Интервью с известным политиком и недавним кандидатом на пост Президента России, одним из руководителей Фонда “Реформа”, председателем Социалистической народной партии Мартином Шаккумом.
– Мартин Люцианович, после того как президенту Ельцину была успешно сделана хирургическая операция, многие заговорили о наступлении некоей общественной стабильности. Дескать, пока состояние здоровья главы государства находилось под вопросом, можно было наблюдать, как отдельные политические силы и лидеры находились в возбужденном состоянии, некоторые даже открыли свои предвыборные кампании, но сейчас, мол, жизнь входит в нормальное политическое русло.Так ли это?
– О какой стабильности в обществе можно вести речь, если начало ноября было ознаменовано всероссийской акцией протеста трудящихся? В забастовках и пикетах участвовало около пятнадцати миллионов человек – каждый десятый россиянин. Мы переживаем сегодня острейший экономический кризис, и это уже не требует никаких новых доказательств. Власть проводит политику, которая объективно направлена на то, чтобы экономика потерпела окончательный крах.
Возьмите идею ВЧК, которая сегодня выдается чуть ли не за панацею. Вместо разработки эффективной системы налогообложения нам предлагается очередная чрезвычайщина, а попросту – новый передел. Ведь смысл работы ВЧК достаточно прост: у кого-то под угрозой банкротства что-то отнять и кому-то передать. Одна из причин такой самодеятельности – отсутствие закона о порядке исполнения бюджета. Значительная часть налогов просто не поступает в казну, а значит, и к потребителям конкретной статьи бюджета.
Когда в “Московском комсомольце” появились мои комментарии к “срочному донесению” господина Лившица премьеру, это вызвало большой шум. Но самое поразительное, что до сих пор никто из правительства даже не попытался опровергнуть мой анализ этого “донесения”, суть которого в том, что наша страна уже полностью зависит от заимствований на внешнем и внутреннем рынках и продажи госрезервов. А это значит, что объем неплатежей и дальше будет расти. А вместе с ним – социальная напряженность. Не надо забывать, что среди тех, кто по нескольку месяцев не получает зарплату – военнослужащие и сотрудники органов внутренних дел, то есть вооруженные люди. Добавьте к этому так называемый чеченский синдром – далеко не все солдаты и офицеры довольны итогами “чеченской кампании”.
– Тогда возникает вопрос: а может быть, в известном споре двух генералов был прав все-таки не Лебедь, а Куликов?
– Скажу так: мне в какой-то степени понятны оба взгляда на эту трагическую войну. Анатолий Куликов правомерно задает вопрос: кто придет в Чечню, если оттуда уйдет Россия? Что при этом будет с целостностью российского государства? Не положит ли это начало цепной реакции по развалу страны? Наверное, Куликов прав, и когда ставит под сомнение юридическую основу Хасавьюртовских соглашений.
Но, с другой стороны, можно понять и логику действий генерала Лебедя. Он ведь нигде не говорил, что решил чеченскую проблему. Лебедь всего лишь остановил кровопролитие. Остальное должны делать другие. Сегодня Чечня, по сути дела, непригодна для нормальной жизни. Разрушена вся экономическая инфраструктура, нет жилья, топлива, продуктов, медикаментов. Зато есть горы оружия и люди, готовые в любой момент пустить его в ход. Они могут сделать это даже не из-за ненависти к России, а просто потому, что не видят других путей прокормить себя и свои семьи: война стала для них образом жизни. А это значит, будет продолжаться торговля наркотиками, оружием, да что там – даже людьми. Чечня может превратиться во что угодно – в свободную террористическую зону, заповедник исламского фундаментализма, форпост агрессивных антироссийских сил, но нормально функционирующей экономики сегодня там быть не может.
Волна нестабильности может распространиться и на другие республики Северного Кавказа, а к чему это приведет – догадаться несложно.
Экономический кризис, охвативший Россию, не позволит Москве восстанавливать экономику в Чечне без ущерба для интересов граждан всех других регионов. А уж если дело дойдет до выплаты контрибуций, на чем настаивают некоторые чеченские лидеры, – то это попросту взорвет федеральный бюджет.
Значит ли это, что надо было продолжать военные действия? Конечно, нет. Взглядом профессионального военного Александр Лебедь увидел ту трагедию, которая могла произойти в любую минуту. Он увидел небоеспособную, деморализованную армию, голодающих офицеров и солдат, пьянство и коррупцию в войсках. Он увидел армию, которую предали и опозорили.
И Лебедь был прав, опасаясь еще большего позора: дудаевцы серьезно намеревались в день независимости своей самопровозглашенной республики провести по улицам Грозного колонну российских военнопленных – как в свое время провели пленных немцев по Москве…
Не Лебедь, а совсем другие люди принимали решение о применении в Чечне военной силы в условиях острейшего экономического и политического кризиса. Но даже сделав ставку на силу, не сумели решительно и последовательно ее применить: армию измотали глупость и непоследовательность власти, ее постоянное балансирование на грани “ни войны – ни мира”.
Лебедь ликвидировал этот паралич воли, наклонил чашу весов в сторону мира. Но сегодня уже не от него и не от Куликова зависит будущее развитие этого конфликта: пришли совсем другие люди.
– Есть мнение, что возвращение к активной политической деятельности Бориса Ельцина добавит динамизма и радикальности действиям исполнительной власти и нас ждут существенные изменения.
– Лично мне интересно: в какую сторону пойдут эти изменения? Разумеется, без кардинальной смены курса, которая позволила бы восстановить управляемость страной, без искоренения коррупции нельзя решить ни одной принципиальной проблемы, стоящей перед Россией, – это касается и проблемы Чечни. Пока мы продолжаем жить в условиях хронической нестабильности во всех сферах деятельности, в условиях криминального беспредела и дворцовых интриг, цель которых одна – власть. На мой взгляд, без смены властной политической элиты ожидать каких-то кардинальных изменений положения в стране просто наивно.
