Великий и страшный

“В действиях людей, особенно государей,

цель оправдывает средства”.

Н.Макиавелли. “Государь”

О Марате один из историков Французской революции писал, что он был слишком крупной личностью, чтобы вызывать мелкие чувства. Еще с большим основанием то же самое можно сказать о Сталине.

Сталин, – утверждал патриарх “кремлеведения” Абдурахман Авторханов, – был самым ненавистным и самым любимым, глубоко уважаемым и люто презираемым государственным деятелем во всей истории. В его государстве не было людей, равнодушных к нему, – были только энтузиасты и враги. Ни один современник не нарисовал и едва ли нарисует его точный политико-психологический портрет, ибо у него нет беспристрастных современников – даже после смерти. Чтобы понять его психологию и правильно оценить его деяния, а значит и его место в истории России и мира, нужны хотя бы сто – двести лет исторической дистанции.”

Думаю, и двухсот лет окажется недостаточным, чтобы история вынесла этому удивительному человеку свой окончательный приговор. Таков удел всех великих реформаторов – Кромвеля, Наполеона, Петра Первого. Разве не парадокс: “демократы”, у которых для Сталина не находится ни одного не то что доброго, но даже объективного слова, не устают возводить памятники Петру – государю, в царствование которого население России сократилось на 20%. Императору, который САМОЛИЧНО рубил головы своим врагам – подлинным и мнимым – и сажал их на кол, который обескровил страну в бесконечной Северной войне, потерпел позорное поражение от турок, угробил десятки тысяч людей при строительстве новой столицы? Самодержцу, после смерти которого Верховный тайный совет империи констатировал, что “народ приведен в непоправимое бедствие”?

Мироощущение русского народа времен Петра – пришествие Антихриста, наступление “царства Зверя”.

Мироощущение советского народа времен Сталина: “Я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек”.

Конечно, теперь настоящие “демократы” нам объяснили, что то была “ненастоящая” свобода. Но ведь ощущение свободы, равно как и любви, и счастья, всегда субъективно. И когда маршал Жуков писал о предвоенных годах: “Хорошо, очень хорошо мы начинали жить”, он, безусловно, отражал мироощущение какой-то весьма значительной части народа. Были “московские процессы”, был ГУЛАГ, но ведь и это ощущение счастья БЫЛО!

Весьма критически относящийся к Сталину Эдвард Радзинский признает: “В разгар террора, в 1938 году, в Москве в Центральном парке культуры и отдыха происходили карнавалы трудовых коллективов. Миллионы человек счастливо, беззаботно веселились. Он был прав, когда сказал слова, которые цитировались на миллионах плакатах: “Жить стало лучше, жить стало веселей”.

Что до свободы, Лион Фейхтвангер в своей злосчастной книге “Москва 1937″ замечает: “Свобода, дозволяющая публично ругать правительство, может быть, хороша, но еще лучшей советский гражданин считает свободу, которая освобождает его от угрозы безработицы, от нищеты в старости и от заботы о судьбе своих детей”.

Не правда ли, актуально? Вот только зачем противопоставлять? “Ведь лучше наливать вино в хрусталь”, как рекомендовал Саша Черный.

КОВАРСТВО И ЛЮБОВЬ

Естественно, что Сталина любили одни и ненавидели другие. Парадокс в том, что любили и ненавидели его – одновременно – подчас одни и те же люди.

Из беседы Николая Ивановича Бухарина с супругами Дан. Париж, 1936 г.

Бухарин: “Сталин даже несчастен оттого, что не может уверить всех, и даже самого себя, что он больше всех, и это его несчастье, может быть, единственная человеческая в нем черта, но уже не человеческое, а нечто дьявольское есть в том, что за это самое свое “несчастье” он не может не мстить людям, всем людям, а особенно тем, кто чем-то выше, лучше его. Если кто лучше его говорит – он обречен, он уже не оставит его в живых, ибо этот человек – вечное ему напоминание, что он не первый, не самый лучший; если кто лучше пишет – плохо его дело. Нет, нет, Федор Ильич, это маленький злобный человек, не человек, а дьявол”.

