До основного тусовочного события года – “Кинотавра” – осталась пара недель. “Моя Газета” публикует фрагменты былых интервью Основателя; это дань Марку Григорьевичу РУДИНШТЕЙНУ за его титанический труд по спасению отечественного кино.
Сама идея “Кинотавра” родилась весной. Жизнь была тоскливая, незадолго до того уехало сразу трое моих друзей: Козаков, Лямпе и Каневский. И вот сидели мы за столом теплой компанией: Мишин, Таня Догилева, Славкин и другие талантливые люди пили водку и мечтали о том, чтобы такое придумать, чтоб жить стало веселее… Думали, думали и придумали кинофестиваль. Мысль эта запала мне в душу, а потом через некоторое время состоялся первый фестиваль в Подольске… Когда я начинал делать фестиваль “Кинотавр”, то чувствовал себя очень комфортно: все понимали, что это нужно. А сейчас я вижу, что чем лучше получается, тем больше у фестиваля становится противников. Конечно, появилось много других фестивалей, и у них должны быть свои сторонники. Это нормально. Ненормальны способы борьбы за выживание. Во всяком случае для меня как для человека – пусть это смешно звучит – совершенно незащищенного и страшно переживающего любую неправду о себе. Я хочу доказать, что можно делать дело не наживаясь, не имея квартир и дач. А в ответ будто слышу: говори-говори, не здесь, так там все у тебя схвачено. Я вроде бы совершенно открыт. И все равно создается миф о нуворише-миллионерчике, который еще живет, как это ни странно. Им кажется, что они мне рекламу делают. А мне кажется, что они меня медленно добивают.
Концерты я начал проводить еще в 82-м, что приносило доходы не мне лично, а учреждениям культуры. Мы были первыми, кто мог платить актеру по контракту. Но сразу появилась куча сволочей, которые старались все переломать, запретить. Однако мы продержались до тех пор, пока меня не посадили. На счету было уже несколько миллионов, деньги по тем временам громадные. Когда я вышел, начались другие времена, мы уже плевали на всякие народные контроли, потому что настала свобода для хозрасчетной деятельности.
В 1997 году четвертый раз “Кинотавр” проводит международную конкурсную программу, предоставляя возможность ознакомиться с современными тенденциями мирового кинематографа. Дали свое согласие на участие в жюри Международного кинофестиваля видные деятели мирового кинематографа: Фридрик Фридрикссон (Исландия), Ежи Гофман (Польша), Питер Янсен (Германия), Марио Моничелли (Италия), Адам Холлендер (США), Душан Маковеев (Югославия), Йоганна Тер-Штейге (Бельгия). Возглавит международное жюри Режис Варнье (Франция) Россию будет представлять в жюри Елена Сафонова.
Внеконкурсная программа включает в себя наиболее кассовые картины, ретроспективы Джерри Шацберга, Фридрика Фридрикссона, Марио Моничелли. Ретроспективу своих фильмов предложил король Камбоджи Сианук. Будут также показаны фильмы, снятые известными актерами, и в честь 50-летия Каннского фестиваля планируется демонстрация лучших картин, отобранных директором Каннского фестиваля Жилем Жакобом. В рамках МКФ пройдет семинар международной организации кинокритиков ФИПРЕССИ, посвященный проблемам мирового кинематографа и кинокритики. Многих зарубежных представителей соберет проходящий на фестивале международный кинорынок. Обещает много интересного и культурная программа кинофестиваля: будут проведены концерты выдающихся музыкантов, организованы многочисленные клубы, любители спортивных состязаний смогут увидеть уникальный футбольный матч с кинозвездами в ролях голкиперов и нападающих.
Беда многих неудавшихся начинаний в отсутствии исполнительского мастерства. Для того, чтобы добиться какого-то успеха, нужна нормальная организационная работа. У нас же сплошь и рядом привыкли работать спустя рукава, а нормально выполненная работа вызывает неуемные восторги. В первые три года о “Кинотавре” писали как о каком-то чуде. Восхищались мелочами: тем, что автобус приехал во-время, тем что в гостинице разместили по-человечески. Есть слово нормально, у нас же всегда крайности: либо безобразно, либо восхитительно, а то, что означает слово “нормально”, для многих стран мира является давно само собой разумеющимся, у нас почему-то забыли.
Со временем все станет на свои места, и созерцательный, размышляющий европейский кинематограф заменит американский клиповый.
Что я буду обращать внимание на то, что он там написал неправду? Лучше я его приглашу, пусть еще раз напишет неправду. Ну не может человек всегда на белое говорить черное. Можно сказать хозяину, пригласившему тебя в гости: извините, завтрак вам сегодня не вполне удался. Зачем же говорить ему в лицо: твоя рыба – полное дерьмо. Но все равно я, попереживав, перестаю злиться на такого человека. Что и спасает ситуацию.
Для меня знаменателен тот факт, что на прошлом кинофестивале победила кинокомедия. До этого в основном призерами становились картины социально значимого содержания. В этом заключалось наше отличие от американцев: они рассказывали истории, а мы мусолили проблемы.
Я посмотрел те картины, которые представлены в этом году на кинофестиваль… У меня возникает ощущение, что мы выздоравливаем и тоже начинаем рассказывать истории. А слушать историю всегда интересней, чем нытье о чьих-то проблемах. И своих предостаточно! Когда человек рядом с вами начинает говорить о своих проблемах, то хочется от него поскорей отвязаться, а когда он рассказывает какую-то историю или анекдот, его интересно слушать. Вот и с нашим кино происходит нечто подобное.
