МОСКОВСКИЙ МЕЦЕНАТ САВВА МОРОЗОВ

Известный фабрикант, образованный для своего времени человек, азартный предприниматель, изобретатель, имеющий патенты, щедрый богач, отец четверых детей, жизнерадостный и в то же время ощущавший себя до конца своей жизни очень одиноким в семье, Савва Морозов прославился, кроме всего прочего, обширной меценатской и благотворительной деятельностью.

Савва Тимофеевич был внуком основателя морозовской династии Саввы Васильевича. Младший сын Саввы Васильевича Тимофей получил в наследство крупнейшее семейное предприятие – Никольскую мануфактуру (позже – хлопчатобумажный комбинат имени К.И.Николаевой в Орехово-Зуеве). Человек скупой и жестокий, Тимофей Морозов сумел удесятерить унаследованный капитал. Вместе с тем выступления рабочих, в том числе знаменитая “морозовская стачка”, сильно охладили интерес фабриканта к своим делам, вплоть до того, что он надумал продать фабрику и положить деньги в банк, чтобы никогда больше не иметь дела с рабочими. Но жене удалось уговорить Тимофея Саввича составить из родственников паевое товарищество, а директором назначить 25-летнего сына Савву, недавно окончившего Московский университет.

После окончания университета Савва Тимофеевич уехал в Англию, работал на текстильной фабрике в Манчестере, готовился к защите диссертации в Кембридже. Морозов специализировался в области красителей, имел патенты и изобретения. Он проявил себя как способный инженер и с удовольствием взялся за управление мануфактурой. Из Англии было ввезено новейшее оборудование. Оно стоило немалых денег, и сыну пришлось выдерживать жестокие споры с прижимистым отцом. Тимофей Саввич не одобрял и его нововведений в отношениях с рабочими: отмены штрафов, изменения расценок, постройки новых спален, учреждения стипендий для учащихся и т.п.

По складу характера Савва Морозов был достаточно замкнутым и скромным человеком, московское “высшее общество” его раздражало мелко-суетливыми стремлениями, фальшью, лицемерием. В роскошном особняке на Спиридоновке, построенном Ф.О.Шехтелем, Морозову было неуютно. Две его собственные комнаты – спальня и кабинет отличались простотой и скромностью обстановки. В кабинете стены выложены дубовой панелью, простая солидная мебель из дуба, обшитая красной кожей. У огромного стилизованного под средневековье окна – массивный письменный стол, заставленный семейными фотографиями. Единственное украшение – бронзовая голова Ивана Грозного работы Антокольского на книжном шкафу. А все остальные помещения – и обширный вестибюль, и расписанная Врубелем гостиная, и зал с колоннами розового мрамора, и огромная столовая ломились, по описанию Горького, от массы ценнейших фарфоровых безделушек, от обилия дорогих, изысканных вещей, имевших единственное назначение – “мешать человеку свободно двигаться”.

Как горьковский Егор Булычев (многие черты которого списаны автором с Морозова), Савва Тимофеевич томился, тосковал, чувствовал себя живущим “не на той улице”. А человек он был интереснейший, совершенно незаурядная личность. Яркую характеристику дал ему в 1895 году один из современников – известный московский журналист Н.Рокшанин:

“С.Т.Морозов – тип московского крупного дельца. Небольшой, коренастый, плотно скроенный, подвижный, без суетливости, с быстро бегающими и постоянно точно смеющимися глазами, то “рубаха-парень”, способный даже на шалость, то осторожный, деловитый коммерсант-политик “себе на уме”, который линию свою твердо знает и из нормы не выйдет – ни Боже мой!.. Образованный, энергичный, решительный, с большим запасом той чисто русской смекалки, которой щеголяют почти все даровитые русские дельцы”.

Рокшанин подчеркивал широту натуры Морозова, его ненасытную жажду деятельности, избыток энергии. “В С.Т.Морозове чувствуется сила, – писал он. – И не сила денег только – нет! От Морозова миллионами не пахнет. Это просто даровитый русский делец с непомерной нравственной силищей.”

