В дни западной Пасхи я оказался в Сан-Франциско, и друзья меня пригласили на праздничную службу в протестантскую церковь. Перед началом службы в 11 утра (я полагал, что все произойдет, как у нас, около полуночи), огромная очередь из самых разных людей – от бездомных эксцентриков до интеллектуальной элиты, от маленьких детей с родителями до 85-летнего поэта Ферлингетти с супругой (своеобразная реликвия западного побережья США).
В очереди живо обсуждаются последние городские новости, превратности предвыборной политической борьбы. Эта тема будет продолжена и во время церковной службы. Хотя таинство Воскресения неоднократно обыгрывалось в проповедях, они были, скорее, публицистическими выступлениями, обращенными к реалиям сегодняшнего дня – бедности, кризису ипотечных кредитов, из-за которого миллионы семей по всей стране лишились крыши над головой, и конечно, политики.
Старейший основатель общины говорил о традиции, которая объединяет в стенах церкви постоянных прихожан с новыми поколениями. Его супруга – этническая японка – выступила с пламенной антивоенной речью. Главным же героем церемонии в храме стала музыка. Я, конечно, знал, что коллективное песнопение в церкви – великая американская традиция. Но одно дело знать, другое – почувствовать себя частью ритуала. Как в караоке, слова псалмов появлялись на киноэкране. Помимо хора и небольшого ансамбля на сцене, ритуал систематически подключал весь зал не только к пению, но и к действию – люди вставали, раскачивались в такт музыке, брали незнакомых соседей за руки и целовались с ними по указанию церемониймейстера (или, если хотите, массовика-затейника). Именно поцелуи воспринимались как связующее звено с парадным православным ритуалом.
Полная версия статьи опубликована в журнале “Компания” №12 (505) за 2008 г. (главный редактор Евгений Ю.Додолев).
