В ТЕПЛИЧНЫХ УСЛОВИЯХ ПАРТИИ НЕ РАСТУТ
Политическую программу диссидентского движения 60 – 80-х г. можно было сформулировать всего двумя словами:”Восстановление многопартийности”. Вряд ли при этом кто-нибудь мог убедительно объяснить, чем именно многопартийность столь уж хороша и почему делу ее восстановления следует отдать жизнь.
Быть может, это было одним из элементов той странной модели мышления, которую впоследствии стали называть радикал-реформаторской или даже “необольшевистской”: “весь мир советский мы разрушим до основания, а затем…” Иными словами, полагали диссиденты-либералы, все элементы советского строя плохи, нежизнеспособны и подлежат искоренению. У нас все будет наоборот – и все будет прекрасно. То есть, если у коммунистов господствует государственная собственность – безраздельно, то у нас будет господствовать частная – столь же безраздельно, если коммунистическая партия была одна-единственная, то у нас будет сто партий. И вот пришло их счастливое время! На последних парламентских выборах мы имели полсотни избирательных объединений, из которых смогли преодолеть 5-процентный барьер всего лишь четыре.
ЖИЛИ, ЖИВЫ И БУДУТ ЖИТЬ
Нельзя сказать, что большевиков, ликвидировавших многопартийность в России, вообще не занимала проблема ее восстановления. Правда, на словах они провозглашали, что многопартийность возможна лишь по принципу: одна партия – у власти, остальные в тюрьме (Н.Бухарин), или заявляли, что ВКП(б) не делит и не собирается делить власть ни с какой другой партией, что и называется диктатурой пролетариата (И.Сталин).
В действительности, еще в начале 1921 г. Ленин и Троцкий обсуждали вопрос о восстановлении “советских партий”. На момент принятия “самой демократической в мире Конституции” 1936 г. в среднем звене партийного руководства дебатировался вопрос какого-то “второго списка” на выборах, возможно, из представителей интеллигенции, научного мира. Но вместо этого наступил “большой террор”; идея многопартийности была “похоронена” всерьез и надолго.
У Троцкого (чьи негативные прогнозы сбылись целиком и полностью, а позитивные не сбылись вовсе) мы обнаруживаем любопытную перспективу. Настанет время, полагал он, когда в СССР будут забыты не только монархисты, эсеры и меньшевики, но и большевистская партия, а все трудовое население страны Советов разделится на “фракции”, выступающие в поддержку тех или иных технических проектов. Например те, кто выступает за использование торфа на ТЭЦ в качестве топлива, составят фракцию “торфистов”, сторонники использования сланцев образуют фракцию “сланцистов” и т.д. Таким образом станет реальным подлинное участие всех трудящихся в управлении страной, осуществится марксистская утопия об “отмирании государства”.
Прошли годы, и прогноз Троцкого частично осуществился. На Западе. Там возникли различные социальные движения, выступающие, скажем, за замену атомных электростанций ветряками или солнечными батареями, за те или иные методы охраны окружающей среды и т.д. Одно время наблюдалось и угасание интереса к традиционным политическим партиям. Был момент, когда казалось, что партии и вовсе вымрут, так сказать “от старости”. Многие полагали, что они заняты лишь борьбой за власть, оторвались от проблем рядового гражданина, стали питательной средой для коррупции. “Все партии одинаковы” – эта фраза стала своего рода “афоризмом житейской мудрости” для значительной части избирателей Западной Европы. Сторонники подобных взглядов имелись и в СССР на раннем этапе перестройки. “Партии, – полагал, например, Юрий Афанасьев, – это пережиток XIX века, когда общества раздирались противоречиями и политические партии были инструментом противоборства. Сегодня они на Западе отмирают. У нас, думаю, более перспективными будут широкие демократические движения с гуманистическими целями. Например, как партия “зеленых” за рубежом.”
Действительно, возникшие на Западе новые социальные движения поначалу резко отличались от традиционных политических партий: они не требовали от своих участников приверженности определенной идеологии, ставили перед собой вполне конкретные и реализуемые цели и как следствие – имели широкую социальную базу, главным образом, среди молодежи.
