стратегия возвращения во власть с помощью “врастания” КПРФ в госструктуры и соглашательская (в буквальном смысле слова) позиция партии оказались малопродуктивными. Упорство, с которым правящие круги цеплялись во время президентской кампании 1996 г. за власть, не имея четкой программы выхода страны из кризиса, упование на то, что, выиграв с помощью СМИ выборы, можно теми же методами создания “виртуальной реальности” управлять страной, – все это привело к тому, что система, в которую собирались “врастать” коммунисты-зюгановцы, демонстрировала все более низкие результаты, втягивалась в полосу системного кризиса, а социальная атмосфера становилась все напряженнее. Поэтому линия КПРФ на “конструктивное” сотрудничество с режимом вызвала нарастающее недовольство и критику в адрес партийного руководства со стороны рядовых партийцев и части ее актива, оппозиционного электората и ряда оппозиционеров-некоммунистов. Приход в правительство “молодых реформаторов” Чубайса и Немцова (март 1997 г.), иницировавших так называемую вторую волну “либеральной революции” и серьезное, хотя и временное, ослабление позиций Черномырдина, создал для руководства КПРФ особенно затруднительную ситуацию, поскольку поставил под сомнение проводимую им линию “исторического компромисса”. Положение крайне усугублялось тем, что “молодые реформаторы” начали фронтальное наступление на Думу.

Ответом КПРФ на этот вызов стала двойственная линия поведения. Произошла радикализация не столько реального политического курса КПРФ, сколько ее публичной фразы: партия перешла в пропагандистское наступление, но ее актуальная политическая линия оставалась более чем умеренной (поддержка Черномырдину в его борьбе с “молодыми реформаторами” и одновременно отказ от вотирования недоверия Кабинету).

Двойственная линия поведения КПРФ оказалась достаточно успешной. Более того, осенью-зимой 1997 г. компартия как никогда ранее близко подошла к своей заветной цели – заключению компромисса с “партией власти”. На этот раз в роли стратегического партнера коммунистов довольно для них неожиданно выступил сам президент Ельцин, судя по всему искавший в это время способы ослабления позиций премьера и перехвата его контактов с оппозицией.        В разгар так называемого октябрьского (1997 г.) кризиса, когда думская оппозиция якобы намеревалась вотировать недоверие Кабинету, Ельцин перешел от традиционной для себя тактики конфронтации с левыми к поиску компромисса с ними (появление президента на заседании Думы, награждение думского спикера Геннадия Селезнева орденом, заседания “большой четверки” и “круглые столы”).

Казалось, начали сбываться самые заветные мечты оппозиции: уж с таким союзником как “одумавшийся” президент можно было точно рассчитывать на вхождение в реальную власть. На рубеже 1997 и 1998 гг. воодушевленный Зюганов неоднократно заявлял, что дни пребывания “молодых реформаторов” в Кабинете сочтены и что уже ранней весной 1998 г. в стране будет сформировано коалиционное правительство.

Оценивая политику КПРФ по врастанию во власть, аналитики отмечали, что реализация этого курса привела к тому, что оппозиция стала совершенно безвредна для власти и даже превратилась в “страховочную сетку режима”. Эти, безусловно, справедливые оценки не должны затенять то принципиальное обстоятельство, что проводимая КПРФ линия на “исторический компромисс” объективна была предопределена рядом факторов, как кроющихся в самой природе партии, так и внешних по отношению к ней. Это уже упоминавшийся характер политической социализации руководства КПРФ, которому присущи ползучий прагматизм, конформизм и дефицит политической воли. (Важно отметить, что кадровый корпус КПРФ, фактически, представляет собой закрытую систему, не имеющую подпитки молодыми, яркими и нестандартными людьми.) Также идея компромисса с режимом закономерно вытекала из этатистских акцентов в идеологии КПРФ: коммунистические государственники, в отличие от революционных марксистов, стремятся к укреплению государства, а не к его разрушению. Опыт президентских выборов 1996 г., а особенно выборов московской городской Думы в декабре 1997 г., подтвердивший несоразмерность ресурсов и возможностей оппозиции и “партии власти”, вынудил аналитиков КПРФ констатировать, что на ключевых голосованиях (президентские выборы) “партия власти” в состоянии заранее гарантировать победу своего кандидата. Отсюда неизбежно напрашивался вывод, что соглашение с “партией власти” для оппозиции предпочтительнее бесполезной конкуренции с ней.

