Размышления по поводу провокаций вокруг закона “О свободе слова и религиозных объединений”
Для всех сколь-нибудь серьезных аналитиков очевидно, что объятия и поцелуи между президентом Ельциным и патриархом Алексием II на церемонии освящения храма-часовни Бориса и Глеба не сняли возникший конфликт между нынешней государственной властью и православной церковью, связанный с вето президента на закон “О свободе совести и религиозных объединений”, принятый почти единогласно Государственной Думой и Советом Федерации. Мне кажется, что если бы не было вето президента на данный закон, его следовало бы придумать. Для того чтобы всколыхнуть общественность, сосредоточить внимание нашего народа, и особенно думающей его части, на фундаментальных вопросах, касающихся бытия российского и особенно русского народа и государства Российского. Особой благодарности в связи с этим заслуживают Папа Римский Иоанн Павел, президент Клинтон, видные политические деятели, сенаторы и конгрессмены США и отечественные деятели, обратившиеся к президенту Ельцину с требованием наложить вето на данный закон. Впервые за последние годы на страницах печати началась серьезная дискуссия о духовных основах русского народа. Выяснилось отношение к процессу обретения Россией своей духовной идентичности наших новых демократических партнеров на Западе. Определили свое отношение к данному явлению основные политические силы России и соответствующие каналы массовой информации, выражающие позиции своих хозяев – соответствующих финансово-промышленных групп. Все это вынудило лидеров основных конфессий России занять ясные и определенные позиции в отношениях с государством, новыми западными партнерами России, с основными политическими силами, представленными в структурах российской власти. Прошедшая в более широком контексте дискуссия по поводу закона дает основание для ряда далеко идущих выводов и обобщений.
1.
В данной заметке я не собираюсь подробно останавливаться на сугубо юридической стороне закона, отвергнутого президентом. Ограничусь лишь тем, что выражу свою солидарность с оценками и рекомендациями нашего очень опытного юриста, представителя президента в Конституционном суде Сергея Михайловича Шахрая. Я согласен с Сергеем Михайловичем, что с юридической точки зрения закон не безупречен (впрочем, мало законов, даже подписанных президентом, соответствует критерию юридической безупречности.) Но в сложившейся политической ситуации не только опытный юрист, но и реальный политик Шахрай предлагал президенту подписать закон и одновременно обратиться в Конституционный суд с запросом о соответствии вызвавших острые споры положений закона Конституции РФ и общепризнанным международным нормам, а также направить в Государственную Думу России законопроект о внесении в закон о свободе слова поправок, касающихся норм, допускающих различные толкования при применении их на практике. Как опытный политик и преданный президенту государственный чиновник, Шахрай старался спасти лицо главы государства, учитывая беспардонное вмешательство и беспрецедентное давление Запада на президента и внутреннюю социально взрывоопасную ситуацию, а также прекрасно понимая, что, наложив вето и не решив проблем социальных (выплаты зарплат и пенсий) и военных (принятие болезненных мер по военной реформе), Ельцин откроет новый фронт борьбы, теперь уже в сфере духовной. Отвлекаясь от непосредственной темы заметки, не могу не отметить, что с приходом к власти новых “молодых и энергичных” увеличилось количество врагов президента во всех сегментах общества, повысилось социальное напряжение и обострились конфликты; непрерывные скандалы и дискредитация высших эшелонов власти стали главным “достижением” “молодых и энергичных”, вошедших в новую ельцинскую администрацию. Так что обострение отношений Ельцин – Патриарх вполне вписываются в общую логику действий “младотурок”.
2.
