Если культура называет себя массовой, то почему в компаниях
мы перестали петь хором?
Среди многочисленных баек про Сергея Владимировича Михалкова мне очень нравится история о том, как он работал над усовершенствованием гимна СССР.
Уже в самые поздние советские времена автор “Дяди Степы” явил строгой комиссии текст гимна в новой редакции. Его первые читатели подошли к своим обязанностям с полной ответственностью и, невзирая на большие заслуги поэта перед отечеством, высказали Михалкову ряд серьезных замечаний.
Сергей Владимирович внимательно все выслушал, потом поднялся и направился к выходу. У дверей он остановился и, как всегда слегка заикаясь, бросил своим суровым оценщикам:
– Н-н-н-и-чего… С-с-тоя петь будете!
Вспомнил я эту байку и в связи с тем, что у нас до сих пор нет текста государственного гимна новой России, и, видимо, в связи с тем, что сегодня наши люди ни добровольно, ни по необходимости не поют хором.
Первое тому объяснение – жизнь такая, что не до песен.
Причина сомнительная: человек, а россиянин в особенности, так устроен, что и у края бездны может запеть.
Были бы песни.
И вот тут-то возникает парадокс.
Сколько было в приснопамятные времена криков, жалоб и стонов – не дают церберы от идеологии настоящей, любимой народом эстраде выхода в теле– и радиоэфир, навязывают людям сплошную Александру Пахмутову.
Но вот дали выход, распахнули ворота – да что там! – вообще сломали их к чертовой матери, и хлынуло в наши глаза и уши безбрежное море, называемое массовой культурой.
В защиту последней, как, впрочем, и против нее, написано и сказано очень много. Одни говорят, что маскультура – враг подлинной духовности, другие утверждают, что без гумусного слоя ширпотреба невозможно появление настоящих произведений искусства. Одни голосят о засилии пошлости, другие о том, что любой паренек с гитарой – это лучше, чем он же с криминальными намерениями.
Стало общим местом и утверждение о том, что массовая культура имеет свои уровни и подуровни, что в ней существует своя шкала ценностей. Разумеется, здесь не с чем спорить: отдельные песни “Битлз” стали классикой ХХ века… Но пора вернуться к парадоксу.
Не кажется ли вам странным, что эфир сегодня буквально нашпигован песнями на самый разный вкус, а люди, те самые потребители искусства, современные песни поют чрезвычайно редко?
А достававшую многих Пахмутову пели. И не только ее. Окуджава, Высоцкий, Шаинский с его незатейливым “Черным котом”… В минувший День Победы, проходя по дачной местности, я услышал “День победы” в исполнении старых и молодых участников застолья. Но ведь этой песне уже сколько лет!
Короче говоря, эстрада ломится от репертуара, а народ что-то не подхватывает. Больше того, сами звезды словно почувствовали этот парадокс и решили дружно исполнить “Старые песни о главном”. Так родились программы, в которых нынешние исполнители запели то, что народ слушал – и пел! – двадцать, тридцать и более лет назад.
В этом выразилась не тоска по прошлому, а, скорее, одна из проблем нынешней массовой культуры. Она все больше становится как бы вещью в себе.
Судите сами. Со стадионов и площадей ушли поэты, из кинотеатров – зрители. Театр остается искусством камерным. Вовсе не часто аншлаги и у современных эстрадных звезд. Но это опять же проблема больше финансовая, мы же про резонанс.
Про то, что “не слышно на палубе песен”.
В этом смысле, что бы ни говорили защитники массовой культуры, она подверглась серьезному изменению, если не сказать – деградации. А говорить защитники, вероятно, будут о влиянии на эстраду постмодернизма, усложненности и ломке ритмов, революции в гармонии, наконец – о разрыве между уровнями развитости слушателя и творца. Это вам, знаете ли, не “Синенький скромный платочек”…
Так-то оно, может быть, и так. Но причем здесь тогда массовая культура, если масса ее не воспринимает и не идентифицирует себя, скажем, с теми же песнями?
Но просто сказать, что песни стали хуже, – значит не сказать ничего, а лишь продемонстрировать известное и не требующее никаких доказательств отношение, построенное на фразе: “А вот в наше время…”
Тем не менее настоящее никогда не повторяет прошлого. Особенно это касается эстетических координат. И в этом смысле самый сильный сдвиг в восприятии людьми эстрадной песни был произведен с помощью музыкальных клипов.
На первый взгляд, в том, что на песню можно наложить некий видеоряд, нет ничего оригинального. Мы это видели и в “Кубанских казаках”, и в “Большой жизни”, и в массе других фильмов разного времени. Марк Бернес, поющий в фильме “Два бойца” “Темную ночь”, – это тоже своего рода видеоклип.
Но современный видеоклип – это нечто совершенно иное.
Когда-то Эйзенштейн сказал, что кино – это монтаж аттракционов. Однако сам великий мастер, монтируя фильмы, демонстрировал не только революционную новизну искусства, его эпические возможности, но и цельность в восприятии мира и отражении его на экране. И дело тут не в пресловутом соцреализме, а в голове художника, в способности мыслить чрезвычайно сложными образами, сохраняя ясность изложения материала.
Современное клиповое сознание в этом смысле ущербно. Оно рисует некий расколотый мир, смонтированный из галлюцинаций и чаще всего сознательно лишенный художественной логики.
Сторонники постмодернизма в этом месте могут начать многозначительно ухмыляться. Да нет, ребята, никто не заставляет вас инсценировать песню и показывать на экране то, о чем поется. Но представьте, что получается, если на слабую в музыкальном и малограмотную в литературном смысле песню накладывается многозначительный бред…
Попробуйте потом этот кошмар спеть в компании хором.
То есть клиповое сознание как бы приватизировало песню, сделало ее частью своих болезненных поисков. И это не могло не обездолить широкого слушателя.
Еще одна причина отрыва песен от народа – вкус и самонадеянность тех, кто вершит сегодня эстрадную моду.
Несомненно талантлива и неповторима Алла Борисовна Пугачева. Многие годы она была лидером нашей эстрады. Лично для меня она не только прекрасная певица, но и пример того, как талант в сложных условиях может сохранить свою независимость и всю возможную для своего времени свободу. Глядя на Пугачеву, можно вспомнить Бердяева: “Свобода не из чего не выводится, она дается изначально”.
Но у свободы таланта есть и другая сторона. Недавно в одной из телепередач композитор Геннадий Зацепин рассказал, как они с Пугачевой работали над музыкой к фильму. Алла Борисовна инкогнито написала несколько песен и выдала их съемочной группе за песни, сочиненные юношей-инвалидом. История, конечно, забавная. Но вот в передаче зазвучали песни Зацепина и песни “юноши” Пугачевой. И все сразу встало на свои места. Никакой инвалидностью ничего не оправдаешь и не поправишь.
Думаю, что самонадеянность погубила Аллу Борисовну и с ее “Примадонной”, когда она с этой собственно сочиненной песней отправилась на конкурс Евровидения. Само стремление побеждать, невзирая ни на что, можно только приветствовать, но при этом хорошо бы оценивать свою многогранность адекватно.
Мне могут возразить – талант вправе оценивать себя сам.
Конечно. И пусть оценивают себя все, кто приписан к массовой культуре. Но при этом вопрос остается открытым.
Почему мы перестали петь?
Сергей ЮРЬЕВ