Достаточно нелепо было бы требовать от партии активизации во внепарламентской сфере. В силу возрастных (преимущественно пенсионеры и люди старшего возраста) и психологических характеристик своих членов и своего актива, она принципиально не способна организовать и возглавить широкомасштабный социальный протест. Наконец, в 1997 г., как и прежде, российской политической системе удавалось обеспечить относительную стабильность в обществе, а широкие слои населения оставались неполитизированными.

Внезапное возвращение политического процесса к конфронтационному сценарию оказалось тяжелым ударом для оппозиции, уверовавшей в искренность поворота власти в сторону компромисса и согласия и рассматривавшей появление в процессе принятия важнейших государственных решений новых согласительных процедур – “совета четырех” и “круглого стола” – в качестве зримого доказательства правильности избранного руководством КПРФ курса. Эти процедуры, столь же быстро исчезнувшие из политического обихода, как и появившиеся в нем, так и не были институционализированы, а власть публично и без колебаний отвергла активно продвигавшуюся лидерами КПРФ идею формирования коалиционного правительства на основе думского большинства. Уход власти от политики диалога с оппозицией ухудшил ситуацию, как внутри самой КПРФ, так и в отношениях компартии и ее союзников. В начале 1998 г. Ельцин фактически дезавуировал свою политику компромисса с оппозицией. Но особенно тяжелым ударом для КПРФ стала эпопея с отставкой Черномырдина и утверждением С.Кириенко главой Кабинета. Затянувший политический кризис в России (март – май 1998 г.) стал одновременно и кризисом оппозиции: ее линия “исторического компромисса” полностью обанкротилась (виной чему, впрочем, прежде всего неадекватность верховной власти), сплоченность партийных рядов была поставлена под сомнение, стратегия вытеснения режима через регионы оказалась неэффективной, региональная политика левой оппозиции вообще оказалась под вопросом (проигрыш Степанова на выборах в Карелии), наконец, на оппозиционном поле у КПРФ появился очень мощный конкурент в лице генерала Лебедя; образованный в 1996 г. Народно-патриотический союз России – своеобразная модель национального фронта, не смог сплотить левую и националистическую оппозицию и оказался на грани распада. В итоге рельефно обозначилась главная для левой оппозиции угроза – опасность утери ею политической субъектности, превращения в “пешку”, используемую “партией власти” (или отдельными ее группами) для решения своих собственных задач.

Тем не менее в окружении КПРФ раздавались голоса, предлагавшие следовать прежней линии на союз со “здравомыслящей” частью “партии власти”, что аргументировалось угрозой наступления “третьей силы” в лице новоиспеченного красноярского губернатора и рвущегося к власти криминалитета. Однако резкое ухудшение социально-экономической и обострение политической ситуации в стране, намечающаяся политическая активизация населения и переход протестного движения в новое качество, а также необходимость принятия решительных мер для сохранения партии и поддержания ее авторитета в обществе обусловили выбор в пользу радикальной модели поведения. В докладе Зюганова на VIII (июньском) пленуме ЦК КПРФ была заявлена новая линия партии, рассчитаная на то, что “в России начинается революционный подъем”, и характеризуемая отказом от “соглашательской политики”, приведением членов партии в готовность к “решительному бою”, ужесточением партийной дисциплины, возвратом приоритета массово-политической работе, для чего было предложено “подготовить всеобщую политическую стачку под главным лозунгом добровольного ухода президента в отставку”. Отказ от прежних лозунгов компромисса и сотрудничества, переход к жесткой политической лексике были дополнены инициированной левыми в Думе процедурой импичмента президента.

В то же время способность КПРФ к осуществлению на деле, а не на словах нового, “революционного” курса представляется незначительной ввиду, прежде всего, уже упоминавшихся качеств самой партии. Поэтому, скорее всего, можно ожидать, что партия, точнее, ее вожди, обозначая активность во внепарламентской сфере, вернутся к своему излюбленному занятию в виде закулисных консультаций с российской элитой и вновь продолжат поиски “стратегических союзников”.

ФЕНОМЕН “КРАСНЫХ ГУБЕРНАТОРОВ”

Жизнь поставила над российской оппозицией эксперимент. Результаты деятельности “красных губернаторов” позволяют дать ответ на вопрос, что же происходит с левыми и национал-патриотами, когда они приходят к власти, пусть даже в рамках отдельно взятых губерний и городов.

