Недавно на входе в метро (станцию называть не буду, чтобы у дежурной не было неприятностей) турникет не поверил моей магнитной карте. Она сработала, он мигнул зеленым и снова стал красным, и впускать меня не захотел. Я на всякий случай проверил карту у кассирши. Та сказала, что все в порядке, бывает. Надо подождать семь минут, и по ней можно будет пройти в следующий турникет. Но как раз этих семи минут у меня не было. Меня ждали на ближайшей станции, а я и так уже опаздывал. Я подошел к дежурной и попросил меня пропустить.
– Нельзя, – сказала она. Это была бледная женщина с жидкими волосами, с бледно-голубыми глазками, совсем не той породы, которая обычно получает удовольствие от самого произнесения «нельзя» и «не положено». Она была измучена этими «не положено» и «нельзя» и с начала жизни насмерть кем-то перепугана.
– Вот же, – я показал карточку. – Ее в кассе проверили. Она действительна до конца июля.
– Ну и что же. Не положено.
– Слушайте, я в газете работаю. Вот удостоверение. Что я, врать буду?!
– Я знаю, что вы журналист. Я вас по телевизору видела.
– Ну так что?
– Не положено.
В ее выцветших глазах я читал сочувствие, оно билось там под спудом, но выпускать его наружу она не имела права, потому что это был не ее личный турникет. Я не понимал, чего она боится. Но она боялась. На лице ее был написан ужас.
В этот момент рослая девушка купила магнитную карту и попыталась пройти в тот же турникет, и он не сработал, и она, как и я, пошла к дежурной.
– Мне пройти надо, – сказала она. – Не работает тут у вас.
– Вот и у молодого человека тоже! – радостно сказала дежурная. Вероятно, ей нравилось знакомить молодых пассажиров, сводить, так сказать, их судьбы… Но меня уже ждали на соседней станции, и девушку, видимо, тоже кто-то ждал, поэтому она совсем не обрадовалась. Жалко. Она была ничего.
– Не знаю, что у молодого человека, – сказала она, – но мне надо пройти.
– Через семь минут пройдете.
– Но мне надо сейчас.
– Не имею права.
Девушка пробовала верещать, показывала на часы, подпрыгивала, но все было тщетно. Наконец ее осенило.
– Видите?! – она показала чек. – Вот, я только что купила эту карту!
У меня такого чека не было, но я тоже достал из кармана недавно полученный чек от оплаты мобильника и издали показал дежурной.
Это произвело магическое действие. Она увидела Бумагу.
– Ну, проходите, – сказала она нехотя, даже бледнея. – Видите, на какую ответственность я ради вас иду.
Мне вспомнилась такая же запуганная, озябшая проводница, не пускавшая меня в совершенно пустой вагон только потому, что у меня был билет на следующий поезд, а мне кровь из носу надо было уехать на этом! Могла пройти Комиссия, страшная, ужасная. Она обнаружила бы меня и несоответствие в билете. И плевать ей было на свободные места и мои профессиональные нужды. Она увидела бы – человек едет не в своем поезде. И страшное «не положено» повисло бы в воздухе.
– Меня же выгонят, – повторяла проводница. – И куда я пойду в Твери? Туалеты мыть? А тут все-таки десять тысяч в месяц…
В конце концов меня впустил начальник поезда, мужчина. Мужчину не так легко запугать Комиссией. Вот я и думаю: кто же так их всех испугал на всю оставшуюся жизнь, что пропустить человека в метро кажется им колоссальной ответственностью? Кто до такой степени отнял у нас страну, что принятие даже крошечного, безопаснейшего решения может ввергнуть нас в тверской туалет до конца дней наших? Кто стоит над нами, требуя оправдательных бумаг на все случаи жизни и запрещая малейшие проявления человеческого? Не знаю. Но если есть русский Бог – должен быть и русский Дьявол, и здесь мне чудятся его рога и копыта…
Дмитрий БЫКОВ.
Полная версия статьи опубликована в журнале “Компания” (www.ko.ru) №13 (506) за 2008 г. (главный редактор Евгений Ю.Додолев).