Есть такая притча про автогонщика, которого спросили: как ему удается все время побеждать, избегая аварии? А он ответил: я в опасных ситуациях никогда не снимаю ногу с педали газа. Да, жизнь есть жизнь и что праздник нужен. Да, часть денег можно было направить по другому назначению. Но я страшно не люблю, когда ко мне приходят и просят денег, чтобы построить памятник евреям, погибшим в фашистских застенках, или провести манифестацию. Я говорю: вы мне назовите фамилии конкретных людей, и я им дам деньги. Лучше десяти или ста ветеранам помочь, чем очередной памятник построить. Вот такое же ощущение у меня в связи с фестивалем “Кинотавр”. В этой стране, в этой ситуации. Потом все изменится, но тогда уже я не нужен буду.
Фестивалем “Кинотавр” должны заниматься люди, которые хорошо знают кино. Ну не было у меня возможности, работая судосборщиком в Николаеве, читать те книги и получать то образование. Я только сегодня начинаю узнавать то, что должен был узнать в двадцать два. Поэтому в идеале моя роль на фестивале – это инструмент исполнения. Я и сейчас инструмент исполнения. Свадебный генерал, который достает деньги.
Хочется дожить до того времени, когда необходимость в руководстве работой фестиваля “Кинотавр” бизнесменами отпадет. Нет у меня права выбирать, судить, выносить приговор. В принципе я и так никогда не вмешивался ни в отбор картин, ни в решение жюри. Опять же легенды вокруг этого ходят. Ту долю славы, которой мне как человеку маленького роста не хватало, я уже получил. А кто я… И возраст уже, и усталость накапливается, потому что жизнь была сволочная. Не хочется, конечно, чтобы дали под зад коленкой. Но я не могу сказать, что последние фестивали я делал. Их делала команда.
Отец мой был директором книжного магазина, убежденным коммунистом, до такой степени убежденным, что дома нельзя было плохого слова сказать о политике нашей партии. Мама – профессиональная домохозяйка, как говорят в еврейских семьях. Изумительно вкусно готовила. В 72-м году решил уехать в Израиль старший брат. Отец не отпускал его (в то время нужна была подпись родителей, что против отъезда не возражают). Но брат настоял, дома подписали, и он уехал. После этого отца, семидесятидвухлетнего старика, вызвали в ЖЭК и исключили из партии. Это его настолько потрясло, что он стал ярым антикоммунистом, хотя был в партии где-то с 23-го или 25-го года. Потом они с мамой тоже уехали, превратившись в людей без родины, потому что в таком возрасте менять свою жизнь непросто. Для них это стало трагедией.
Я получаю удовольствие от того, что дожил до времени, когда я могу зарабатывать нормальные деньги, для того чтобы помочь первой семье, с которой расстался, и содержать вторую. Да мы же все раньше были импотентами, а не мужчинами, потому что не могли истратить лишнего рубля.
Я люблю фразу Ильфа и Петрова о том, что человечество делится на две части: на тех, кто жил в Одессе, и тех, кто говорит, что жил в Одессе. Я – одессит, русскоязычный, русский человек еврейской национальности.
Кстати, я играл в студенческом театре, еще в Одессе, в первом спектакле Жванецкого “Как пройти на Дерибасовскую?” Но сказать, что тянулся к театру с детства, не могу. В мир искусства меня привела… армия. Я учился в Ленинграде на факультете журналистики с историко-философским уклоном, оттуда попал на службу. Но однообразная муштра, подъемы-отбои, бесконечные построения мне быстро надоели и, узнав от соседа по койке, что он нашел прибежище в художественной самодеятельности, я тоже отправился к замполиту и заявил, что во мне пропадает недюжинный талант чтеца. Так я оказался в ансамбле песни и пляски, читал стихи, выступал довольно успешно, хотя в роду не было ни одного актера – все больше торговцы.
Мы жили на слободке, и меня со второго класса били за то, что я еврей. Но где-то в 6-м классе один сильный, здоровый второгодник сказал мне: хватит, пора защищаться. Мы объединились, стали защищаться и разошлись до того, что кончилось поножовщиной и детской колонией – на два месяца. Так я получил нормальную закалку, и все мои друзья того времени, получившие такую же, стали нормальными, порядочными людьми.
После колонии я ушел из дому, работал в Николаеве на судостроительном заводе, зарабатывал по тем временам хорошие деньги, даже телевизор маме купил. А из Одессы ушел окончательно и возвращался туда только братьев провожать.
После службы в армии женился в Подольске, родилась дочь, заочно учился в театральном вузе, работал. Руководил театральным коллективом, был директором Дворца культуры. Но когда узнали, что родные в Израиле, меня от “идеологии” отодвинули. Был затейником в санатории, зам. директора по быту на Гознаке, администратором в цирке. На административной деятельности и погорел. Может быть, помните, в 82-м был шумный процесс в Росконцерте, но за мной особой вины не числилось. Тут как раз начались андроповские закрутки, когда взятками стали считать шоколадки, коньяк… Состряпали дело о хищении 4323 рублей, и я пошел по грозной статье “хищение социмущества в особо крупных размерах”. Дали шесть лет, в 87-м – оправдали. Сидел, кстати, в “Матросской тишине”, с двумя министрами в камере.
Нет кризиса кино, есть кризис управления кино, и не только кино. В стране кризис власти: не может такого быть, чтобы в кастрюле вода в одном месте кипела, а в другом находилась на точке замерзания; или вся вода кипит, или нет!
Чаще всего по-настоящему деловые люди живут скромно, потому что видят смысл не в броской мишуре.