В результате серии региональных выборов осени 1996 – весны 1998 гг. в России появилась целая группа “красных губернаторов” – публичных лидеров, пользующихся народной поддержкой. К власти в регионах пришли такие лидеры оппозиции федерального уровня, как А. Тулеев, А.Руцкой, В. Стародубцев; девять новых губернаторов имели в кармане партбилет КПРФ.

Всех губернаторов, пришедших к власти при поддержке НПСР, объединяет принадлежность к советской управленческой элите, которая роднит их с другими губернаторами. У них еще до выборов имелись статус и влияние в элите. С другой стороны, партийных активистов, не имеющих номенклатурного веса, среди победителей почти нет: все они выборы проиграли, что симптоматично само по себе. Во многом это предопределило дальнейшую эволюцию “красных губернаторов”.

Что же реально принесла коммунистам победа на губернаторских выборах в ряде регионов? Массового похода местной оппозиции во власть не было. Хотя ее представители получили возможность прямых контактов с новыми губернаторами, свободный доступ в официозные СМИ, дополнительные организационные ресурсы, однако власть по-настоящему они взять не сумели. КПРФ и в регионах с “красными губернаторами” осталась в положении оппозиционной, а не правящей партии в полном смысле этого слова. Оппозиция просто “подарила” своих губернаторов “партии власти” и не задумалась даже об эффективном использовании их ресурсов – административных, информационных и т.п. Тем временем ни Центр, ни другие губернаторы “новичков” отталкивать не стали. Начался процесс инкорпорации “красных губернаторов” в нынешнюю систему власти. Многие региональные лидеры, пришедшие к власти при поддержке НПСР, сами заявили о своей готовности к сотрудничеству с Кремлем.

Не произошло объединения “красных губернаторов” в единую левопатриотическую группу в Совете Федерации. “Новички” растворились в региональной элите и по большинству позиций солидарны с остальными региональными лидерами. Нельзя говорить и о координации действий губернаторов по идеологическому признаку. На федеральном уровне группа “красных губернаторов” отнюдь не стала новым центром силы, изменившим политический расклад.

Главная политическая проблема “красных губернаторов” – урегулирование отношений с элитными группами, сформировавшимися при прежнем режиме. Многие из них эту проблему успешно решают, что укрепляет их позиции в местной элите и общественном мнении, но стимулирует процесс размежевания с оппозицией. В большинстве тех регионов, где к власти пришли “красные губернаторы”, не наблюдается явного ухудшения социально-политической ситуации, скорее, речь идет о ее стабилизации. Губернаторы стараются соблюдать баланс сил основных элитных групп и пока сохраняют доверие населения. Поэтому определяющей политической линией для “красных губернаторов” стала политика преемственности и прагматизма. Говорить о принципиально новом курсе в регионах, где сменилась власть, не приходится. Этот курс отличается от федерального, но мало чем отличается от курса других губернаторов.

Характерным процессом стало размежевание “красных губернаторов” с местными организациями КПРФ. Для Руцкого коммунисты вообще превратились в главного политического противника. Российская оппозиция была морально не готова к “искушению властью”, и победа в регионах стимулировала ее собственное расслоение. В то время как пришедшие к власти оппозиционеры отходят от идеологии и превращаются в “нормальных” губернаторов, старые партийные товарищи начинают мерять каждый их шаг идеологической меркой и все чаще выражают недовольство.

Победа оппозиции на местных выборах наглядно продемонстрировала, что она не представляет единой политической силы. Кроме того, у нее отсутствует программа, которую можно реализовать при нынешнем режиме. Поэтому, придя к власти, коммунисты вынуждены приспосабливаться к той системе, которая уже существует.         “Красные губернаторы” стали государственными деятелями, облеченными властью, левоцентристски настроенными хозяйственниками, органичной частью российской региональной элиты. У них если и был, то уже потерян интерес к консолидации в рамках пресловутого “патриотического пояса”. Руководство оппозиции тем временем не думает о создании механизма такой консолидации, о каких-либо общих политических интересах. Наивными выглядят рассуждения Г.Зюганова о якобы 40 (!) губернаторах – сторонниках оппозиции. В действительности поддерживать лидера КПРФ могут не более десятка региональных лидеров и то в зависимости от расклада сил в стране. Во время последнего правительственного кризиса руководство компартии не получило никакой поддержки от губернаторов-коммунистов, выступивших с прямо противоположных позиций.

