Несколько дней Кубань была в шоке. Старики – а их треть в пятимиллионном крае – при опросах всплакивали. Молодежь в недоумении пожимала плечами. Люди среднего возраста отказывались верить. Верить кадрам, показанным по местному телевидению, о поездке губернатора края Николая Кондратенко по сельским районам Кубани. У людей не укладывается в голове, что разруха уже наступила. Что слова Кондратенко о необходимости спасать народ – не политическая страшилка. Но в кадрах – разрушенные остовы ферм, бездействующие, с выбитыми окнами бани, кишащие мышами невспаханные поля, заброшенные котельные, которые пускались когда-то в строй под звуки духовых оркестров. А самое страшное – животные на все еще действующих фермах. Некоторых уже подвязывают, чтобы не упали, иные стоят по колено в грязи сами… Тоскливые, голодные глаза истощенных животных, язвы на худых ребрах… И это Кубань, жемчужина России? Земля, где снимали до 60 центнеров зерна с гектара, где иные фермы утопали в кустах роз, а сельские клубы напоминали столичные дворцы? Сюда любили приезжать советские писатели десантом, чтобы посмотреть прообраз коммунизма. И делегации капиталистов сюда возили, мол, чем мы не штат Америки?
Сегодня на Кубани половина сельских хозяйств убыточна. Десятки брошенных, разграбленных комплексов. Зерна собирают по 25 центнеров с гектара, смертность превысила рождаемость вполовину. О налогах говорят так: за вдох и выдох уже платим, скоро за задержку дыхания станем расплачиваться. Губернатор, а он человек эмоциональной народной лексики, называет это: “Как бычков на бойню ведут, а мы и не сопротивляемся”. Послушаем же вначале губернатора, что дал ему первый по масштабам, первый со дня вступления в должность многодневный облет края?
“И в страшном сне такое не приснится – половина от того, что было. Одна птицеферма на весь район, ни одной свиньи… Я порой думаю: мы же образованная нация, на дыбы должны встать только при начале плохого. Нет, молчат… Как же можно так головы людям задурить, а головы-то сплошь седые… В одном районе, Белоглинском, есть село Степное, помню строили там механизированные комплексы, мощный зерноток, котельная, баня. Утепленные гаражи, асфальт кругом. А тут как глянул: мама моя родная! Все в клочья, земля непахана, прямо на глазах с уцелевших зданий крыши сдирают. Наблюдать такую картину – лучше бы вообще не родиться… Вертолет наш сел – сбежался народ: старики, дети, пьянота, инвалиды. Посмотрел я на них и еще раз нашел своим словам подтверждение: русские будут умирать молча. Как вот тот цуценя: подойдет к углу, согнется, хряпнет напоследок – и умер. Задаю им вопрос: что же теперь делать будем? А мне – должно же государство о нас позаботиться… Извините, так оно о вас давно позаботилось, вон сколько было понастроено да создано. Что же вы развалили все, даже баню, в которой мылись? Так то не мы, говорят, это наш председатель. А вы что же молчали, спрашиваю. Вы же теперь акционерное общество, совладельцы прежнего совхоза. Да собрались бы с десяток мужиков, причем трезвых, да зашли бы к нему в кабинет… Он бы, понятно, потрепыхался, а вы бы его после встряски – за стол. И сказали бы: у нас тоже дети-внуки есть… Будешь дальше разваливать хозяйство – пеняй на себя. Почему молчали? – спрашиваю снова. А что мы могли сделать, если и в районе глава такой же? Себе особняки да “вольвы”, а народу – шиш. Господи, думаю, и это тоже правда. Столько разной дряни на этой волне повылазило! На иного смотришь, как он с экрана реформы уговаривает делать, и думаешь: кто же тебя, уродище такое, родить вздумал? А ведь иных я, в бытность свою председателем крайисполкома, в кадры подбирал. А оно, гляди, как переродилось… линию на разрушение четко взяло.
А с другой стороны, не в пустыне же действовал. Все на работу ходили и спокойно так смотрели… А как теперь их поднимать – без техники, без материальной базы, с полчищами мышей по забытым полям? И ведь спрашивают: что сейчас нам делать? Помирать, говорю. Ложитесь в рядок – и на тот свет. С гробами как-нибудь поможем. В общем, высказался… А потом отвечаю: собирайтесь завтра с утречка да проводите собрание. Хватит ума – выбирайте в лидеры умного мужика. Пусть и без образования – мне сейчас мудрые по жизни да с любовью к земле нужны. И считайте, с какой стороны из лежачего положения выходить будем. Потом ко мне пожалуйте, чтоб я знал, с какого конца помогать. Только для начала углы повыметайте, окна-двери на место верните. Вот тогда и я буду знать, что для вас делать. Только договор: усилия с двух сторон.”
Тут Кондратенко помолчал. И опять вернулся к самому больному – состоянию поголовья скота на Кубани.