Из письма Бухарина Сталину. Внутрення тюрьма НКВД. Москва, 15 апреля 1937 г.

Бухарин: “Все мои мечты последнего времени шли только к тому, чтобы прилепиться к руководству, к тебе в частности. Чтобы можно было работать в полную силу, целиком подчиняясь твоему совету, указаниям, требованиям. Я ВИДЕЛ, КАК ДУХ ИЛЬИЧА ПОЧИЕТ НА ТЕБЕ (выделено мною. – Н.Г.). Кто решился бы на новую тактику Коминтерна? На железное проведение второй пятилетки, на вооружение Дальнего Востока, на организацию реформы, на новую Конституцию? Никто… Мне было необыкновенно, когда удавалось быть с тобой. Даже тронуть тебя удавалось. Я стал к тебе питать такое же чувство, как к Ильичу, – чувство родственной близости, громадной любви, доверия безграничного…”

Когда же Бухарин был искренен? Возможно, в обоих случаях. Но мог ли, имел ли право Сталин как лидер, ответственный за судьбы великого государства, полагаться на такую “искренность” Бухарина и других бывших оппозиционеров? Едва ли. Вряд ли он забыл “тезис о Клемансо”, который выдвигала “левая” оппозиция: в случае неспособности партийного руководства организовать отпор внешней агрессии оппозиция оставляет за собой право выступить против этого руководства и смести его, даже если враг будет находиться в 40 километрах от Москвы (а ведь именно такая ситуация сложилась в октябре 1941 г.). Не забыл Сталин и переговоры, которые вел в 1928 г. его тогдашний союзник Бухарин с одним из недавних лидеров “левых” Львом Каменевым, в ходе которых он назвал Сталина Чингисханом. Не забыл он и слов другого вождя “правых”, Томского, сказанных ему на одной из попоек: “Скоро наши рабочие в тебя стрелять станут”. Он вообще ничего не забывал…

Бухарин сам сформулировал и обосновал необходимость генеральной чистки в своем последнем, предсмертном письме Сталину:

“Эта чистка, – писал он, – захватывает виновных, подозрительных, потенциально подозрительных. Без меня здесь не обойтись… Большие планы, большие идеи и большие интересы перекрывают все. И было бы мелочным ставить вопрос о собственной персоне наряду с всемирно-историческими задачами, лежащими прежде всего на твоих плечах.”

РОКОВЫЕ ЗАБЛУЖДЕНИЯ

Бухарин был, вероятно, неправ, утверждая, что основным побудительным мотивом деятельности Сталина было безмерное честолюбие и желание во что бы то ни стало казаться выше других. Скорее, эти качества были присущи самому Бухарину, который занимался всем на свете – от коллекционирования бабочек до проблем стихосложения и всюду КАЗАЛСЯ выше других – во всяком случае, до того несчастного дня, когда “малокультурный” Коба низверг его с партийного Олимпа.

Характерно, что аналогичное заблуждение разделял и другой выдающийся оппонент Сталина – Лев Троцкий. Он писал: “Нельзя понять Сталина и его позднейший успех, не поняв основной пружины его личности: любовь к власти, честолюбие и зависть, активная, никогда не засыпающая зависть ко всем тем, кто даровитее, сильнее и выше его”. Впрочем, Троцкий признавал и другие качества Сталина: “Он был сильнее других наделен волей и честолюбием… Природа щедро наделила его холодной расчетливостью и практической сметкой… Мужество мысли было чуждо ему. Зато он был наделен бесстрашием перед лицом опасности. Физические лишения не пугали его. В этом отношении он был подлинным представителем ордена профессиональных революционеров и превосходил многих из их числа”.