“Красные губернаторы” оказываются временным явлением на российской политической сцене. И дело не в том, что они постепенно “растворяются” в “партии власти”. Нельзя сказать, что они пришли к власти “всерьез и надолго”. Многие не будут принимать участия в будущих выборах по возрастным причинам. Другие не показали себя “крепкими хозяйственниками” и могут потерпеть поражение на будущих выборах. Складывается совершенно новая ситуация, когда протестные настроения оборачиваются против “красных губернаторов”. На следующих выборах, которые пройдут в 2000 – 2001 гг., задавать тон в регионах будут уже другие политики – более молодые и менее “левые”, и тема “красных губернаторов” снимется сама собой. Успехи Лебедя в Красноярском крае и Клементьева в Нижнем Новгороде, которые, кстати, вытеснили кандидатов-коммунистов в предвыборном раскладе, показывают, политики какого типа могут стать лидерами протестного голосования на следующем электоральном цикле, который к тому же начнется после следующих президентских выборов.

Пока же победа оппозиции на региональных выборах привела к формированию немногочисленной и неконсолидированной “партии левых губернаторов”, которая существует в ином измерении, нежели компартия, и является своеобразным левым крылом “партии власти”. Ситуация с “красными губернаторами” является следствием кризисных процессов внутри российской оппозиции, вызванных ее неоднородостью и отсутствием общих стратегических целей.

ФАКТОР АЛЕКСАНДРА ЛЕБЕДЯ В РОССИЙСКОЙ ПОЛИТИКЕ

Как известно, в ходе президентской кампании Лебедь сыграл роль “секретного оружия” президента Ельцина. Оттянув от Зюганова часть некоммунистического оппозиционного электората и переориентировав его в пользу президента в период между турами, генерал взамен получил место высокопоставленного чиновника. Позиции Лебедя во властных структурах априори оказались весьма уязвимыми, ибо против него выступил консолидированный фронт правящей и оппозиционной российских элит, но в значительной мере они также были ослаблены отсутствием у генерала навыков аппаратно-бюрократической политики, слабостью его команды, допущенными им ошибками и промахами.

Однако генералу довольно неожиданно удалось снискать лавры на “минном поле” урегулирования чеченского конфликта. Неожиданно в первую очередь для российской элиты, которая рассматривала назначение Лебедя главным “миротворцем” в Чечне как отличный способ разрушить политическую репутацию генерала. Лебедь пошел ва-банк и выиграл, после Хасавюрта в общественном мнении за ним закрепилась репутация эффективного политика, действующего в общенациональных интересах.         Этот успех генерала и его растущий рейтинг на фоне предстоящей Ельцину сложной хирургической операции с неясным исходом усиливали страх российской элиты перед Лебедем. Тем более что он практически открыто начал подготовку к досрочным президентским выборам. После этого изгнание Лебедя из власти было лишь вопросом времени, в немалой степени он сам провоцировал его своим конфликтным поведением и постоянными нападками на правящую элиту.

Чуть ли не роковым ударом по планам Лебедя стало возвращение президента Ельцина весной 1997 г. в большую политику; тем самым оказалась разрушена ключевая предпосылка политической линии генерала – надежда на скорые досрочные выборы президента. Лебедь оказался перед необходимостью серьезной смены ориентиров в своей политической стратегии: вместо бурного спурта он должен был готовиться к бегу на марафонскую дистанцию.

В течение всего 1997 г. генерал был занят формированием собственной базы политической деятельности, что включало в себя следующие направления: создание “своей” партии, поиск финансовых средств, прорыв информационной блокады, корректировка имиджа и внешнеполитическая активность, стремление найти союзников в элитной среде. Однако, несмотря на некоторые позитивные результаты команды Лебедя, общий итог ее усилий не позволял считать задачу создания политической базы генерала успешно решенной. Лебедю не удалось стать лидером оппозиции общенационального масштаба, а его политический потенциал снижался. Участие генерала в выборах губернатора Красноярского края было, как представляется, косвенным признанием этого обстоятельства и довольно рискованным шагом. Однако ему вновь удалось сорвать банк. Лебедь завоевал мощный плацдарм в Сибири, поставив под свой контроль богатый и стратегически важный регион. (Вопрос о том, почему и как это случилось, не имеет пока однозначной интерпретации и заслуживает тщательного анализа; ссылки на “деньги олигархов” вряд ли могут служить исчерпывающим ответом.)