“После того как побывал на фермах да посмотрел на несчастных животных… Одного только захотелось: взять кого-либо из реформаторов за шиворот да мордой его бить беспощадно о кости этих коров, бить до тех пор, пока он, сволочь, хотя бы не крикнет, что больше не будет!.. Судить надо тех, кто такое творит. И закон под это дело хороший принят – об ответственности за издевательство над живностью. Правда, демократы его под кошечек да собачек делали, а мы в защиту крупного рогатого скота пустим. И пусть меня называют диктатором да узурпатором. Только предупредил заранее: кто сейчас хоть одну коровью голову под нож пустит – своей лишится. Все брось на корма – в долги влезь, из штанов выпрыгни, но маточное поголовье спаси. Иначе голод. Или, что не лучше, полная продовольственная зависимость от Запада. Животноводство да хлеб – вот наши главные направления сейчас, под них и будем работать. А будет хлеб – будут и пенсии.”
* * *
Непривычен вам такой оборот речи? Но в этом весь Кондратенко – когда он выступает, Кубань следит за его словами, как завороженная. А иной старый казак еще и скажет одобрительно: “О то так, о то по-нашему”. Отсюда и необычайная популярность Николая Игнатовича в крае. Взяв на выборах планку в 82 процента голосов, этот уровень и держит. И не только самобытная речь очаровывает простой народ. Уже есть результаты усилий. Значительно сокращен, если сравнивать с общероссийским уровнем, разрыв по пенсионным долгам. Он тут месяц – полтора. До сентября забыты долги хозяйств краевому бюджету, их счета разблокированы, 120 миллиардов уже пошли на горюче-смазочные материалы, удобрения, подъем техники. Какими силами это дается? Да разными – позаимствовали денег у всевозможных фондов, без промедления пустили на дело идущие из Москвы трансферты. Проведена научно-практическая конференция по сельскому хозяйству, на которой специалисты, дотошно просчитав все потери и возможности, выдали четкие прогнозы по направлениям. Их вывод: выжить можно, подняться из разрухи тоже, если будут финансы и хотя бы немного очнется от апатичного состояния умирания народ. Тем более что остались еще хозяйства, есть фермеры, у которых удачи, что называется, очевидны.
Словом, все сейчас крутится в крае вокруг будущих удоев, центнеров и привесов – и такое впечатление, что на карту поставлено все. Самого Кондратенко не застанешь – носится по районам. Внезапно даже для собственной пресс-службы обнаруживается где-нибудь на севере края и лишь к понедельнику появится, чтобы провести планерку в администрации, заслушать отчеты служб и устроить хорошую выволочку, у кого малые результаты.
Командно-административная система в действии? Она, родная. Но представить себе иное трудно: Николай Игнатович привел с собой команду совпартноменклатуры, а работать иначе эти люди не умеют. Из руководства краем уходят профессионалы, а на их местах – уже вчерашние заворги, секретари и работники райисполкомов, люди, в предвыборной борьбе доказавшие свою преданность “батьке”. Не всегда, увы, современные по широте мышления люди. Один новый начальник отдела очень не любит рыночных слов и, рассказывают, от слов “кредит”, “банки”, “предприниматель” вздрагивает.
Вздрагивают порой и сами предприниматели. Руководитель фирмы “Разена”, реализующий французские удобрения по хозяйствам, в панике рассказывал: председателям колхозов “не рекомендовано” закупать средства защиты растений у частных структур. Для этого создана администрацией собственная…
Словом, все идет непросто. Рыночную экономику здесь пытаются вернуть на рельсы хоть какой-то плановости. И порою ловишь себя на мысли: может, – пусть? Чем обернулся этот дикий базар, уже видно.
И разве не прав тот же Кондратенко, утверждающий: “Политика невмешательства государства в экономику себя не оправдала”. Одно вызывает тревогу: как-то вдруг умолкли местные СМИ и депутаты, прежде лихо критиковавшие администрацию. СМИ можно понять: в крае принят закон, по которому бюджетная поддержка обеспечена лишь тем изданиям, с которыми заключит договор сама администрация… Захлебнулась и немногочисленная оппозиция – она была освистана при попытке спросить губернатора: собирается ли тот продолжить курс реформ… Да и мне, признаться, пришлось теперь столкнуться со своеобразной цензурой. Задав ряд малоприятных для главы края вопросов, я получила их обратно без ответов. На стол к губернатору они не попали. Чиновников тоже можно понять – среди прочих был и такой вопрос: стоило ли резко, в пять раз, повышать им зарплату при нищем местном бюджете?
Знает обо всем этом Кондратенко? Думаю, нет. Он до самозабвения, до неистовства, до полного изнеможения увлечен только одним: вернуть Кубань на прежние позиции в экономике, поднять сельскохозяйственное производство. И помогай ему в этом Бог. Помогайте, люди. А что до вопросов, может, со временем и они отпадут?
Краснодар Татьяна ЖУРБЕНКО,
собкор. газеты “Рабочая
трибуна” – специально для
“Социалистической России”