Троцкий раньше других узрел в Сталине даже кандидата в диктаторы, но лишь в рамках построенной им на исторических аналогиях теории “термидора”, совершенно вне контекста тех задач, которые объективно стояли перед страной и которые был призван разрешить (и разрешил!) Сталин.

Для Троцкого слово “термидор” было синонимом реакции и “бюрократического перерождения” руководителей партии, поддерживавших Сталина. Период термидорианской реакции во Франции завершился установлением единоличной диктатуры Наполеона Бонапарта.

“Историческая диалектика, – говорил Троцкий весной 1924 г., – уже подхватила Сталина своим крючком и будет поднимать вверх. Он нужен им всем: бюрократам, нэпманам, кулакам, выскочкам, пройдохам, всем тем, которые прут из почвы, унавоженной революцией. Он способен возглавить их, у него есть заслуженная репутация старого революционера. У него есть воля и смелость. Он не побоится опереться на них и двинуть их против партии… Конечно, большие события в Европе, Азии и у нас, и все это опрокинуто. Но если все пойдет автоматически дальше, как теперь, то Сталин автоматически станет диктатором.”

Троцкий чувствовал: Революция “оледеневает”. Его воображение великого поклонника Великой французской революции уже рисовало картину исчезновения вождей и героев Октября в “слепящей тьме” грядущего сталинского “термидора”. Из тьмы выступала фигура Диктатора – то ли Барраса, то ли Наполеона…

Другие “вожди ленинской гвардии” и приближенные к ним лица откровенно потешались над предположением о возможности превращения Сталина в диктатора. Их характеристики, данные Сталину, поражают отсутствием проницательности.

Каменев: “Вождь уездного масштаба”.

И.Н.Смирнов: “Посредственность, серое ничтожество”.

Бажанов (бывший секретарь Сталина): “Малокультурный кавказец, не знакомый ни с литературой, ни с иностранными языками, мало осведомленный в экономических и финансовых вопросах”.

Невысоко ценили “вожди Октября” “Кобу” и в личном плане.

Свердлов (из письма жене из Турухана 27 июня 1914 г.): “Ты знаешь, дорогая, в каких гнусных условиях я был в Курейке. Товарищ, с которым мы были там (имеется в виду Сталин. – Н.Г.), оказался в личных отношениях таким, что мы не разговаривали и не видались”.

Свердлову повезло: он успел умереть задолго до начала “большого террора”.

Недооценка соперника в политике никогда не приводит к добру. На XVII съезде партии бывших “вождей ленинской гвардии” ждала печальная расплата: они были вынуждены прославлять “ленинскую принципиальность” Сталина и его “огромное теоретическое превосходство”. Впрочем, самое печальное их ждало еще впереди.

“УСПЕХИ НАШИ ОГРОМНЫ”

Сегодня, уже после всего того, что стало известно, современный исследователь Юрий Левада продолжает утверждать: “Сталин был груб, необразован, недальновиден, абсолютно лишен нравственных критериев и сомнений”. При жизни оппоненты упрекали Сталина в “тупом эмпиризме”. Он, мол, лишен способности к обобщению, не владеет марксистской теорией и действует под влиянием конъюнктурных обстоятельств. Но откуда же тогда великие победы? Нет, речь идет не о личных “победах” Сталина в борьбе с разномастными оппозициями. Мы говорим о невиданных свершениях ведомой им страны.

Из Отчетного доклада Сталина на XVIII съезде ВКП(б):

“Наиболее важным результатом в области развития народного хозяйства за отчетный период нужно признать завершение реконструкции промышленности и земледелия на основе новой, современной техники. У нас нет уже больше или почти нет больше старых заводов с их отсталой техникой… Основу нашей промышленности и земледелия составляет теперь новая, современная техника. Можно сказать без преувеличения, что, с точки зрения техники производства, с точки зрения насыщенности промышленности и земледелия новой техникой, наша страна является наиболее передовой в сравнении с любой другой страной, где старое оборудование висит на ногах у производства и тормозит дело внедрения новой техники”.

