Похоже, Александр Лебедь должен сегодня доказывать всем, что у него прекрасный вестибулярный аппарат. От перепада высот, на которые в 96-м году то возносился Александр Иванович, то падал ниц, у любого голова пошла бы кругом. Но десантники, утверждают, особый народ. Головокружения – от успехов, равно как и поражений – им неведомы?
– Собственно говоря, я, Александр Иванович, пришел затем, чтобы воочию удостовериться, умеете ли вы держать удар?
– Довожу до вашего сведения: Александр Иванович – кандидат в мастера спорта по боксу. Правда, сейчас я уже не боксирую, но удар держать не разучился. Не сомневайтесь, я сегодня чувствую себя вполне комфортно. Лоб у меня бронебойный.
– А удар был крепкий?
– Я его вообще не заметил, поскольку рассчитывал, что продержусь во власти два месяца, а пробыл целых четыре. Считаю, что это мое личное колоссальное достижение. Помните, как у нас раньше писали: план – закон, выполнение – обязанность, перевыполнение – честь? Так что я обязательства на двести процентов перекрыл…
Если же говорить серьезно, то я сумел прекратить свинскую чеченскую войну. Пожалуй, это единственное, что можно было успеть сделать за отпущенное мне время. Все остальное – процесс длительный, рутинный, непростой. Сейчас я занят подготовкой к тому, чтобы решить и эти задачи.
– Эти – какие?
– Вам нравится, как мы живем?
– Надо полагать, вопрос риторический, не требующий ответа?
– Вопрос, может, и риторический, но жить от этого не легче. Уверяю вас: огромное количество людей крайне недовольно сегодняшним положением вещей. Они хотят зажить по-другому, стать хозяевами в своей стране. Гражданами – с большой буквы.
– А посему?
– А посему надо создавать в России систему жизни. Многое есть в нашей стране, а вот этого пока нет. Мы все время за какими-то ложными целями гоняемся – то светлое будущее строим, то демократические, а точнее – псевдодемократические преобразования ведем… По большому счету, от государства требуется одно: если не может помочь гражданам, то пусть хотя бы не мешает им. В России много умных людей, чрезвычайно много, но у нас сумели как-то так ловко отстроить государственную систему, что именно эти люди постоянно оказываются за бортом.
– Правильно говорите, Александр Иванович, только я пока все же не пойму, к выполнению каких конкретных задач вы себя готовите?
– Я никогда не скрывал: мне нужна власть как инструмент… подчеркиваю: как инструмент для создания системы жизни – и жизни сегодня, а не когда-то в светлом будущем. Пусть каждое поколение внесет вклад в преумножение национального богатства и при этом не забудет себя.
– Власти, как и денег, много не бывает, но все-таки: сколько власти нужно вам?
– У нас был царь, потом генеральный секретарь, теперь – президент. Названия разные, а суть – одна.
– Кстати, вас во многом и пинали из-за того, что вы были всего лишь секретарем СБ, а вели себя, словно генсек ЦК…
– Не припомню, чтобы кто-нибудь меня пинал. Это трудно сделать, не тот я человек…
А власть мне нужна высшая.
– Президентская?
– Она самая. Когда получу ее, поломаю свинскую российскую традицию царствования. Власть дается для работы, надо не на троне восседать, а управлять державой, чутко реагировать на то, чего она хочет.
– Александр Иванович, вы не забыли? У страны есть президент, его выбрали 3 июля.
– Что-то в вашем голосе не слышно энтузиазма…
Да, президент есть. Но в России так уж исторически сложилось в последние годы, что людей лишили выбора. Не будь у вас включен диктофон, сказал бы, из чего нам в действительности приходится выбирать… Но из уважения к читателям выражусь литературно: сегодня мы выбираем между плохо и очень плохо. Россияне проголосовали в первом туре президентских выборов так, что осталось два зла – Зюганов или Ельцин. Я глубоко убежден, что Зюганов – это очень плохо, это разворот на сто восемьдесят градусов и путь в никуда. А Ельцин – зло привычное. Топтание на месте, имитация движения, оставляющая, правда, слабую надежду на перемены в будущем.
– Вы Борису Николаевичу о том, что считаете его плохишом, говорили?