Очень много параллелей между Ельциным и Лебедем: генерал так же брутален, честолюбив, авторитарен, наделен незаурядными волевыми качествами, способен принимать нестандартные решения в кризисной ситуации, не боится брать на себя ответственность; он популист, взгляды которого не поддаются классификации ввиду неопределенности и крайней переменчивости; он игрок и наилучшим образом чувствует себя в кризисных ситуациях. Хотя аналогия не может служить доказательством, тем не менее с большой долей уверенности можно предположить, что генерал, как и “ранний Ельцин”, будет играть на обострение: этому способствует общая ситуация в стране, нынешний статус генерала позволяет ему возглавить региональную фронду, наконец, таков самый короткий путь к власти в обстановке нарастающей неопределенности. Выбор Лебедем конкретной линии поведения будет зависеть, думается, в первую очередь, от остроты кризиса в России и от расклада политических сил. Генерал, по-видимому, предпочел бы быть востребованным российской элитой в качестве ее спасителя, пресловутой “железной руки”, однако вряд ли он исключает и другие варианты, в том числе форс-мажорные.

Есть оппозиция системная, внесистемная, а Лебедь – полусистемная. Как губернатор он включен в систему, но ограничивать себя установленными в ней правилами явно не намерен.

РУССКИЕ НАЦИОНАЛИСТЫ

Парламентские выборы декабря 1995 г., еще в большей степени президентские 1996 г., а также поствыборный период показали неуклонное снижение роли и влияния ЛДПР как субъекта российского политического процесса. Объяснялось это не только конкуренцией со стороны Лебедя, оторвавшего у Жириновского значительную часть националистического электората, но и, в не меньшей степени, политической стратегией и имиджем самой ЛДПР. Выступая формально как оппозиционная сила, в своей конкретной парламентской деятельности фракция ЛДПР по ключевым вопросам поддерживала “партию власти”, что привело к разочарованию в Жириновском протестного электората. Фактически, партия Жириновского, подобно коммунистам, превратилась в элемент российской политической системы, но элемент сугубо маргинальный; вряд ли ЛДПР способна к действительной, а не вербальной радикализации своего курса.

Другие известные русские националистические группы так и остались маловлиятельными политическими маргиналами. Стремление наиболее известной из них – Российского общенародного союза Бабурина, дистанцировавшегося как от Зюганова, так и от Лебедя, проводить свою собственную политическую линию не принесло успеха из-за слабости ресурсной базы и отсутствия влиятельных союзников.

Вместе с тем в перспективе нельзя исключить появления новых влиятельных политических формирований в националистическом лагере отечественной оппозиции, особенно учитывая заметный рост националистических и праворадикальных настроений в России. Именно правый радикализм переживает в настоящее время период интенсивного организационного строительства.

ТУПИКИ РОССИЙСКОЙ ОППОЗИЦИИ

В развитии коммунистической и русской националистической оппозиции в посткоммунистической России можно выделить два этапа. На первом, с конца 1991 г. по октябрь 1993 г., ее цель состояла в том, чтобы использовать конфликт между президентом и Верховным Советом для кардинальной смены социально-экономического и внешнеполитического курса, радикального изменения баланса властей и фактической реставрации старой советской системы управления страной (либо для осуществления национальной революции). То есть оппозиция in toto выступала против складывавшейся номинально демократической политической системы, что и давало основания называть ее антисистемной. Вместе с тем взятые ею на вооружение стратегии существенно различались: радикальные коммунисты и русские националисты пытались организовать давление на парламент снизу, не останавливаясь перед провоцированием “городской революции”, более умеренные силы, включая компартию Зюганова, после референдума 25 апреля 1993 г. сделали ставку на мирное и легальное разрешение конституционного конфликта. (Последняя линия несла в себе зародыш будущей “системности”.) В свою очередь, нуждавшийся в массовой поддержке парламент все более радикализировался и превращался в центр консолидации российской оппозиции всех мастей и направлений. Иными словами, он выступал в роли институционального лидера антисистемной оппозиции.