А теперь попытаемся разобраться в причинах той активности, которую проявляет Запад относительно духовной ситуации в России. Ни для кого не секрет, что разрушение Советского Союза последовало за разрушением и размыванием марксизма-ленинизма – идеологии, которая сцепляла духовное пространство СССР. Как КПСС была стержнем старого государства, точно так же марксизм-ленинизм был стержнем духовной жизни страны, легитимизирующим прошлый режим, дающим ему смысл и содержание. Вообще, любое государство, особенно такое большое, как СССР или Россия, сохраняет свою целостность, опираясь на сочетание трех важнейших элементов: административные и силовые структуры государства, идеология, или общие ценности, разделяемые большинством народа, и рынок, сцепляющий данное пространство экономическим интересом различных хозяйствующих субъектов. Распад Советского Союза после крушения марксистской идеологии и КПСС и при отсутствии рынка создал на пространстве бывшего СССР совершенно уникальную ситуацию для вновь образовавшихся государств. Ряд из них пошли по пути национальной и религиозной консолидации и, используя остатки силовых и административных структур, смогли консолидировать свои государства. В наиболее уязвимом положении оказалась Россия. После распада СССР Россия оказалась с чрезвычайно слабыми административными и силовыми структурами, практически неспособными самостоятельно консолидировать пространство Российской Федерации как государство. На этой территории в настоящее время происходит хаотический процесс становления разных государственных образований с большей или меньшей степенью независимости от Москвы. Чеченская война и договор Москвы с Казанью стали лишь наиболее ярким, рельефным свидетельством этого факта. Таким образом, при отсутствии рынка распад СССР с разложением административных и силовых структур превратили Россию не в государство, в традиционном понимании смысла этого явления, а скорее в территорию, на которой разворачиваются самые разнообразные процессы, идет формирование разных субъектов, вступающих в связи друг с другом и со странами ближнего и дальнего зарубежья. Разрушение марксизма-ленинизма как господствующей идеологии, объясняющей смысл жизни и перспективы государства и общества, создало колоссальный духовный вакуум и потерю духовной ориентации для миллионов людей. Ценности либеральной демократии, индивидуализм и неограниченное преследование своего личного эгоистического интереса, ставшие идеологической доктриной режима с начала гайдаровских реформ, не только не смогли дать консолидирующие духовные основы для географического пространства под названием Российская Федерация, но скорее, наоборот, стимулировали процесс дальнейшей атомизации общества, превратив граждан в конкурентов в процессе передела накопленной прежним режимом государственной собственности.
3.
Православная церковь, третировавшаяся властями в течение семи десятилетий, оказалась неготовой к столь стремительному повороту событий ни идейно, ни институционально. При неуклонном росте авторитета православной церкви и доверия народа к этому институту сама церковь не смогла за короткий период времени заполнить хотя бы значительную часть того пространства, которое оставили КПСС и марксистская идеология. Как уже отмечалось выше, для этого ей не хватило ни людских, ни материальных, ни информационных ресурсов. Очень скоро выяснилось, что в принципе радикальные экономические реформы и идеология этих реформ, имеющие крайнюю западническую ориентацию, направлены против основ не только коммунистической системы, но и традиционной России. Не удивительно поэтому, что “молодые и энергичные” реформаторы враждебно или, по меньшей мере, подозрительно относились к православной церкви и рассматривали усиление ее роли как угрозу их неограниченному экспериментаторству, ориентированному на разрушение любых национальных корней в России. Не удивительно, что даже простое перечисление в преамбуле закона “О свободе совести и религиозных объединений” традиционных конфессий в России и определение роли православия в становлении национальной истории и культуры вызвали оголтелую, истерическую критику в так называемых демократических средствах массовой информации.
4.
Для серьезных аналитиков очевидно, что нынешний кризис в России является глобальным кризисом идентичности, вызванным разрушением старого коммунистического государства и старой системы коммунистических ценностей. Также очевидно, что для российского и особенно русского народа основными элементами этой идентичности были Держава и Православие. Никогда наш народ не выйдет из нынешнего экономического, социального и множества иных кризисов без преодоления кризиса идентичности, без восстановления державной и духовной идентичности. Православие в данном случае призвано не столько играть роль институционально оформленной религии для верующих, сколько призвано стать частью общей культуры народа, отличающей его от других народов и придающей его существованию особый смысл и назначение. Даже при господстве коммунистического режима подавляющее большинство армян (включая и высших партийных функционеров) крестили своих детей и приглашали священника на похороны вовсе не потому, что они были верующими, а потому, что так делали их предки тысячелетиями, потому что это было элементом их жизни и культуры. Так же, как писал великий немецкий социолог Макс Вебер применительно к США начала века: американец может быть неверующим, но он не может быть вне церкви, так как быть вне церкви значит быть вне общества. В этом особенность американской идентичности. Нация иммигрантов сохраняет себя в этноконфессиональных общинах, перенесенных на эту “обетованную” землю со всех концов света.
5.
Увы, с сожалением приходится констатировать, что стенания на Западе по поводу притеснения религии и особенно православия при коммунистах было фарисейством со стороны наших новых западных друзей и партнеров. После распада СССР и уничтожения коммунистической идеологии мы неожиданно для себя обнаружили, что для многих западных идеологов и стратегов борьба против СССР и коммунизма плавно переходит в борьбу против России и православия. Таким образом создается впечатление, что стратегия наших новых партнеров – это превращение России в территорию, а российский и русский народ – в раздробленное стадо, манкуртов, оторванных от своей духовной почвы с полной потерей своей идентичности. С этой целью Россия и бывшие территории СССР стали рассматриваться как пространство для деятельности многих агрессивных религиозных сект, призванных с помощью денег, новейших информационных технологий по манипулированию сознанием масс не допустить духовной консолидации российского и особенно русского народа, с тем чтобы навсегда закрепить нынешнюю раздробленность страны и народа. Таким образом, стратегия наших западных друзей и партнеров в духовной сфере направлена на духовную колонизацию России с максимальным дроблением ее народа между разными и почти всегда враждебными друг другу религиозными сектами. Итак, удар по православию в первую очередь преследует цель устранить последний барьер на пути ликвидации России как единого государства. Ликвидация политического и духовного стержней для народа превращают Россию в пространство, а русский народ в стадо, лишенное общих корней. Такое пространство и такой людской материал становятся идеальным средством для любых экспериментов.