– Мартин Люцианович, но вы сами – один из недавних претендентов на пост главы государства. Значит, и вам власть небезразлична. Плох тот политик, который не стремится к победе над соперниками и усилению своего влияния на массы… Или вы уже разочаровались в этой борьбе?
– Нет, я не разочаровался. Напротив, считаю, что в будущем у меня появится больше шансов. Во-первых, предыдущие президентские выборы дали мне хороший опыт. Во-вторых, я не считаю, что проиграл, – я не победил, а это разные вещи и разные психологические установки. Убежден, что на следующих выборах борьба между кандидатами будет еще более ожесточенной и бескомпромиссной. У правящей элиты уже не будет бесспорного лидера, который сможет опереться и на безоговорочную поддержку почти всех представителей исполнительной власти, и на средства массовой информации. Сама эта элита ничего не может предложить избирателям, кроме нынешнего бесперспективного курса: предвыборные обещания президента давно и прочно забыты. Нет у нее и ярких лидеров. Что же касается оппозиции, то и она оказалась дискредитированной в глазах избирателей своей непоследовательностью, внезапными переходами от отчаянной революционности к столь же отчаянному оппортунизму. В обществе ощущается потребность в новых идеях и новых политиках, не обремененных “номенклатурным” прошлым, не замешанных в политических и “экономических” скандалах, способных предложить обществу идею по выходу из нынешнего состояния.
– Но где гарантия, что в случае победы вас не постигнут те же неудачи? Чем ваша политика будет отличаться от политики действующей власти? Где вы видите пути выхода из тупика?
– Сомнения понятны. Слишком много нам уже предлагали “простых” решений сложнейших проблем, стоящих перед страной. Попробую объяснить, чем моя концепция по выходу из кризиса отличается от других. Россия не может жить в условиях экономической изоляции от остального мира, она должна участвовать в мировой системе разделения труда. Но с чем она может выйти на мировой рынок? Наши “реформаторы” гайдаровского толка, да, похоже, и нынешняя правящая элита убеждены, что наши основные ресурсы это газ, нефть, золото, меха, алмазы. Вот мы и пытаемся жить за счет их экспорта, да еще кредитов МВФ, которые, кстати говоря, нам уже перестали выдавать. Россия все больше превращается в зависимую от передового Запада третьестепенную страну, стремительно скатывается к “миру бедности”. На мой взгляд, наше основное богатство – это прежде всего люди, способные объединиться вокруг программы возрождения России как великой державы по всем параметрам. Наукоемкие производства, высокие технологии – вот что должно вывести нас из кризиса. Сегодня, несмотря на учиненный властью разгром фундаментальной науки, еще остаются направления, где наши ученые, инженеры, техники лидируют и могут выставлять на мировой рынок конкурентоспособную продукцию. Это авиастроение, космическая техника, системы связи, биотехнологии, новые виды вооружений. Конечно, для того чтобы эти и другие отрасли получили развитие, нужно в корне изменить систему приоритетов в политике действующей власти. Прежде всего надо обратить особое внимание на образование и науку, и именно на эти сферы направлять средства и реформаторские усилия. Страна, которая экономит на образовании и науке, рискует “отстать навсегда” от передовых стран Запада. Нам как воздух нужна научно-техническая элита будущего. А для этого в самом обществе должна поселиться уверенность, что будущее за умными и образованными молодыми людьми, а не за хитрыми “пирамидостроителями”, умеющими приспособиться к условиям дикого рынка. Помочь смене приоритетов может только само государство во главе с лидером, который глубоко понимает суть происходящих процессов в экономике, социальной сфере, геополитике.
– Это так. Но многие мыслящие люди боятся, что смена приоритетов, требующая экстраординарных усилий, мобилизации общества, приведет к свертыванию демократии.
– Мне непонятно, о какой демократии идет речь. Сегодня в России в избытке свободы и вседозволенности: каждый может делать буквально все, что ему вздумается. Если же понимать демократию как систему правил и процедур, обеспечивающих сменяемость власти в соответствии с волеизъявлением народа и контроль народа за действиями власти, то к такому состоянию Россия очень мало приблизилась. Какая же это демократия, если важнейшие кадровые решения осуществляются вопреки общественному мнению, если народ не имеет никаких механизмов, чтобы остановить вакханалию коррупции и разворовывания страны?
– Но время от времени из структур самой власти появляются люди, решившиеся на некие разоблачения. Возьмите того же генерала Коржакова.
– Но это только самый свежий пример. Уже два года изолирован от общества носитель многих “тайн мадридского двора” полковник Якубовский. Бывший и.о. генпрокурора Алексей Ильюшенко тоже, наверное, немало знает, иначе чем объяснить ту юридическую неопределенность, в которой находится его дело?
Однако Александр Васильевич – это несколько другой случай. Его откровения вроде бы к уголовному делу и не пришьешь. Но они обнажают нравы кремлевских коридоров, психологию этой власти, ее тайные механизмы. Со стороны Коржакова это уже поступок. Утверждать, что Коржаков “предал” президента, которому служил столько лет, по меньшей мере наивно. Слишком далеко должны были зайти нравы сегодняшнего президентского окружения, чтобы решил восстать и заговорить даже такой прежде преданный Ельцину человек, как Коржаков.
– Но все-таки вы смотрите в будущее с оптимизмом?
– Скорее да, чем нет. Хотя отдаю себе отчет в том, что следующие президентские выборы пройдут в еще более тяжелых условиях. Дай Бог, чтобы народ сумел отличить истинные намерения и возможности кандидатов от того, что они буду обещать.
