На прошлой неделе в правительство было произведено массированное “впрыскивание свежей крови” – целый ряд органов исполнительной власти получил новых руководителей. Одним из самых важный и симптоматичных стало, на мой взгляд, назначение нового министра культуры – Натальи Леонидовны Дементьевой, которая до этого десять лет проработала директором Государственного музея по истории Санкт-Петербурга. Этим, кстати, забота о российской культуре не кончилась – одновременно заместитель министра культуры Михаил Швыдкой был назначен главным редактором канала “Культура”.
Назначение Натальи Дементьевой я воспринимаю как признак нового понимания взаимоотношений культуры и рынка. Взаимоотношения эти сложны всегда и везде, но в России первое столкновение культуры и рынка в силу ряда национальных особенностей стало особенно драматичным.
Российская культура “вступила в рынок” совершенно не готовой к этому шагу. В течении почти семи десятков лет она существовала совершенно в иных условиях. В условиях очень жестоких и, одновременно, заповедно-тепличных. Подобно сказочной царевне, заточенной в заколдованной башне злого волшебника, культура в годы господства административно-командной системы подвергалась жесточайшему контролю и диктату. Установление строгих идеологических ограничений, впрочем, сопровождалось более или менее полным финансированием – “пленницу” не забывали подкармливать, памятуя о ее возможностях и способностях. “Идеологически выдержанным” творцам, активно способствовавшим торжеству коммунистических идеалов, вообще грех было жаловаться на свою судьбу.
Но наступили другие времена, и культура, как, впрочем, и граждане России, довольно неожиданно для себя оказалась в другой стране. В стране, в которой все больше и больше места занимал рынок. В стране, где – о счастье! – можно было забыть о цензуре, об идеологии, об ограничениях и заниматься совершенно свободным творчеством… В стране, где – о горе! – государство оказалось банкротом, не способным содержать огромное количество музеев, театров, библиотек, а также целые толпы писателей, артистов, художников, музыкантов…
Творческие работники – как культурные люди, конечно, – читали Пушкина и помнили, что в отличие от вдохновения рукопись можно продать. Что многие и стали пытаться делать. В результате довольно быстро выяснилось, что покупателей больше не у Розанова или того же Пушкина, а у других, часто безымянных труженников пера, кисти, микрофона или кинокамеры, чьи произведения обильны не глубокими мыслями и высокими чувствами, а голыми телами, громкими выстрелами и пр., и пр.
Служители культуры оказались, таким образом, перед выбором – остаться “умными, честными и бедными” или, забыв о высоком, зарабатывать деньги, “продавая музыку” тем, кто за нее платит. Впрочем, в ряды “умных, честных и бедных”, как показывает опыт, лишь небольшая часть попадает по идейным соображениям. Остальные и хотели бы “коммерциализироваться”, да не обладали нужными способностями или предпринимательской жилкой.
В общем и целом от первой встречи с кавалером по имени “Рынок” российская культура явно краше не стала. Полунищенское существование огромного количества объектов культуры, в том числе и являющихся общенациональным достоянием, на фоне волны пошлости и насилия, хлынувшей на бедных россиян с полок книготорговцев, экранов телевизоров и кинотеатров, из радиоприемников, со сцен театров и концертных залов, в некоторой степени оправдывает панические возгласы о гибели российской культуры и о духовном кризисе.
Часть деятелей культуры, а точнее – производителей “культурного товара”, прекрасно чувствует себя в новых условиях, решает все свои временные проблемы, запросто открывая двери “высоких” кабинетов. Другая, менее удачливая часть нашей творческой интеллигенции посвятила себя одному жанру – плачу Ярославны по бюджетным деньгам. Но власть к этому плачу оставалась глуха.
Но ошибочно полагать, что все работники культуры разделились на “нытиков” и “халтурщиков”. В конце концов в других странах культура и рынок как-то уживаются уже сотни лет, но при этом никто там не только в шкурах не ходит, но и (вспомним профессора Преображенского) в подъездах там все нормально, да и музеи с концертными залами не пустуют. Впрочем можно посмотреть не только за кордон, но и в собственную историю – в годы, когда жили в России Третьяковы и Мамонтовы, когда строил музей отец Марины Цветаевой. Значит, компромисс рынка и культуры возможен? К счастью, и в современной России нашлись люди, которые стали его искать.
И пока министерство культуры при прежнем руководстве бессильно роптало на нехватку средств, в Санкт-Петербурге ремонтировали золотой шпиль Петропавловской крепости, где находится Государственный музей истории города, а во дворе музея устанавливали памятник Петру I. Смогли не только выжить, но и найти способы развиваться Русский музей и Эрмитаж, перед которыми государство так и осталось должником.
В новых условиях нельзя выжить, надеясь только на государство. Решающее значение для выживания и развития учреждений и организаций культуры приобретает наличие грамотного, современного руководителя, умеющего находить новые формы работы как с заказчиком (зрителем, посетителем, читателем), так и с потенциальными спонсорами. Такие руководители уже есть, и их успехи очевидны. Именно к их числу и относится, по-моему, новый министр культуры Наталья Дементьева. Надеюсь, ей удастся то, что не удалось ее предшественнику. В том числе – и это вовсе не противоречит вышесказанному – “вышибание” долгов по культуре из государственного бюджета. Тот, кто умеет зарабатывать деньги, как правило, не прощает долгов.
Любовь ГЕОРГИЕВА
