Был я тогда на практике в Московском музыкальном театре К.С.Станиславского и Вл.И.Немировича-Данченко. Закончился балет “Эсмеральда”, и я пришел в гримерку народной артистки РСФСР Элеоноры ВЛАСОВОЙ, чтобы выразить восхищение ее поразительным мастерством. На стуле лежали две маленькие балетные туфельки, пуанты, обтянутые розовым атласом.
Их оставила не Золушка из стариной сказки, а балерина, танцевавшая в них главную партию. Эти туфельки Элеоноры Власовой – будничная обувь вечного праздника искусства, проза поэтичнейшего труда. Атласные пуанты – это не хрустальные золушкины башмачки, похожие на драгоценную безделушку – это туфельки с растерзанными носками. Покрутись на них подряд три часа! Красивейшее искусство хореографии – каторжный труд. Это десятилетняя Эля Власова узнала с первых уроков в балетном классе Московского хореографического училища, куда она была принята перед войной. Это из зрительного зала балет кажется прекрасным видом искусства, и только танцовщики знают, чего стоит эта красота.
– Элеонора Евгеньевна, во время ваших очередных гастролей в Париже случилось так, что параллельно с премьерой фильма “Собор Парижской Богоматери” показывался балет “Эсмеральда” с вашим участием. Французское телевидение устроило встречу двух Эсмеральд – Элеоноры Власовой и Джины Лоллобриджиды. Так вот, мои парижские коллеги написали, сравнивая вас и Джину, что “итальянская кукла” выглядела просто дурой перед блистательной русской балериной и актрисой.
– Дорогой мой, не повторяйте глупости ваших коллег. Джина Лоллобриджида – красивейшая из актрис, очень талантливый человек, великолепный скульптор и фотохудожник. Она из беднейшей семьи и всего добилась сама. Я ведь тоже не королевских кровей, родилась в подмосковном Косине. Родители никакого отношения к профессиональному искусству не имели. Но мама занималась во многих кружках художественной самодеятельности. Она мечтала видеть меня артисткой оперетты – я хорошо пела. Во время детского спектакля “Красная Шапочка” рядом с мамой сидела дама из Москвы, которая имела отношение к балету. Она и посоветовала маме отдать меня в хореографическое училище – ведь в этом спектакле я не только пела, но и танцевала. Мама вняла совету, и мы поехали из Быкова, куда переехали жить, в столицу. И меня приняли в Московское хореографическое училище без всяких протекций.
– Помните первые военные месяцы?
– Такое не забывается. Опустевшая, затемненная Москва. Я каждый день одна ездила в столицу на занятия. Видела налеты фашистской авиации. Но страха не было. Даже в самые страшные первые месяцы войны государство проявляло заботу о всех детях и о нас, воспитанниках хореографического училища, в том числе. В училище нас кормили, заботились как о собственных детях. С глубокой благодарностью вспоминаю моих педагогов, великих мастеров – Марию Алексеевну Кожухову, Марию Михайловну Леонтьеву, Владимира Александровича Варковицкого, а какой неотразимо блистательной была Маргарита Васильевна Васильева-Рождественская, которая преподавала у нас историко-бытовой танец. В училище я получила такие знания, которые не дает ни одна балетная школа мира, кроме, пожалуй, Вагановского хореографического училища в Санкт-Петербурге.
Когда я заканчивала училище, все были уверены, что меня обязательно пригласят в Большой театр. Но я почему-то не приглянулась тогдашнему главному балетмейстеру труппы Леониду Михайловичу Лавровскому. И сегодня я ему благодарна за это. Я бы никогда столько не станцевала в Большом, сколько имела разных ролей в Московском музыкальном театре имени К.С.Станиславского и Вл.И.Немировича-Данченко.
– С кем из балетмейстеров вам удалось поработать?
