Помните, как твердо и властно нас повели в Рынок. Как вещали о нем с неиссякаемым пылом и убедительной страстностью мессий. Как манили и обольщали словно ухватистый молодец перезрелую глуповатую девку.
“Вот оно, счастье!” – думали самые простые и непритязательные. “Цивилизация!” – вторили образованные. “Свобода!” – возглашали пылкие и наиболее глупые. Пришествие Рынка ждали с иступленностью иеговистов и сладкое жадное томление растекалось по всем членам. Ну вот и дождались. Пришел.
В первый отпускной вечер, попивая тонкий английский чай со свежим цветочным медом, мы с мамой решили – надо покупать косу и новые туфли для нее. Купить что-либо в нашем городишке можно в единственный день недели – субботу, когда со всех концов области съезжаются на большой рынок корабейники и челноки.
– Надо встать пораньше, – предупредила мама.
Встали и июльским утречком по росе пошли закоулками к рыночной площади, болтая о том о сем.
– Мы ведь не будем покупать дорогие туфли? – спросила мама, дипломатично выясняя состояние моего кошелька.
– Купим любые, только бы подошли. – В кошельке лежали отпускные, в их пределах я была готова на подарки безмерной щедрости.
Довольные собой, мы подошли к рынку и я впервые увидела это городское чудо нового времени.
Сотни легковых и грузовых машин запрудили все подъезды и подходы к небольшому заасфальтированному пятачку площади. Сплошной вереницей тянулся туда народ – толкаясь, здороваясь, закручиваясь в людской водоворот, шелкая семечками и привычно матерясь. Вконец ошарашенные, мы с трудом прорвались в ворота и оказались, наконец, среди вожделенного развала вещей.
Груды тряпья лежали на деревянных грубо сколоченных помостах, громоздились на капотах машин и просто на земле на рваных брезентовых подкладках. Сплошным сосредоточенным потоком мимо двигались люди – оставливались, примеряли, мяли ткань заскорузлыми пальцами,… Поток выносил нас от прилавка к прилавку, и я вдруг поняла, что вхожу в пограничное состояние dega vu. Я уже видела эти вещи!
Постой, а ведь я их действительно видела. Несколько лет назад вот эти самые платья, бесформенный трикотаж, грубые неряшливые куртки продавались на московских рынках. Видимо, там не нашлось покупателя. С тех пор, перетираясь в тюках и сумках, из города в город кочуют эти уродцы, притворяются товаром, ищут простачков и беспрестанно, безмолвно врут своими наклейками.
И продавцы врут:
– Ой женщина, вам так идет эта блузка! Это Италия, у нас прямые поставки! – причитает корабейница, напяливая гнилую попугаистую ковточку на пожилую домохозяйку. Та доверчиво и взволнованно смотрится в щербатое зеркало, нервно пересчитывает деньги, удивляется мысленно дешевизне… Сладкое слово Италия – разве устоишь.
Но вдруг, то ли сомневаясь, то ли гордясь обновкой, покупательница обратилась ко мне:
– Ну как, посмотрите, пожалуйста?
– Ужасно.
Быстро уходим под возмущенные крики торговки.
– Разве так можно, зачем ты ввязываешься, – пеняет мне родительница.
– Все, молчу. Идем смотреть обувь.
Обувь лежит грудами. Тряпочные тапки на резиновой подошве, кособокие ботинки, тупоносые туфли на тракторной платформе – все та же кустарно-турецкая “италия”. Меряем – одна, вторая, третья пара. Бедные, уставшие мамины ноги заталкиваются в жесткие неудобные колодки… В этом нельзя ходить, этой обувью можно пытать нераскаявшихся грешников и несостоятельных должников – успех обеспечен.
Вечные покорные труженицы, вас опять обманывают. Вас позвали в очередное светлое будущее, обозвав его простым и коротким словом – Рынок. Как легко было заманивать “изобилием” тех, кто простояв полжизни в очередях, изголодался по самым необходимым и будничным вещам. Вы не спрашивали о цене, вы не знали, что в жертву ненасытному идолу Рынка придется отдать весь жизненный уклад, все привычные ценности, будущее детей. И что взамен? Вам обещали почти праздник, а кончилось все свалкой залежалых подделок.
Кажется, что тихий старый город отравлен и болен. От развалов тряпья идет смрадное резиновое зловонье, смешиваясь с человеческим потом и бензиновыми выхлопами.
– Пойдем отсюда, – говорю я маме. Она явно разочарована и пока мы пробираемся к выходу, торопливо оглядывается по сторонам, пытается все-таки высмотреть приличную “обувку”…
Не получилось праздника и подарка. Зато мы купили славную косу. И на следующее утро я воинственно скосила все одуванчики вокруг забора.
Скажут: автор не понимает сущности сложных экономических дефиниций – ваш вонючий заштатный базар не есть Рынок. Не путайте дилетантски частный случай с общими законами, с сущностью.
Увы, автор знаком с диалектикой и знает: сущность не тождественна себе самой в своих проявлениях. Но все ее проявления тождественны сущности. Наш рынок – это вполне точный образ, вернее образина того чудовища, которое, чавкая и шамкая, вольготно расположилось на российских просторах.
Татьяна ДОЛГАЯ.