При этом известно, что Савва Тимофеевич Морозов ворочал большими деньгами: в конце 90-х годов на фабрике товарищества Никольской мануфактуры “С.Морозов сын и Ко” было занято 13,5 тысячи рабочих. Здесь ежегодно производилось около 440 тысяч пудов пряжи, 26,5 тысячи пудов ваты и до 1800 тысяч кусков тканей. Историки подсчитали, что только личные доходы директора мануфактуры составляли 250 тысяч рублей в год – в 10 раз больше, чем годовое содержание высших царских сановников. Однако богатство не радовало Морозова. Его влекла другая жизнь, другие люди – творческие, одержимые высокой целью.

На протяжении всей своей жизни Савва Тимофеевич делал много пожертвований в самых разнообразных областях. К нему легко было обращаться за помощью. “С Саввой говорить можно просто, ясно, очень удобно”, – писал Максим Горький писателю Леониду Андрееву, советуя ему попросить у Морозова денег на очередное издательское мероприятие. Но, как известно, самые крупные пожертвования были сделаны С.Т.Морозовым в адрес МХАТА. Более того, можно считать, что самим зарождением этот театр во многом обязан Морозову, с которым впоследствии театр и его создатели Станиславский и Немирович-Данченко не расставались очень долгое время, несмотря на то что отношения складывались непросто.

Когда Станиславский и Немирович-Данченко в июне 1897 года решили приступить к организации своего театра, им конечно же в первую очередь пришлось решать вопрос о его материальной основе. Станиславский, хотя и происходил из богатой купеческой семьи, не смог обеспечить театр необходимым капиталом. Финансируя организованное в 1888 году Общество литературы и искусства, он потерпел огромные убытки, за которые расплачивался вплоть до революции. Решено было создать товарищество для учреждения в Москве Общественного театра и обратиться за помощью к благотворителям. В их числе был и Савва Тимофеевич Морозов. Он не поскупился. Самые крупные вклады в собранный капитал (в общей сложности 28 тысяч рублей) были сделаны Морозовым (10 тысяч) и Станиславским.

На средства товарищества был арендован театр “Эрмитаж” в Каретном ряду, в котором в октябре 1898 года состоялся первый спектакль – “Царь Федор Иоаннович” по пьесе Алексея Толстого. Савва Тимофеевич не присутствовал на премьере, но как-то случайно заехал вечером в театр и был покорен увиденным. С тех пор Савва Тимофеевич стал горячим поклонником Художественного театра, считал его “единственным в мире”. “Этому замечательному человеку, – писал Станиславский, – суждено было сыграть в нашем театре важную и прекрасную роль мецената, умеющего не только приносить материальные жертвы искусству, но и служить ему со всей преданностью, без самолюбия, без ложной амбиции и личной выгоды.”

Помощь Морозова, его бескорыстие и щедрость пришлись как нельзя кстати, так как несмотря на шумный успех первых представлений “Царя Федора” финансовое положение театра оставалось трудным. Эта роскошная постановка поглотила большую часть собранного капитала. Другие спектакли полных сборов не давали. С каждым месяцем театр все больше увязал в долгах. И хотя состоявшаяся в декабре премьера чеховской “Чайки” стала подлинным триумфом, принесла МХАТу популярность, славу, поклонение зрителей, итогом первого сезона был дефицит в 46 тысяч рублей. Пришлось созвать членов Товарищества, чтобы просить их повторить свои взносы. Большинство пайщиков отказалось. В этот момент на заседание приехал Савва Тимофеевич. Он предложил погасить долг и дублировать паевой взнос. И так как Морозов был среди пайщиков самым крупным фабрикантом и пай его был намного больше остальных, то перед ним постеснялись скупиться.

Савва Тимофеевич взял на себя не только финансовую сторону дела (уже в первый год его затраты составили 60 тысяч рублей), но и всю хозяйственную часть. Он вникал в мельчайшие подробности жизни театра и полностью отдавал ему свое свободное время. Человек энергичный, предприимчиво-инициативный, Морозов не в состоянии был оставаться пассивным наблюдателем происходившего на его глазах живого творческого процесса. Он чувствовал потребность самому быть активным участником общей работы и просил доверить ему заведование электрическим освещением сцены.