6.
Не вызывает сомнений и тот факт, что нынешние идеологи российских реформ из радикал-либерального лагеря являются союзниками и проводниками этой западной стратегии, так как для них (как и для большевиков в 1917 году) и страна, и народ являются материалом для реализации своих умозрительных схем.
Политические позиции “молодых и энергичных” и при обсуждении данного закона остаются прежними. Подобно тому, как во времена Гайдара они были против разумного протекционизма, позволяющего защитить нашего производителя в условиях, когда отечественное производство не могло эффективно конкурировать с западным, что в итоге вылилось в тотальное уничтожение нашей обрабатывающей промышленности, так и сегодня в сфере духовной они выступают против нормального духовного протекционизма, защищающего ослабленный организм народа от всяческой духовной заразы, грозящей превратить Россию в свалку отходов западного материального производства.
7.
В заключение хотелось бы вкратце остановиться на характере взаимоотношений между православной церковью и нынешней государственной властью. Очевидно, что попытки превратить идеи свободной конкуренции и неограниченного права на частную собственность (с государством в качестве “ночного сторожа”) потерпели как национальная идеология сокрушительное поражение. Сотрясающие СМИ скандалы и дискредитация власти и нравственная деградация людей, действующих на основе этих идеологических установок, очевидны всем. Неслучайно президент в 1996 году после выборов выдвинул идею о необходимости разработки национальной идеи. Поразительно, что власть, стремясь создать духовные основы для собственной легитимизации, вступает в конфликт с православной церковью, которая и есть ядро любой возможной национальной идеи как основной духовный, историко-культурный компонент.
Мне представляется, что православная церковь в силу своей внутренней организационной слабости, имеющей свои субъективные и объективные причины, еще не в полной мере способна политически использовать свою силу, мобилизационные возможности и влияние на массы. Недостаточно она проявила себя через подвижничество и жертвенность. Хотя во время чеченской кампании православные священники показали гораздо более высокий уровень ответственности перед народом и не покинули паству даже тогда, когда государство покинуло свой народ. Видно, что церковь все еще надеется, что новая демократическая власть, переживающая духовный вакуум и нуждаясь в поддержке церкви, в состоянии обеспечить церковь более благоприятными финансовыми и информационными ресурсами. В этом смысле фактор личных отношений президента с патриархом, деятельность московского мэра Лужкова по воссозданию храмов в Москве и восстановлению российских традиций несколько смягчают общий резко негативный настрой радикал-демократической части ельцинской администрации и их обслуги в масс-медиа по отношению к православной церкви. Мне представляется, что как власти, так и церковь сегодня находятся в процессе закладки новых отношений, которые на многие годы вперед определят характер отношений этих двух важнейших институтов для жизни народа. В интересах общества, чтобы эти отношения носили равноправный и партнерский характер, с тем чтобы духовный авторитет всегда был серьезной преградой на пути самодурства российских властей. В краткосрочном плане церковь все еще надеется, благодаря хорошим отношениям между Патриархом и Президентом или Патриархом и Лужковым, решить свои проблемы. Но в глобальном плане, если церковь хочет стать уважаемым институтом и реальным партнером для государства, она должна мобилизовать верующих и всех тех, кто уважает ее моральный авторитет, с тем чтобы независимо от личных симпатий и антипатий власть предержащих не только духовный, но и политический вес церкви был адекватен ожиданиям общества. Если в нынешних условиях церковь станет в оппозицию к власти, у этой власти не останется никаких шансов для выживания. Но одновременно конфликт церкви с властью не даст возможности превратить пространство Российской Федерации в единое консолидированное государственное образование.
Таким образом, в сложившихся условиях мы имеем слабое государство, слабое общество и слабую церковь. Очевидно, что без духовного возрождения народа и преодоления кризиса идентичности мы не возродим великую державу, так что не в противостоянии, а в единстве действий на сегодняшний день слабого государства, слабого общества и слабой церкви залог будущей силы и процветания как государства и общества, так и церкви. Иначе Россия может превратиться в пространство, а российский народ – в человеческий материал для агрессивной материальной и духовной колонизации со стороны наших ближних и дальних соседей.
Андраник МИГРАНЯН, МФ
