У Ренаты Литвиновой стойкий имидж одной из наиболее загадочных див отечественного кинематографа. Премия имени Веры Холодной в номинации “Самая мудрая” удачно работает на созданный образ. Для меня литвиновская мудрость обернулась переписанием Ренатой набело текста нашего интервью. От моего варианта беседы остались лишь несколько вопросов. Считая себя не вправе присваивать плоды чужого труда, то “интервью” я назвал “Монологами Литвиновой” и решил не отказывать себе в удовольствии публикации собственной версии беседы…
– Рената, на первый взгляд вы производите впечатление человека не от мира сего, живущего вне времени и пространства. Пока я не успел бросить взгляд второй, ответьте, насколько справедливо это первое ощущение?
– Наверное, на одну свою половину я, в самом деле, не от мира сего. Зато вторая моя половина воспринимает окружающую действительность вполне адекватно.
– Тогда давайте разбираться с вашими половинами.
– Вы думаете, так я вам сразу все и расскажу?
– А почему бы и нет?
– Не бывает в жизни так просто. Чтобы меня понять, надо прочитать написанное мной. А слова, произнесенные вслух… В речах можно прикидываться кем угодно, играть любую роль. О человеке нужно судить по его делу. О художнике – по картинам, о режиссере – по фильмам. Поскольку я киносценарист, то лучше всего обо мне, наверное, расскажут мои работы. В творчестве нельзя скрыться, нельзя играть. Почитайте то, что я пишу. Вы очень много узнаете. Не все, конечно, но многое.
– Не скромничайте: вы ведь не только киносценарист, но еще и актриса. Во всяком случае, широкую известность не в узком профессиональном кругу, а за его пределами вы получили после того, как сыграли медсестру у Киры Муратовой. Кстати, это ваша первая кинороль?
– У отечественных режиссеров – да. Когда-то давно я снималась у шведа, а потом у англичанки. Мне почему-то везло на иностранные картины. Может, это связано с моей твердой установкой не играть в кино. Мне это не нужно. Я воспринимаю это как собственный размен. Понимаете, если ты не можешь ответить сам себе, зачем все это, то не стоит и браться за дело. От всех предложений российских режиссеров я отказывалась, а Кира… Кира – гений. Говорить ей “нет”? У меня не было такого варианта. Конечно, я согласилась. Опыт работы с Кирой мне очень помог. Она зовет меня в новый фильм. Я снова пойду, а всем остальным по-прежнему буду отвечать отказом.
– Многие зазывают?
– Многие. Но я плохо поддаюсь на уговоры.
– Неужели ничто не может изменить ваше решение? Скажем, обещание славы или денег?
– Какие деньги в нашем кино, о чем вы? Звезды первой величины просят пару тысяч долларов за съемочный день и с трудом выбивают контракт на тысячу. Что говорить об остальных? За “Увлеченья” я получила три копейки. У нас постоянно банкротились спонсоры, картина без конца останавливалась, однажды пауза затянулась на несколько месяцев. Но я ведь работала у Муратовой не за гонорар. И не за славу. Я просто заинтересована в Кире, меня занимает сам процесс ее творчества. Для нового фильма я написала триллер-новеллы и теперь хочу сыграть маньячку.
– Это будет что-то ужасное, кровожадное?
– Нет, моя героиня все делает без крови. Она убивает иначе.
– Откуда в вас такие мотивы?
– Во-первых, это Муратова захотела снимать в детективном жанре. Это ее давнишняя мечта. Я специально поехала к Кире в Одессу, попыталась там изолироваться от всего и написала достаточно много новелл, из которых Кира выбрала то, что ей понравилось. Можно сказать, что я работала на заказ. Это, повторяю, первое.
А во-вторых, мне самой нравится триллер как жанр. Я просто обожаю весь этот психологизм, внутреннюю динамику, напряженность. Это мое.
– Вы позволяете себе спорить с режиссером или же безропотно соглашаетесь с любой трактовкой написанного вами текста?
– Я редко спорю. Считаю, что это ни к чему. Каждый имеет право на собственное видение. Главное, чтобы все было сделано талантливо. Например, Кира повернула мои монологи под совсем неожиданным углом, в результате получилось что-то совершенно новое, но все равно потрясающе талантливое. Если же вдруг случится так, что меня совсем не будет устраивать, как обращаются с моими сценариями, я возьмусь за самостоятельную съемку.
– Подумываете переквалифицироваться в режиссеры?
– Знаете, я люблю делать в прессе громкие заявления, но это не тот случай, чтобы бахвалиться ради красного словца. Я с достаточным пиететом отношусь к режиссерской профессии, чтобы не говорить о ней так легкомысленно. В принципе, я уже сегодня чувствую в себе готовность снимать, но для бесед на эту тему лучше все-таки подождать момента, когда я запущусь с собственной картиной.
– Как сценарист вы много успели написать?
– Учет я не веду, но думаю, что много, поскольку пишу я быстро. Из прежних моих сценариев экранизированы “Трактористы-2″, “Ленинград. Ноябрь”, “Нелюбовь”, “Мужские откровения”…
Надо сказать, что, несмотря на быстроту письма, работаю я непрофессионально, по-женски, могу позволить себе паузу на несколько месяцев.
