“ИНСТИТУТОСТРОИТЕЛЬСТВО” КАК ОПТИМАЛЬНЫЙ СПОСОБ КОНСОЛИДАЦИИ ЭЛИТЫ
В последние годы мы как-то привыкли к тому, что время от времени федеральную власть охватывает своего рода “грюндерский бум” на ниве государственного строительства, когда на высших этажах властной иерархии неожиданно начинают возникать институты, не предусмотренные Конституцией. Достаточно вспомнить хотя бы истекшие несколько месяцев, в течение которых были образованы Совет обороны, Временная чрезвычайная комиссия по укреплению налоговой и бюджетной дисциплины, Консультативный совет при президенте. На какое-то время вновь напомнила о себе уже почти забытая Общественная палата при главе государства. Правоведы обычно объясняют это явление юридическим несовершенством Конституции, оставляющей слишком много неясностей и недоговоренностей в части определения и разграничения полномочий высших институтов государственной власти. По мнению же некоторых социологов, причину нужно искать в другом: уровень доверия населения к существующим политическим институтам настолько низок, что власть, дабы не растерять остатки легитимности, вынуждена мимикрировать и создавать все новые и новые институты.
Во всех этих объяснениях, безусловно, есть доля истины. К тому же в каждом конкретном примере можно изыскать и специфические мотивы, которыми руководствовалась власть, учреждая тот или иной институт. Но есть и нечто большее, что заставляет элиту и ее вождей в определенных случаях прибегать именно к подобным способам регулирования властных отношений. В годы реформ в российских верхах сложилась довольно устойчивая традиция, согласно которой реагировать на неожиданные политические вызовы, разрешать любые конфликты внутри истеблишмента удобнее не с помощью имеющихся правовых норм и процедур, а сообразусь с хорошо знакомой с советских времен бюрократической логикой: возникает неординарная проблема – значит нужен специальный орган для ее решения. Такое пренебрежение к обычным для любой страны, претендующей на статус демократической, способам реагирования власти на происходящие в обществе политические изменения вовсе не является результатом злого умысла современной российской элиты. Просто с самого начала реформ приоритетом в их проведении власть предержащими было выбрано не стремление направить все социальные процессы в правовое русло, а экономическая целесообразность преобразований (то, что в конечном итоге мы пришли к совершенно иным результатам, – уже другой вопрос). Поэтому убежден: даже если бы Россия сегодня имела безупречную с точки зрения юридической техники Конституцию, а власть пользовалась доверием большинства общества – все равно это не остановило бы элиту в ее активности на ниве создания новых и новых институтов. Ведь когда “в товарищах согласья нет” или же в общественной жизни возникает нечто, не предусмотренное различными планами и программами, проще договориться обо всем на персональном уровне. А чтобы указанное действо приобрело государственный характер, его надо осуществлять не от имени некой неформальной корпорации, а от солидного официального учреждения.
При всем разнообразии мотивов, которыми руководствуются верхи в этой области государственного строительства, здесь можно выделить какую-то типологию. Чаще всего различные неконституционные институты создаются в тех случаях, когда та или иная элитная группировка, функционируя “под крышей” того или иного органа власти, начинает нарушать сложившийся баланс интересов и бороться за передел сфер влияния. Именно тогда возникает жгучая потребность в формировании нового института, способного стать противовесом “возмутителям спокойствия”. Именно подобного рода резоны лежали в основе решения об образовании Совета обороны, ставшего alter ago шедшему напролом под водительством Александра Лебедя Совету безопасности. Время от времени начинает напоминать о своем существовании и Общественная палата при президенте. Происходит это как раз в те моменты, когда парламент начинает проявлять излишнюю, по мнению исполнительной власти, самостоятельность.
В других случаях новые институты создаются для решения непредвиденных проблем, имеющих огромную государственную важность. Но на деле подобные мотивы нередко являются официальными для реализации устремлений отдельных групп интересов. Такова, к примеру, ВЧК, которая под громкие разговоры о желании навести порядок в сборе налогов фактически нацелена на “ликвидацию как класса” с помощью процедуры массовых банкротств слоя “красных директоров” и замену их выдвиженцами финансовой олигархии.
В этом ряду недавно учрежденный Консультативный совет при президенте, по-видимому, представляет собой исключение. Он создан в целях сближения позиций различных институтов государственной власти, а стало быть и элитных групп при выработке решений по ключевым направлениям политики. Это означает, что возникает по крайней мере гипотетическая возможность заблокировать один из важнейших источников политической нестабильности в виде перманентно возникающих острых конфликтов между различными группировками истеблишмента. Скептики скажут: подобная консолидация вызвана не мощными глубинными сдвигами в элите, а лишь сиюминутными опасениями за свою власть и привилегии в нынешней тревожной обстановке, когда опасность мощного разрушительного выброса энергии социальных низов становится вполне реальной. Именно такого рода опасения и заставляют власть предержащих “сбиваться в стаю”. С подобным утверждением трудно не согласиться. Но все же оно верно лишь отчасти.
Дело в том, что не следует полагать, будто верхушечные баталии, время от времени сотрясающие властные структуры, являются сутью процессов, протекающих внутри российской элиты. В реальной жизни в базовых слоях правящего слоя идет медленная, постепенная консолидация вокруг общей заинтересованности в сохранении нынешнего общественного строя и системы социальных отношений. Нынешняя элита все больше начинает напоминать гигантское акционерное общество, каждый пайщик которого – от влиятельных политиков из президентских и правительственных структур до Зюганова и Жириновского – обладает своим пакетом акций. Кто-то – весьма значительным, а кто-то – маленьким. Конечно, “мелкие акционеры” и те, кто считает, что получает явно не по заслугам, хотят, чтобы акций у них было больше, и поэтому время от времени устраивают политические скандалы, парламентские обструкции и т.п. Но никто из пайщиков не заинтересован в крахе самого АО. Иначе ведь можно потерять все, что имеешь, а на счет удачности возможных приобретений гарантий никаких нет. Оттого-то и стремятся вожди левой оппозиции вопреки сопротивлению своих коллег-заднескамеечников поскорее достичь желанного официального “исторического компромисса” с властью, конечно же, во имя “национального спасения”. А их коллеги по оппозиционной деятельности из числа регионалов после избрания губернаторами спешат заявить о лояльности президентским и правительственным структурам. Вновь созданный Консультативный совет может стать удобным местом для решения этих вопросов, тем более что, как мы выяснили, других эффективных способов в нашей политической практике, увы, нет и пока не предвидится.
А сбрасывают с политической сцены как раз те группы, которые претендуют на монополизацию власти в Акционерном обществе. Сначала это был Коржаков со товарищи. Потом Лебедь. Кто следующий?
Впрочем, какая разница? Важно, что исключение из числа пайщиков излишне амбициозных субъектов фактически превращается в реальный инструмент консолидации оставшихся. По существу, это означает, что элите уже не нужна конструкция власти, при которой есть очень большой соблазн сосредоточить в своих руках слишком много полномочий. Иными словами политическая конструкция власти, громко именуемая “суперпрезидентской республикой”, у нас на глазах незаметно дрейфует в какую-то иную модель. Не будем мучиться, пытаясь определить, в какую. Ведь правовые нормы и процедуры при этом не будут иметь особого значения. Главное, что есть специальные институты, где и находится “политическая кухня” будущих изменений.
Андрей РЯБОВ,
политолог