– Естественно. Я же человек… как бы это помягче сказать?
– Да уж говорите, как на язык ляжет.
– Я сразу заявил Ельцину, что не гожусь в лично преданные, что пришел не ему служить, поэтому президенту нечего надеяться на появление очередного холуя. Мол, если вы согласны с такой постановкой вопроса, тогда давайте работать. Бориса Николаевича тогда припекало, поэтому он согласился на все.
– И все же: кто кому этот союз предложил – вы президенту или он вам?
– Было встречное движение. Ельцину требовалась победа во втором туре любой ценой, и у меня после 16 июня выбора не оставалось – не Зюганова же поддерживать? Каждый по-своему оценивал обстановку. У меня не было никаких заблуждений относительно Бориса Николаевича, даже исходя из собственного опыта. Я же помню, как в 91-м году Ельцин сначала поблагодарил меня за поддержку российской демократии, а потом я пару месяцев расхлебывался с парламентскими комиссиями и десятком следователей, выяснявшими, поддерживал ли я ГКЧП или нет. В 92-м году, когда я немножко побаловался в Приднестровье, Борис Николаевич долго, недели две, соображал, что же со мной делать.
– “Побаловался” – это вы о чем?
– О том, как некий командующий армией взял и без согласования с высшим политическим руководством страны самостоятельно объявил войну другому государству, а потом за неделю это государство отколотил, понудил его к миру и войну прекратил.
– Полагаете, все это не входило в планы Бориса Ельцина, направлявшего вас в Приднестровье?
– Абсолютно не входило. Меня ведь, по сути, ссылали в Тирасполь в надежде, что я там сверну себе шею. Кстати, с этой же целью меня в 96-м и на Чечню бросили. Опять не получилось. Крепкая шея!
– О Чечне давайте поговорим чуть позже, а пока вернемся в минувший июнь, когда вы заключали соглашение с Ельциным. Вы со своей стороны выдвигали какие-то условия?
– Какие могли быть условия? Я совершенно точно знал, что не приживусь при дворе, что буду выглядеть в Кремле белой вороной. Чужая стая, понимаете? Но передо мной стояла конкретная цель – Чечня, ради этого можно было потерпеть. Я решил остановить войну, для выполнения задачи наиболее подходила должность секретаря Совета безопасности, поэтому я ее и взял. Никакие другие варианты не обсуждались. Борис Николаевич, правда, что-то пробрасывал о своем преемнике, но я эти слова не воспринимал всерьез, так как задерживаться в Кремле не намеревался.
– Не помню точную цифру проголосовавших за вас в июне…
– Одиннадцать миллионов человек.
– Спасибо за подсказку. Полагаете, эти одиннадцать миллионов выбрали вас, чтобы вы через два или пусть даже четыре месяца вышли из игры?
– Эти люди попались вместе со мною. Как и у меня, у них выбора не оставалось, поэтому десять миллионов моих избирателей следом за мной проголосовали во втором туре за меньшее из двух зол. Как нас вождь учил? Политика – это искусство возможного.
– И я об этом же. Все ли аргументы в борьбе за кремлевскую власть вы испробовали? Нужно ли было хлопать дверью и уходить из ельцинской команды? Вы же нарывались на скандал.
– Наверное, я плохо вам объяснил. Чужая стая – это слабо сказано. Я попал в шайку, и прижиться в ней у меня не было ни малейших шансов.
Главное я успел сделать – своевременно вывернул из тела страны детонатор, который мог разнести Россию в куски. Я удовлетворен проделанной работой, на лавры, ордена, медали или президентские ласки никогда не претендовал и не собираюсь делать этого впредь.
– Вы говорите, что отпускали себе два месяца кремлевской жизни, но, помню, в октябре, когда началась ваша махаловка с милицейским министром Куликовым, вы выглядели достаточно уверенно, заявляя, что неизвестно, кого из двух пернатых потерпит президент. То ли убедительно играли роль, то ли искренне верили, что Ельцин предпочтет вас Куликову.
– Ни во что я не верил.
– Значит, играли?
– Я рассчитывал, что президент откроется, покажет свою сущность. Он показал. Теперь мне окончательно все ясно.
