Вице-президента торговой палаты Сан-Франциско господина Орбеляна мы с Борисом Стрельниковым встретили в аэропорту “Шереметьево”, забронировали для него два “люкса” в лучшей московской гостинице, а вечером пригласили на ужин в “Арагви”. Мы хотели хоть в какой-то мере отблагодарить американского миллионера за то гостеприимство, которое он оказал нам в Сан-Франциско.
Тогда в обществе Гарри Орбеляна, с которым Боря был знаком и раньше, мы провели чудесных три дня. Он оказался человеком общительным, добрым, простым, и мы как-то незаметно перешли на “ты”.
— Скажи, Гарик, а как тебе удалось стать миллионером? – спросил я, когда вечерком мы сидели с ним за партией в шахматы. – Если вопрос тебе покажется бестактным, не отвечай.
— Нет, почему же, – Гарри остановил шахматные часы. – Об этом меня часто спрашивают мои служащие: “Мистер Орбелян, вы появились в Америке прямо из фашистского лагеря военнопленных без цента в кармане, без языка, без знакомств. Теперь вы наш босс, а мы, американцы в пятом поколении, у вас служим. Почему?”
В самом деле, почему?
— А я им объясняю, – продолжал Гарри, – что я родился в стране, где труд является делом чести, доблести и геройства. Я воспитан трудом.
— А мы разве не трудимся? – пожимали плечами американцы и ничего понять не могли.
Понять действительно сложно. Гарри родился в Баку. Его отец участник гражданской войны, старый член партии, долгие годы был председателем выездной коллегии Верховного суда Азербайджана. Родной брат матери – один из организаторов Советской власти в Закавказье, соратник Кирова, друг Дзержинского. Именем дяди названы улицы, школы, больницы.
Борис Стрельников, известный писатель и журналист, долгие годы работал в Соединенных Штатах. Автор многих книг об Америке.
Но заработала сталинская мясорубка. Арестовали отца, а вскоре и мать. Гарик и его младший брат Костя (впоследствии Народный артист СССР, композитор, руководитель известного оркестра) оказались в колонии для детей врагов народа. В 40-м Гарри призвали в армию. Служил в Белоруссии на самой границе. Там и встретил войну. Первый бой стал для него и последним. Потом пошли фашистские лагеря – Могилев, Варшава, Штеттин, Гамбург.
— Ну скажите, мог ли я вернуться домой? – спросил нас Гарри. – Отец расстрелян, как враг народа, мать сидит. Сам я, по тогдашним понятиям, изменник Родины. К тому же освободили меня из лагеря не наши, а американцы. А до нас уже доходили слухи, как встречают у нас военнопленных: одна дорога – на Колыму…
Гарри отправился искать пристанища на чужбину, за океан…
И тем не менее Америку, где он стал миллионером, Гарри считал чужой. А страна, где расстреляли его отца, где пытали в застенках мать, лишили его детства, оставалась для Гарри любимой родиной. Вот почему каждого соотечественника, начиная от членов студенческой делегации и кончая генеральным секретарем ЦК КПСС, приезжавшего в Сан-Франциско, Гарри считал своим гостем, старался встретить, принять, угостить…
Когда, приехав из аэропорта в гостиницу, Гарри распаковывал свои дорожные чемоданы, он извлек кожаный футляр, протянул нам.
— У меня большая просьба, – сказал он. – В прошлом году в Сан-Франциско был Брежнев и я подарил ему охотничье ружье старинной немецкой работы. Обещал подобрать прицел. Хотел лично вручить подарок Леониду Ильичу, да вот нет времени. Отнесите ему прицел и передайте привет от Гарри Орбеляна. Он должен меня помнить. У нас был интересный разговор.
— Будет сделано, – сказал Борис, принимая футляр.
Наутро придя в редакцию, я сразу же забежал к Борису. На его письменном столе лежал прицел. Борис был мрачен:
— Не взять прицел было нельзя. Не могли же мы ударить лицом в грязь перед Гарри! Он, американец, запросто общается с генсеком нашей партии, а мы, коммунисты военного призыва, лыком, что ли, шиты! Скажи, как сбагрить этот прицел?
Вернувшись к себе, я позвонил в отдел пропаганды ЦК инспектору, который курировал “Правду”.
— Не знаю, чем помочь, – сказал он. – Координат генерального я не знаю, а докладывать по начальству не могу, не наш вопрос.
— А чей же?
— Наверное, международного отдела. Ведь даритель иностранец.
Инструктор международного отдела, на которого я вышел, выслушав меня, замолчал. Пауза длилась очень долго, и я решил, что телефон отключился. Но инструктор просто думал. Наконец, его осенила спасительная идея:
— Видите ли, я занимаюсь Канадой, а Штаты ведут другие товарищи.
“Другие товарищи”, признав, что мой вопрос важный, предложили звонить зав. сектором. Тот понял меня с полуслова:
— Ну, какой же это международный вопрос? Это вопрос имущественный. Обратитесь в общий отдел.
В общем отделе работал мой старый товарищ, с которым мы жили еще в студенческом общежитии. Я набрал номер телефона. После обмена радостными восклицаниями, я изложил суть дела:
— Говорил с десятком ваших сотрудников, и каждый отфутболивает меня к другому. Неужели никому не хочется сообщить генсеку радостную новость? Странно как-то…
— Ничего странного нет, – ответил мой многоопытный товарищ. – В наше время не всякая инициатива поощряется, особенно там, где я служу. А вдруг генеральному не понравится, что какой-то инструкторишка знает о подарке заокеанского миллионера? Вот и отыщешь приключения на свою задницу.
— Что же делать с этим проклятым прицелом? Выйти на улицу и разбить о первый попавшийся булыжник?
— Ну зачем же так? – рассмеялся мой товарищ. – Свяжись с ребятами, которые сидят на соседней площади. Они ведают охраной и обслугой человека, о котором идет речь. Тебе понятно?
Я отправился к Борису. Он был печален. Весь день звонил в МИД, с ним тоже играли в прятки. Я сказал, что и у меня на Старой площади круг замкнулся. Советуют звонить в КГБ.
— Там работает один человек, с которым я был знаком в Америке – обрадовался Борис. – Полковник. Вчера он был у меня в гостях.
Несмотря на поздний час, полковник оказался на месте. Для уточнения всех обстоятельств попросил день. А на второй позвонил Борису:
— Нужно поговорить с генералом, – он назвал фамилию. – Он вроде мажордома при известном вам лице. Ведает всем имуществом и на квартире, и на дачах. Большой человек. Ну, желаю успеха!
С мажордомом в генеральском звании разговаривал Борис. А я сидел напротив и переживал.
— Минуточку подождите, – сказал Борису генерал и, видимо, заглянул в какую-то картотеку. – Так-так, бизнесмен из Сан-Франциско Орбелян действительно подарил Леониду Ильичу ружье старинной немецкой работы. Обещал прислать прицел. Где он? У вас в “Правде”?
Эпопея с прицелом приближалась к своему благополучному финалу. Через полчаса в кабинет Бориса влетел парень в штатском, поспешно схватил прицел, будто боялся, что мы можем передумать и его не отдать, и, не сказав ни слова, скрылся за дверью. Мы выглянули в окно. Посланец брежневского мажордома садился в черную “Волгу”.