За семь лет до этого Сталин говорил: “Мы отстали от передовых стран на 50 – 100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут”.

Где же здесь “тупой эмпиризм”? У Сталина мы видим четко сформулированную цель: преодоление отсталости СССР от развитых капиталистических стран на основе внедрения новых, передовых технологий. И мы видим, как за невероятно короткий срок – 10 лет (один лишь миг в масштабе истории) эта цель была реализована. Могла ли быть достигнута такая цель “вопреки Сталину”, как это утверждают современные “демократы”? В стране, где традиционно все модернизационные проекты выстраивались и проводились в жизнь “сверху”? Ответ очевиден.

Но, может быть, аналогичных результатов можно было добиться в рамках политики нэпа? Вряд ли. Даже апологеты нэпа в лице того же Бухарина признавали, что “проблема капиталовложений в тяжелую индустрию будет мучительно и жгуче стоять в течение ближайших 15 лет”. Таким временем, находясь в окружении враждебного мира, страна попросту не располагала.

Сегодня “демократы” утверждают, что успехи индустриализации были “дутыми”, что основные показатели выполнения первых пятилеток были сфальсифицированы. Возможно, известная “лакировка” действительности имела место. Но и сама действительность была грандиозна. Обратимся вновь в непримиримому противнику Сталина Льву Троцкому, который в 1936 г. писал: “Гигантские достижения промышленности, многообещающее начало сельскохозяйственного подъема, чрезвычайное возрастание старых промышленных городов, возникновение новых, быстрое увеличение численности рабочих, подъем культурного уровня и потребностей – только благодаря Октябрьской революции отсталая страна совершила менее чем в два десятилетия беспримерные в истории успехи”. Надеюсь, Троцкого никто не заподозрит в апологии Сталина и сталинизма?

На “съезде победителей” в 1934 г. лучше всех настроение собравшихся выразил Сергей Миронович Киров: “Успехи наши огромны. Так хочется жить и жить”. Не пришлось…

КЛЯТВОПРЕСТУПНИК

“Сталин – это Ленин сегодня”, – так говорили на протяжении десятилетий. Но Сталин продолжает Ленина лишь в одном: в готовности и способности совершить “невозможное”, действовать вопреки будто бы открытых марксистами “объективным законам” Истории. Сталинская воля к достижению поставленных целей, безусловно, не уступает ленинской. Во всем остальном они – противоположности.

Вот известная “клятва” Сталина – его речь на II Всесоюзном съезде Советов 26 января 1924 г. В чем же клялся Сталин, и как он сдержал свою клятву?

“Уходя от нас, товарищ Ленин завещал нам держать высоко и хранить в чистоте великое звание члена партии. Клянемся тебе, товарищ Ленин, что мы с честью выполним эту твою заповедь… Уходя от нас, товарищ Ленин завещал нам хранить единство нашей партии как зеницу ока. Клянемся тебе, товарищ Ленин, что мы с честью выполним и эту твою заповедь.”

Через 15 лет герой гражданской войны, драматург и дипломат Федор Раскольников напомнит Сталину, как он “выполнил” свою клятву: “Вы оболгали и расстреляли многолетних соратников Ленина: Каменева и Зиновьева, Бухарина, Рыкова и др., невиновность которых была вам хорошо известна. Перед смертью вы заставили их каяться в преступлениях, которые они никогда не совершали, и мазать себя грязью с ног до головы… Где старая гвардия? Ее нет в живых. Вы расстреляли ее, Сталин. Вы растлили и загадили души ваших соратников. Вы заставили идущих с вами с мукой и отвращением шагать по лужам крови вчерашних соратников и друзей. В лживой истории партии, написанной под вашим руководством, вы обокрали мертвых, убитых и опозоренных вами людей и присвоили себе их подвиги и заслуги. Вы уничтожили партию Ленина и на ее костях построили новую “партии Ленина – Сталина”, которая служит удачным прикрытием вашего единовластия”.