– Выходит, были иллюзии?
– Нет, не иллюзии, а маленькая-маленькая надежда.
– Надежда, что Борис Николаевич уберет Куликова?
– Да, не в нем дело! Куликов – это шестерка, которой дали большую звезду.
Сегодня в России получается так, что звезда генерала армии стала своеобразной разменной монетой, признаком лакейства. Раз дали это звание, значит, ты окончательно сломлен, растоптан.
– Любопытное утверждение. Вы одним махом покрыли всех главкомов, еще кое-кого зацепили.
– Есть единственное исключение – оболганный главком сухопутных войск Семенов. А все остальные… Я им в глаза свое отношение неоднократно высказывал и сейчас могу повторить публично. Если главком авиации Дейнекин за пять лет потерял шесть тысяч самолетов из одиннадцати тысяч, то о чем тут говорить можно?
– Почему потерял?
– Какая разница, почему? Главное, что больше половины военной авиации не существует. При этом Дейнекин постоянно кормит нас сказками о прекрасных выступлениях российских парашютисток… Гнать!
– Александр Иванович, я-то это все напишу, но судиться потом придется вам.
– Пусть Дейнекин сначала докажет, что боевая авиация у нас в полном порядке. А то все рассказывает, как ему позволили в небе сопровождать самолет королевы Великобритании Елизаветы…
– Вы словно задались целью перессориться со всеми, с кем можно и с кем нельзя. Похоже, правильно писали: Лебедь в посудной лавке…
– Напрасно вы впадаете в общее заблуждение. Уверяю вас: я очень коммуникабельный человек и умею договариваться со всеми. Чеченский пример вас разве не убеждает? Крутые ребята? А мы друг друга поняли. Я убедительный человек, поверьте.
Другое дело, я категорически против того, чтобы меня записывали в команду… как бы выразиться? нехороших людей, ставили с ними на одну планку. Я им не свой и не собираюсь им становиться. Наверное, это раздражает, отсюда и весь этот визг в мой адрес. Пусть повизжат, меня это не колышет.
– Вам показалось, что в моем голосе нет оптимизма, когда я заговорил о переизбранном на новый срок Борисе Ельцине, но…
– Перебью. Какой оптимизм? Да, врачи классно сделали свою работу, низкий им поклон за это. Молодцы. По-христиански можно было бы поздравить Бориса Николаевича. Но тут уже заканчивается сторона человеческая и начинается общегосударственная. После всех передряг, после всего, что совершили медики, президент опять взялся за старое, начал, как говорят спортсмены, нарушать режим. Значит, вся проделанная работа пойдет насмарку. Как к этому относиться? Это уже вопрос не лично Бориса Николаевича и его семьи. Получается, что драма одного человека превращается в трагедию для огромной страны. Думаю, вы ведь не станете со мной спорить, что с момента переизбрания Борис Ельцин не сделал ничего из того, что обещал избирателям? Если все так пойдет и дальше, то ничего и не сделает.
Вы же видите: управление государством у нас осуществляется всевозможными рыжими и прочими проходимцами от имени президента и под его прикрытием. Что может ожидать нас хорошего, если делами будет заправлять Чубайс? Он уже провел приватизацию, наплодил сорок миллионов собственников… Вы, кстати, сделали свой ваучер золотым?
– Наверное, как и вы.
– Мой, по сути, украли. Приехала в Тирасполь, где я тогда служил, какая-то шарашкина контора. Ребятки говорят: “Давайте мы ваш ваучер позолотим”. С той поры я его и видел…
– Не будем бередить душу, оставим ваучеры Анатолию Борисовичу. Разговор не об этом. Я пытаюсь проследить вашу логику: вы к чему клоните, что нам не придется ждать четыре года до следующих выборов?
– Да, не придется. Я категорически утверждаю, что у нас в стране весной будет серьезный кризис.
– Кризис со здоровьем президента или со страной?
– А со всем вместе. Целый букет кризисов. К весне они созреют.
Ведь никто же не предпринимает мер, чтобы этого избежать. Создали туфтовый бюджет, назвали его бюджетом стабилизации и продают Думе, как цыган одноглазую кобылу, выдавая ее за молодого скакуна.