С конца 1993 г. шла быстрая адаптации оппозиции к демократическим правилам игры, начался процесс ее интеграции в существующую политическую систему. Для различных отрядов оппозиции этот процесс шел с разной скоростью и почти полностью завершился в случае КПРФ – наиболее крупной и влиятельной оппозиционной партией. Несмотря на ощутимую ортодоксальность программы и официальной идеологии, стратегию и тактику этой партии можно считать социал-демократическими, поскольку они основываются на идее компромисса и соглашения. В своем политическом поведении КПРФ выглядит вполне демократической организацией: она действует строго в рамках закона, четко следует конституционным процедурам, избегает насильственных методов политической борьбы, стремится к компромиссу с властью, что и дает веские основания назвать ее системной оппозицией.

Проблема, однако, заключается в том, что, следуя демократическим правилам, компартия объективно работала на укрепление политического режима, который, как уже указывалось в начале текста, не является демократическим (по крайней мере, в западном понимании). КПРФ сыграла чрезвычайно важную роль стабилизации существующей системы, выполняя в ее рамках две функции: во-первых, она служила виртуальным противником, открывая режиму возможность благодаря демонизации коммунистов сплачивать элиту и мобилизовывать своих сторонников (президентская кампания 1996 г.); во-вторых, оппортунизм КПРФ, ее сознательная пассивность во внепарламентской сфере способствовали нейтрализации социального протеста и более радикальных политических противников власти. Таким образом, стремясь к эволюционному изменению современной российской политической и экономической системы, КПРФ скорее помогала консервировать те ее элементы, против которых она номинально выступала. Хотя, как уже неоднократно отмечалось по ходу текста, подобное поведение партии и обусловлено рядом серьезных обстоятельств, конечный объективный итог от этого не меняется. Аналогичную роль в националистическом секторе оппозиции играла ЛДПР.

В последнее время КПРФ предприняла попытку смены своего стратегического курса, но в силу качеств самой партии он может быть лишь провозглашен, но не реализован; образно говоря, компартия не способна стать антисистемной. Тем не менее какое-то время КПРФ будет оставаться внутренне сплоченной и ведущей оппозиционной силой, по крайней мере, до той поры, пока на оппозиционном поле не сформируются новые общенациональные альтернативы. В настоящий момент их можно связать с именами Лужкова и Лебедя, которые, однако, еще не раскрыли своего потенциала (особенно генерал) и раскроют ли – остается вопросом.

В настоящий момент Россия находится в исторической ловушке: страна в жесточайшем и нарастающем кризисе; новая революция маловероятна, но массовые бунты и гражданские беспорядки отнюдь не исключены; политика компромиссов с властью (т.е. системность) неэффективна и полностью себя исчерпала; как в “партии власти”, так и в оппозиции ощущается острый дефицит дееспособных и вменяемых политических субъектов общенационального масштаба. Развал власти ведет к компрометации связанной с ней “респектабельной” оппозиции, на российскую политическую сцену могут выйти силы, которые лучше было бы не будить, хотя бы из инстинкта самосохранения.

Доклад подготовлен в Департаменте

политических проблем Фонда “Реформа”

под руководством А.М.МИГРАНЯНА,

при участии А.Ф.ЕЛЫМАНОВА, А.В.РЯБОВА,

В.Д.СОЛОВЬЯ, Р.Ф.ТУРОВСКОГО


 Издательский Дом «Новый Взгляд»


Оставьте комментарий

Также в этом номере:

ПИСЬМА
Салатами пленила душу мне..
Почти сказка
Ржавые гвозди, мухоморы и ольховые шишки
ДИНАМИКА ОППОЗИЦИИ В ПОСТКОММУНИСТИЧЕСКОЙ РОССИИ
ЯДАМ – НЕТ!
Открытое письмо президенту
ЖИЗНЬ ВЗАЙМЫ
АДВОКАТ АНАТОЛИЙ КУЧЕРЕНА: ГОСУДАРСТВО НЕ ИМЕЕТ ПРАВА СОВЕРШАТЬ ПРЕСТУПЛЕНИЯ
К ГРАЖДАНАМ РОССИИ ОБРАЩЕНИЕ
Образы – в массы
Внимание к газете
Нет – сепаратизму!
Учителя требуют!
Ситуация на российских фондовых рынках


««« »»»