Здесь все правильно. Сталин действительно ненавидел “ленинскую гвардию”. И, вероятно, была права Крупская, когда в разгар борьбы с “новой оппозицией” говорила своим друзьям – единомышленникам Каменеву и Зиновьеву: “Будь Ильич жив, он бы сидел в тюрьме”.

Сталин практически полностью истребил “ленинскую гвардию”. Итог “большого террора”: на руководящие посты в государстве выдвинуто более полумиллиона новых работников. Из 333 секретарей обкомов и крайкомов сменились 293. Из партии за период 1934 – 1939 гг. исключены 1220934 человека – подавляющая часть из них впоследствии репрессирована. Из 71 члена ЦК ВКП(б), избранных на XVII съезде партии (1934 г.), до следующего съезда дожили 16 человек – четверо умерли, 51 – расстреляны. Из пяти маршалов ликвидированы три, из пятнадцати командармов – тринадцать, из 85 комкоров – 57, из 198 комдивов – 110, из 406 комбригов – 220.

Эдвард Радзинский утверждает: “Полуграмотная, подразложившаяся верхушка, проявлявшая “желание отдохнуть”, должна была освободить место для нового, образованного, энергичного, выросшего при нем поколения. Но как избавиться от прежних соратников, не тратя много времени и безболезненно? В отставку? Это значит создать оппозицию.

Расправа с кулаками дала ответ: тем же революционным путем. Уничтожить. Ответ, достойный якобинца-прагматика. Жестоко? Но разве будущие жертвы поступали менее жестоко? Разве не они провозглашали кровавый ленинский лозунг – “революцию не делают в белых перчатках”?

Объяснение, в чем-то, наверное, справедливое, но все-таки слишком уж рациональное. Есть и другое – психологическое. Катастрофы и аварии на производстве в годы первых пятилеток, загадочные смерти соратников и друзей – все это могло быть лишь цепью роковых случайностей, но с тем же успехом – в глазах подозрительного Сталина – плодом заговора со стороны как “внутренних врагов”, так и агентов иностранных разведок.

“Почему буржуазные государства, – вопрошал Сталин на трагическом февральско-мартовском, 1937 года Пленуме ЦК ВКП(б), – должны относиться к Советскому социалистическому государству более мягко и более добрососедски, чем к однотипным буржуазным государствам? Почему они должны засылать в тылы Советского Союза меньше шпионов, вредителей, диверсантов и убийц, чем засылают их в тылы родственных им буржуазных государств. Откуда вы это взяли?”

Чтобы построить Днепрострой, отмечает Сталин, нужны годы и десятки тысяч рабочих, а чтобы взорвать его – несколько десятков человек и злая воля.

На массовые репрессии Сталина “вдохновлял” пример его исторического “героя” – Ивана Грозного, единственная “ошибка” которого, по мнению Сталина, состояла в том, что он “не сумел ликвидировать пять оставшихся крупных феодальных семейств”, поскольку слишком много времени уделял замаливанию своих грехов.

Все это, разумеется, не объясняет той массовой психической эпидемии поиска “троцкистских и иных двурушников”, которая охватила всю страну. Это явление одного порядка с “охотой на ведьм” в Европе, совпавшей по времени с началом Возрождения. “Царство разума” и “ведьминские процессы”, уничтожение миллионов людей за “связь с дьяволом” – что может быть несовместимее?

Еще один парадокс – до какого-то момента Сталин был, пожалуй, мягче многих других в партийном руководстве. Отверг в 1924 году предложение Каменева и Зиновьева об аресте Троцкого. Голосовал против смертных приговоров по “шахтинскому делу” (Бухарин и Рыков были “за”). Несколько раз восстанавливал в партии “грешивших и каявшихся” оппозиционеров. А потом что-то случилось. Или он ВСЕ планировал заранее?