Прошло какое-то время, и стало очевидно: партии жили, живы и будут жить. Никакие новые социальные движения оказались не в состоянии вытеснить их. Одни сошли с политической сцены, как только изменилась конъюнктура – например “антиракетное” движение, другие, подобно тем же “зеленым”, были вынуждены трансформироваться в “нормальные” политические партии, чтобы полноценно участвовать в политическом процессе.
Таким образом, все попытки объявить партии “ненужными и устаревшими” в ХХ в. до сего времени оказывались несостоятельными. Посему казалось бы логичным и в России приступить к строительству реальной многопартийности.
ЗАЧЕМ ВОЖДЮ ИДЕЯ?
В россиийской политической мысли существовала и определенная консервативная традиция неприятия “партийности”. Такие мыслители, как Победоносцев, Тихомиров, Ильин, в наше время – Солженицын, предостерегали от опасности, связанной с “буйством партий” на огромном российском пространстве. Многопартийность, по их мнению, приведет к расколу общества, а также к тому, что в высшем органе законодательной власти окажутся люди, избранные не народом, а партийным “вождем”.
На сегодняшний день в России и в самом деле нет практически ни одной крупной партии, которая строилось бы на идейном единстве ее членов вокруг какой-либо позитивной программы. В лучшем случае такое единство базируется на неприятии существующей социальной действительности (КПРФ), на приверженности “классу правящей бюрократии”(НДР) или харизматическому лидеру (ЛДПР, “Яблоко”, “Народно-республиканская партия”). Попытки вести партийное строительство на основе какой-либо идеологии к успеху не приводят. “Прагматику” Лужкову было бы куда легче создать партию “под себя”, чем его предшественнику на посту мэра Гавриилу Попову партию “под идею”. Тот же чисто либеральный “Демвыбор” не преодолел 5-процентный барьер, а не будь его лидером популярный в кругах демократической интеллигенции Егор Гайдар – результат был бы еще ниже. В результате возникает ситуация, когда партия становится “частным предприятием вождя”. Иногда это принимает совсем уж карикатурные формы, как в случае ЛДПР, где, скажем, партийное имущество и имущество лидера – суть одно и то же. Иногда все вроде бы вполне прилично, как, например, с “Яблоком”, вплоть до рокового момента, когда вдруг обнаруживается, что обожаемый партийный начальник втайне от рядовых членов поощряет деятельность какого-нибудь экстремистского “Гамаюна”. А бывает и того хуже. Был, например, такой “приверженец социал-демократической идеи” вице-президент России генерал Руцкой, который в один прекрасный день позвал народ “на штурм дворцов”, а потом долго уверял, что его автомат был “в смазке”. Не выдержав такого надругательства над светлыми идеалами, рядовые социал-демократы из его партии разбрелись “солнцем палимы” кто куда, и теперь их не в какую социал-демократическую партию калачом не заманишь. Так хорошая и ни в чем не повинная идея пострадала из-за плохого вождя.
Между тем социалистическая идея во всем мире меньше всего связана с “вождизмом”, хотя и в социал-демократической среде бывали выдающиеся личности (Улоф Пальме, Вилли Брандт, Бруно Крайский, Фелипе Гонсалес), оказавшие глубокое влияние на ход истории второй половины ХХ в.
КАК КОЛИЧЕСТВО В КАЧЕСТВО ПЕРЕВЕСТИ
Российский партийный “вождь” формирует партийные списки на выборах в Думу “под себя”. Чтобы попасть в эти списки, требуется не гибкость ума, а гибкость позвоночника. В результате порядочные люди бегут от партий как черт от ладана. На кой бес им быть в свите какого-нибудь скандального и сварливого “дуче”, возомнившего себя вправе определять “судьбы людские”? Кстати, упоминавшийся выше “реакционер” Победоносцев как-то замечал, что в России приличный человек предпочитает заниматься своим делом – один или в узком кругу единомышленников, а не тратить время и силы в партийных дрязгах.
Некоторые политики полагают, что выход из этой ситуации есть, и он, так сказать, диалектический. То есть к усилению реальной роли партий в российской политической жизни можно прийти через ее как бы ослабление. Конкретно – за счет перехода к чисто мажоритарной системе, то есть выборам депутатов Думы по одномандатным округам.