– Прежде всего с Владимиром Павловичем Бурмейстером. Выдающийся хореограф, во многих спектаклях которого я танцевала главные партии. Он был уникальным человеком, обладал энциклопедическими знаниями. Его постановка балета “Лебединое озеро” считается лучшей из ныне идущих в театрах мира. После его смерти пост главного балетмейстера занял Алексей Чичинадзе. Он не только талантливый хореограф, но и замечательный танцовщик и мой партнер во многих спектаклях. Хочу вспомнить и Петра Андреевича Гусева – великого педагога и хореографа.
– А кто, кроме Чичинадзе, запомнился вам как партнер?
– Юрий Григорьев – мой любимый Феб в “Эсмеральде”. Вадим Тедеев – красивый и мужественный Степан Разин, злой и коварный Бербанто в “Корсаре”. И, конечно же, Марис Лиепа, когда до Большого театра он танцевал на нашей сцене.
– Говорят, он был тяжелым в общении человеком. С таким партнером сложно танцевать в дуэте?
– С ним божественно и комфортно было на сцене. Какой он был принц Дезире в “Лебедином озере”! А то, что сложный… так ведь и я не сахар. Марис был глубоко ранимым человеком. Когда этого великого танцовщика стали “есть” в Большом, а главный балетмейстер Юрий Григорович выгнал его из труппы, он начал пить и быстро умер.
В творческом коллективе интриги существовали всегда. Благодаря “доброжелателям”, звания мне давали с большим опозданием. Орденов и медалей я, видимо, не заслужила. Даже на юбилей театра мне ничего не дали. Так народной артисткой РСФСР я и оставила сцену.
– Но у вас есть еще медаль имени Анны Павловой Парижской академии танца.
– Ах, да, забыла. Я была третьей советской балериной после Майи Плисецкой и Аллы Осипенко, кто был награжден этой медалью. Скоро у меня юбилей – семидесятипятилетие, а вдруг орден дадут…
– Вы так открыто говорите о возрасте.
– В балетной энциклопедии все о нас рассказано. Так что скрывать бесполезно.
– Сегодня всех народных СССР и РСФСР часто называют народными артистами РФ. Но большинство мастеров с этим не согласны.
– Чтобы в советское время получить звание, надо было очень постараться. А сегодня президент, находясь в Сочи, приходит на концерт “Любэ”, и на следующее утро Коля Расторгуев становится народным артистом России. Во времена существования СССР его бы дальше ресторана не пустили. Надо помогать филармоническим артистам, а безголосая попса и так живет кучеряво. И потом народным артистам СССР и РСФСР как-то несолидно быть в компании с народными артистами РФ: Леонидом Якубовичем, Юрием Антоновым, Александром Морозовым, Колей Басковым… Галина Павловна Вишневская хорошо сказала о последнем: “Бедный мальчик уверовал, что он – “золотой” голос России. Господи, что за времена, когда позолоченная посредственность становится музыкальным лицом страны”.
– Труд балерины, на мой взгляд, не только физически сложен, но и опасен для здоровья.
– Травмы в нашей профессии – вещь обыденная. У меня была тяжелейшая травма, которая поставила под вопрос вообще мое пребывание в балете. Но Юра Шерлинг, замечательный танцовщик и балетмейстер, сделал все, чтобы я вернулась на сцену. Он столько вложил в меня, что я до гробовой доски этого не забуду. Именно в его балете “Последняя роль” я станцевала последний раз. Для меня он поставил фильм “Только одно движение”.
– Юрий Борисович был вашим мужем?
– Да. Годы, прожитые с Юрой, я вспоминаю как сказочный сон. Он был и остается истинным джентльменом. Вообще-то я была замужем четыре раза, а любовников никогда не считала. Сегодня мне комфортно одной. Есть дивная кошка Нюся, верные друзья.
– Век балерины короток. Но мне кажется, что вы смогли бы танцевать и танцевать, а вы оставили сцену тихо и незаметно.
– А зачем шум поднимать, устраивать прощальный бенефис? Тихо ушли со сцены великие Галина Уланова и Марина Семенова. И потом есть золотое правило – лучше уйти на год раньше, чем на пять минут позже.
Владимир ВАХРАМОВ – специально для “Музыкальной Правды”.