– Считайте, Дума купила кобылу.
– С чем ее и поздравляем. Значит, вступят в силу объективные процессы. Можно сколько угодно орать, что мы против восхода солнца, но это ведь от нас не зависит.
– К счастью, что не зависит.
– Я и говорю: к марту – апрелю созреет клубок проблем. Там будет все – и экономика, и политика, и экология…
– Говорите об этом так, словно вы желаете этого кризиса.
– Зря так думаете. Я ничего подобного не хочу. Мне достаточно хорошо знаком с историей родного государства и представляю, что может натворить разбушевавшаяся народная стихия. Бессмысленный и беспощадный русский бунт способен смести все и вся. Как секретарь Совета безопасности я и старался предотвратить взрыв. Чеченскую мину успел обезвредить. Хотел заняться экономическим блоком вопросов, но не дали. Раз уж наша экономика уподобилась кляче, то вы хотя бы изредка подкармливайте ее, не дайте сдохнуть. Вместо этого экономику подхлестывают всякими ВЧК.
Кстати, надо же было додуматься до такого названия! Сначала я посчитал, что это тонкая шутка с аббревиатурой. Оказалось, нет, серьезно. Маразм!
Нет, я не хочу взрыва. Надо меры принимать сегодня.
– Давайте по частям. Во-первых, какие, по-вашему, это могут быть меры?
– Неблагодарная тема, не собираюсь на нее рассуждать по простой причине: я могу говорить вещи гениальные или нести полную чушь, но цена у моих слов будет одна. Нужна власть. Когда этот инструмент есть в руках, тогда любую ситуацию можно обыгрывать, строить планы. Иначе это окажется пустой болтовней. Что мы с вами может решить, сидя в этой пятнадцатиметровой комнате?
– Тогда давайте посмотрим на все с иной стороны. Если меры не будут приняты, что, по-вашему, произойдет?
– То и произойдет. Господин Черномырдин четыре года возглавляет правительство. Можете вы назвать хоть одно положительное достижение за это время?
– Вам скажут об остановленной инфляции.
– Это успех? Подавили инфляцию с помощью идиотского валютного коридора, который приносит всем колоссальные убытки – и материальные, и моральные! А то, что в стране стала нормой тотальная невыплата заработной платы? Девяносто процентов бюджетников вовремя не получают заработанные деньги, а правительство похваляется тем, что инфляция якобы на нуле.
А кому выгодна эта наша так называемая налоговая система? Из каждого заработанного рубля надо отдать государству 92 копейки. Где такое возможно?
Я уже не говорю о преступности, с которой так никто и не сладил. А кому ладить? Бюрократическому аппарату? О собственных интересах чинуши уже позаботились, а остальное их не колышет. У нас ведь даже нет нормально вспаханного правового поля. Наше поле – все в канавах, и в каждой сидит чиновник и твердит одно: “Дай взятку, дай!” Приходит предприниматель, ему с порога говорят: “Здорово, жулик!” Если соглашается, значит, нормальный человек, можно дальше разговаривать.
Создана некая искусственная схема, а прок от нее какой? Люди ведь на стенку лезут. Как писал Стейнбек, гроздья гнева нарастают.
– По-вашему, урожай соберем весной?
– Я не завершил рассказ.
В нужный момент Черномырдина отстраняют от власти. Он свою службу сослужил: создал песню, подобную стону. После ухода Виктора Степановича в дело пускается ранее отработанная система и.о. У нас уже был и.о. премьер-министра Гайдар, был и.о. генерального прокурора Ильюшенко. Они оба скверно закончили, но это в данной ситуации не самое главное, существеннее, что такой прецедент имеется. Послушному народу можно всегда объяснить, что президент опять слегка приболел, поэтому временно исполняющим обязанности премьер-министра назначается Чубайс. Этот господин готов вбросить серьезные финансовые средства в страну, соответствующим образом изуродовав во имя этого законодательство страны. Анатолий Борисович с помощью своих зарубежных друзей ликвидирует кризис неплатежей, поможет погасить задолженности, выплатит людям пенсию и зарплаты, потом вылезет на телеэкран, постучит себе в грудь и скажет: “Помните, как вы меня ругали и обзывали рыжим? А я стране забочусь!” После этого народом можно будет крутить в любую сторону.