Изобретению осветительных эффектов Морозов отдался со всей своей страстью. В летние месяцы 1899 года, когда его семья находилась в загородном имении, а артисты Художественного театра разъехались на отдых, Савва Тимофеевич превратил свой дом и сад при нем в экспериментальную мастерскую. В зале производили световые пробы. Ванная комната стала химической лабораторией. Здесь хозяин вспомнил свои кембриджские патенты, изготовляя лаки самых разных цветов для покрытия ламп и стекол: таким образом достигалось огромное разнообразие оттенков, особая техника освещения сцены. В саду ставились опыты осветительных эффектов, для осуществления которых нужно было большое расстояние. Работа кипела, и сам Морозов в рабочей блузе трудился в поте лица вместе со слесарями, электросварщиками, осветителями. Мастера, специалисты поражались его знаниям не только в лакокрасочном, но и в электрическом деле. С наступлением сезона результаты домашних опытов были перенесены на сцену.

Несмотря на занятость делами Никольской мануфактуры, ее директор ни на день не забывал о Художественном театре, хоть ненадолго заезжал почти на каждый спектакль, а когда не мог, звонил по телефону, выспрашивал, как идет представление, все ли в порядке по постановочной части. Правда, все более тесная причастность Морозова к театральной жизни оборачивалась и негативной стороной: хозяйские привычки, стремление активно вмешиваться во все дела театра, категоричность решений вступали в конфликт с властным, самолюбивым характером Немировича-Данченко и порождали массу проблем, вплоть до разрыва с Художественным театром осенью 1904 года.

Тем не менее, перечисляя основные вехи истории МХАТа, Станиславский отмечал среди важнейших из них такую: “Когда театр истощился материально, явился С.Т.Морозов и принес с собой не только материальную обеспеченность, но и труд, бодрость и доверие”. А когда в 1923 году МХАТ гастролировал в США, Станиславский рассказывал американцам о роли Морозова в судьбе театра, о его “меценатстве с чисто русской широтой”, американские богачи, субсидировавшие театральные предприятия, не могли, по словам Константина Сергеевича, “понять этого человека. Они убеждены, что меценатство должно приносить доходы”.

Возможно, и многие “новые русские” не смогут, даже если очень захотят, понять нашего знаменитого соотечественника. А жаль…

С отрывками из книги Натальи Думовой “Московские меценаты” ознакомила вас Ольга ГОЛИЦЫНСКАЯ.


 Издательский Дом «Новый Взгляд»


Оставьте комментарий

Также в этом номере:

РЫНОЧНАЯ ЭКОНОМИКА ТРЕБУЕТ НОВОГО МЫШЛЕНИЯ
О ЧЕМ НЕ ГОВОРЯТ В МУЖСКОЙ КОМПАНИИ
“ПРОСТО НОВЫЕ КОЛЕСА. И НИКАКИХ ЗАБОТ!”
ЛЕПОТА СПАСЕТ МИР?
УРОКИ ГУБЕРНАТОРСКИХ ВЫБОРОВ: ПЕРЕМЕНЫ ПРОТИВ СТАБИЛЬНОСТИ
ОРТ ПРОСЯТ ПОДВИНУТЬСЯ
Новые назначения в Совете безопасности
ПЕРСПЕКТИВЫ РАЗВИТИЯ ОБОРОННОГО КОМПЛЕКСА
МОЖНО ЛИ МЕНЯ СЧИТАТЬ ПАТРИОТОМ?
ЛЕКАРСТВО XXI ВЕКА
СВЕТ В ГОРОДЕ
ТЕЛЕВИДЕНИЕ ДОЛЖНО БЫТЬ СВОБОДНЫМ. НО НЕ ОТ ОБЩЕСТВА
КТО ВЫТАЩИТ СЧАСТЛИВЫЙ БИЛЕТ В РОССИЙСКОЙ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЛОТЕРЕЕ?
“АВТОМОБИЛЬНЫЙ КОРОЛЬ” ГЕНРИ ФОРД. История вторая “РОЖДЕНИЕ КОНВЕЙЕРА”
“И БУТЫЛКА ШАМПАНСКОГО – ВДРЕБЕЗГИ!”…
ШАНТАЖ ПРЕЗИДЕНТА
С СУММОЙ ИЛИ С СУМОЙ?
СИТУАЦИЯ – ПРЕДГРОЗОВАЯ
Русские во всех уголках обширной страны…
ЗВЕЗДНЫЙ КОНСТРУКТОР БОРИС ЗОЛОТОВ
МОЖНО ВОЗРАЗИТЬ?
Окна и двери


««« »»»