У КАЖДОГО СВОЙ СТАЛИН

История как наука, в отличие, например, от физики, не устанавливает бесспорных истин. Скорее, это аукцион версий и интерпретаций. И чем значительнее та или иная личность, тем эти интерпретации более разноречивы, подчас даже в устах одних и тех же людей.

Маршал Жуков. “Воспоминания и размышления”:

“И.В.Сталин был волевой человек и, как говорится, не трусливого десятка. Несколько подавленным я видел его только один раз. Это было на рассвете 22 июня 1941 года”.

Маршал Жуков. Интервью историку Анфилову:

“Не оправившись, по-видимому, от киевской катастрофы, после которой не прошло еще и месяца, Сталин был в трансе. Я застал его беседующим с Берией… Скорее всего, Сталин не сразу заметил мой приход. Он говорил Берии, чтобы тот через свою агентуру провел зондаж на критический случай о возможных условиях заключения мира с Германией. Вот как далеко зашло в те дни смятение главы нашего государства”.

Когда же маршал говорил правду? У каждого из нас свой Сталин. Свой и изменчивый. Еще совсем недавно, на заре “перестройки”, мы с энтузиазмом воспринимали “окончательный диагноз”, поставленный критиками сталинизма. “Из всех возможных вариантов, – писал уже упоминавшийся Юрий Левада, – на каждом повороте сталинизм выбирал самый худший, самый примитивный, самый неэффективный. Как нужно было постараться, чтобы разорить материальные и человеческие ресурсы богатейшей страны, поставить сильную державу на грань военной катастрофы, фундаментально подорвать хозяйство и жизнь деревни!” И это говорится об эпохе, равной которой по темпам экономического развития не знала история человечества! Но не эти ли темпы, не это ли стремление “подстегнуть” историю обеспечили нам последующий застой и разложение? Народы, как и отдельные люди, устают. Сверхнапряжение великой эпохи не могло не сказаться. Равно как и истощение человеческого потенциала. Осторожный в оценках историк Роговин замечает: “В 1937 году число расстрелянных составило 353074 человека. Почти такое же количество расстрелянных (328618 человек) пришлось на 1938 год. Масштабы государственного террора в годы великой чистки не имеют аналогов в человеческой истории”.

Исследователь сталинской эпохи с полным правом может назвать ее и “новым средневековьем”, и временем массовой паранойи. И он же – если будет объективным – назовет ее эпохой великих побед и невиданных свершений.

Но что скажет означенный исследователь о современных реформаторах, выбравший столь “эффективный” путь строительства “капитализма третьего издания” в России, который позволил стране “в кратчайшие сроки” превратиться из великой индустриальной державы в отсталую, полуколониальную, распадающуюся страну “третьего мира”? Что до крови… По числу загубленных жизней в результате чеченской войны ельцинский режим вышел на третье место за всю послеоктябрьскую историю. Но где же свершения?

Нужна ли великая проницательность, чтобы осудить, причем посмертно? Не лучше ли попытаться хоть что-то понять? Каким был Сталин – нам понять пока до конца не дано. Во всяком случае, справедливы слова Константина Симонова: “Он был великим и страшным”.

Николай ГУЛЬБИНСКИЙ


 Издательский Дом «Новый Взгляд»


Оставьте комментарий

Также в этом номере:

Как отсутствие президента Ельцина может повлиять на российскую политику
Как Вы оцениваете пятилетку Виктора Черномырдина?
Снегурочкам на заметку к новогоднему столу
Пульс времени
Ловить лучше лежа…
Победил Юрий Лужков
С протянутой рукой
Хроника партийной жизни
Ты не думай, что я невнимательный!
Президентские градусы как фактор политики
СНПР поддержала акцию протеста Российских профсоюзов
Право на скучную жизнь…
Акции протеста в регионах России
На каком замке границы?
Герои нашего времени
Государство как частное предприятие с органической безответственностью


««« »»»