На это делается расчет. Но план этот не пройдет, поскольку он не учитывает ментальности русских людей. Западные схемы в России не работают. Этого господин Чубайс не понимает. Сегодня допускаются те же ошибки, из-за которых в свое время пострадали коммунисты. Уж слишком большими догматиками они были. “Марксистско-ленинское учение вечно, потому что оно верно “. Бум-бум в барабаны! Верно – вечно!
Так и Чубайс сегодня. Ситуацию не учитывает.
– Поэтому?
– Гроздья гнева и созреют.
– И тогда народ придет и позовет Александра Ивановича: “Выручай, батюшка”?
– Не в Александре Ивановиче дело. Мы уже говорили о том, что солнце встает и заходит вне зависимости от наших желаний. Так и с Россией. Разговоры о реформах и демократических преобразованиях должны стихнуть. Придется признать, что нам пытались подсунуть эрзац псевдодемократии. Эта подделка будет отвергнута народом. Весь вопрос в том, как это отторжение произойдет – мирно или кроваво. Если не убережемся от кровопускания, то тогда, возможно, обречем страну на окончательную гибель. Россия – государство крайностей, у нас ведь даже политический маятник, как летающий топор: туда летит – головы сыпятся, возвращается – опять все крошит. Никак в среднем положении, в золотой середине, остановиться не можем: или – или.
– А какой из двух вариантов вы склонны считать наиболее вероятным?
– Глубоко убежден, что еще можно решить вопрос легитимным способом, но для этого надо решать. А этого никто не делает и другим не дает. Не знаю, насколько вы владеете информацией, но у меня ведь первые серьезные разногласия с членами правительства и с президентским окружением произошли из-за бюджета на будущий год. Меня пробовали одернуть: вы генерал и в экономику не лезьте. Я спокойно объяснял, что анализ бюджета делали мне специалисты из управления по экономической безопасности Совбеза. Мнению этих людей я доверял.
Следующая стычка была из-за вопросов, связанных с ядерной энергетикой. В России 29 атомных электростанций, из них половина – родные сестры Чернобыльской АЭС, с теми же конструктивными недостатками. Мало того: на этих электростанциях разрушена система и физической, и технической защиты. Ощущение такое, будто мы пьяные сидим на пороховой бочке и тычем горящим окурком во все щели. Сегодня мы не находим десятки миллиардов, чтобы воссоздать систему защиты АЭС, а завтра, не дай Бог, будем искать триллионы на ликвидацию последствий аварии, затягивать и без того затянутые пояса, урезать и так урезанные социальные программы…
Сотня подводных лодок с не демонтированными атомными реакторами болтается у пирсов, кому они нужны? Четыре лодки уже сегодня находятся в аварийном состоянии, две пытались тонуть. И что? Из четырех военно-морских хранилищ ядерных отходов три переполнены, кто-нибудь из начальства почесался? Нет. Я пытался объяснить, что армейское хранилище – не сортир с дерьмом…
Почему мы не помним уроки собственной истории?
– Любите вы черные краски, Александр Иванович.
– Уверяю вас, я отнюдь не пессимист. Конечно, то, что я вам сейчас рассказывал, не самое радостное в жизни, но решать проблемы надо. Работая в Совбезе, я не хотел нагнать на окружающих тоску и печаль, а привлекал внимание, чтобы успеть принять меры, пока не стало совсем поздно. Впрочем, неразрешимых задач нет.
– Но если народ решит, что справиться с этими задачами по силам только вам, уговаривать себя вы не заставите?
– Вы все время пытаетесь перевести разговор в странную плоскость: народ придет, позовет… Я ни на что не претендую. Лавры и звания меня мало волнуют. Знаю твердо одно: это моя страна, другой у меня не будет. Ни на какие Канары, Кипры, и Англии отплывать я не собираюсь, поэтому готов делать все, чтобы Россия жила. А уж на каком посту – вопрос последний.
У меня есть конкретная цель: создать систему нормальной жизни. Намеченного я привык добиваться. Или, может, хотите со мной поспорить?
Андрей ВАНДЕНКО,
И.Д.”Новый Взгляд”