На это сторонники нынешней, смешанной системы заявляют: тогда партии совсем захиреют. А может быть, наоборот? Тогда они займутся своими реальным обязанностями: поиском, выдвижением и поддержкой достойных кандидатов в округах. И тогда тот же Жириновский – а он человек умный! – повыкидывает из ЛДПР всех своих охранников, лакеев, прихлебателей и просто родственников и приступит к “вербовке” достойных людей. А, допустим, Явлинский, не станет спокойно смотреть, как члены его фракции разбредаются – кто в правительство, а кто куда-то еще. Для любителей ссылок на зарубежный опыт можно привести пример Англии, где существующая мажоритарная система отнюдь не ведет к “отмиранию” партий.
Попутно заметим, что при нынешней системе член партии имеет больше шансов быть избранным, чем беспартийный. Он ведь может баллотироваться одновременно и по списку, и как одномандатник. За что ему такое преимущество? И законно ли оно?
Говорят еще, что в случае перехода к чисто мажоритарной системе Дума будет “неструктурирована”. А что за польза сегодня от ее структурированности? Предположим, завтра правительство выступит с каким-то дельным предложением. Маловеротяно, конечно, но чем черт не шутит! А “партийный вождь” Явлинский скажет своей фракции: не сметь голосовать за это, мы в оппозиции! Но ведь у того же Явлинского имеются во фракции серьезные специалисты, которые хотят и могут помочь правительству в налоговых или бюджетных вопросах! И рады бы, так сказать, в рай, да “вождь” не пускает! Кому от этого польза?
Бывает и наоборот. Во фракции НДР далеко не все в восторге от правительственного курса. Но сказать об этом не решаются. Как же: партийная дисциплина! Вообще, пресловутая “структурированность” ценна лишь в парламентской республике, где правительство формируется из представителей победившей на парламентских выборах партии. В случае президентской республики от парламента требуется не структурированность, а прежде всего профессионализм и честность его депутатов. Система партийных списков не способствует “притоку” депутатов с такими качествами.
Однако, говорят нам, мажоритарная система сделает выбор избирателей зависимым от местных администраций и даже откровенно криминальных структур. Приводят пример Мавроди. Но что легче для криминального мира: “покупать” десятки депутатов по округам или просто “купить” партийного лидера, который и внесет в списки угодные криминальному миру кандидатуры? Ответ очевиден. А вообще, если мы полагаем, что наш народ не способен отличить приличного человека от бандита, то тогда давайте так и скажем: никакие выборы России не нужны, пора искать “генерала Пиночета” лет эдак на тридцать вперед.
Для чего нам нужна многопартийность? Это что – ценность сама по себе, или инструмент для РЕАЛЬНОГО ПРЕДСТАВИТЕЛЬСТВА РЕАЛЬНО СУЩЕСТВУЮЩИХ МНОГООБРАЗНЫХ ОБЩЕСТВЕННЫХ ИНТЕРЕСОВ? Чьи интересы представляют в большинстве своем российские партийные вожди? “Себя любимых” и своего ближайшего окружения, больше ничьи!
У сторонников “партийно-списочного” представительства, скорее всего, нет сколь-нибудь убедительных аргументов в защиту своей позиции, кроме, пожалуй, желания въехать в думский “рай” на спине “обожаемого шефа”. И сколько бы нам ни говорили, что если отказаться от создания “тепличных” условий для хилых и слабых партий, то они и вовсе “загнутся” на суровых российских политических просторах, это не так. Ведь если даже при наличии таких условий партии за последние четыре года и не смогли “встать на ноги”, то стоит ли “субсидировать” их дальше? Известно, что “силы рождаются в борьбе”. А то, что нежизнеспособно и в природе, и в обществе, рано или поздно отмирает. Настоящие партии, с реальными экономическими и политическими программами и достойными руководителями рано или поздно пробьют себе дорогу. Нынешний же “культ партий” сродни усилиям незабвенного И.В.Сталина, который пытался выращивать апельсины и ананасы на “ближней даче”. Они, как известно, там не выросли…
Николай ГУЛЬБИНСКИЙ