Меня стимулируют и дисциплинируют заказы. Стараюсь выполнять обязательства, хотя писать по принуждению ненавижу. Чтобы не насиловать себя, беру только те заказы, которые мне интересны.
– Вам приходилось писать в стол?
– Раньше – да. Я к этому всегда относилась спокойно, поскольку знала, что ничего из сделанного не пропадет, рано или поздно будет востребовано. Я дождалась своего часа.
– А если бы звезды не повернулись к вам?
– Я не верю в несостоявшихся гениев. Если ты талантлив, то обязательно добьешься успеха. В противном случае надо просто менять занятие. Глупо обвинять весь белый свет в том, что он не видит твоей гениальности. Раз не видит, значит, видеть нечего. Знаете, больше всего меня поражает неадекватность людей по отношению к самим себе. Многие страдают именно из-за того, что им не хватает критического взгляда на себя, на дела рук своих. Самообольщению подвержены даже неглупые люди. Вроде бы все знают о тяжести испытания медными трубами, но тем не менее многие не выдерживают этого экзамена.
– А вы, получается, головокружениям не подвержены?
– Мне это смешно. Я слишком трезво отношусь к жизни и к себе, чтобы опасаться собственной переоценки. Лучше перебрать с критикой в свой адрес, чем с дифирамбами. Это совершенно для меня очевидно.
Часто сумятицу в душу вносит окружение. Люди готовы тебе льстить из самых лучших побуждений. Это, конечно, приятно. Но стоит возвести вокруг себя стену из тех, кто умеет произносить одни комплименты, как это не замедлит сказаться на результатах твоего труда. Я знаю массу примеров, когда человек работает плохо, а его продолжают хвалить – по инерции и из лести. Любое критическое слово в такой ситуации воспринимается уже как зависть или недоброжелательство, ибо человек отвык смотреть на себя реально. Поэтому предпочтительнее иметь рядом с собой тех, кто всегда честно будет говорить не только то, что у тебя хорошо, но и что плохо.
– Лично вы готовы резать правду-матку в глаза?
– Я убедилась, что часто это, увы, бесполезно, ведет только к обидам, конфликтам. Я не беру на себя ответственность учить жизни, давать советы тем, кто меня об этом не просит. Другое дело, что не стану лицемерить, хвалить то, что мне не нравится. В такой ситуации я предпочту отойти в сторонку и промолчать. Я могу быть откровенна с очень узким кругом хороших знакомых и друзей. С ними я говорю что думаю, зная, что и они в ответ мне не соврут.
– И вы на критику не обижаетесь?
– Разумеется, комплименты приятнее, но правда – дороже.
– А за что вас критикуют?
– Зачем мне это повторять публично? Достаточно того, что друзья без конца указывают на мои недостатки. Я не склонна к мазохизму, поэтому душевного стриптиза от меня не ждите.
– Не обидитесь, если я скажу, что кинодраматургия – это все-таки недолитература?
– Я только добавлю от себя: как и журналистика. Конечно, можно писать сценарии как литературное произведение, но в этом случае игра не будет стоить свеч. Кому нужен твой роман? Съемочной группе, артистам, заучивающим роль?
Вы видели когда-нибудь сценарии американских кинофильмов? Это же сплошные диалоги, изредка разбавляемые ремарками. Любой шаг в сторону воспринимается как проявление непрофессионализма.
…Знаете, я сейчас, наверное, стану противоречить сама себе, но мне нравится писать литературно. Я словно бы очаровываю своим текстом режиссера, обволакиваю его разными красивостями.
Я и чистой литературой занимаюсь, пишу.
– Печатаетесь?
– Изредка, больше в специальной, киношной периодике типа альманаха “Киносценарии”. Я никогда не ходила по редакциям, не предлагала свои тексты в толстые журналы. Я не умею этого делать.
– Как же вам удается входить в число модных авторов? Неужели клиенты сами вас находят?
– В большинстве случаев – находят. Иногда я сама что-то даю почитать режиссерам, которые мне интересны. Бегать же по газетам и журналам… У меня так и нет литературного агента, который бы представлял мои интересы, обсуждал вопросы гонораров, контрактов.
– А вы можете торговаться о сумме вознаграждения, поворачивается у вас язык назвать свой гонорар?
– Я стараюсь, но мне такие разговоры неприятны. Если я вижу, что мне предлагают меньшие деньги, чем того стоит сценарий, я ухожу, не торгуясь. Не хочу превращать искусство в базар.
– На западный кинорынок вы пути не ищете? Или туда пробиться нереально?
– Почему? Реально. Вопрос в том, зачем туда стремиться? Если только ради гонораров, не имеющих ничего общего с отечественными. Славы ведь там все равно не наживешь. Твой сценарий купит какой-нибудь мэтр, перелопатит и после перепродаст солидной кинокомпании, поставив в заглавие свое имя. По сути, покупается твоя идея.
Повторяю, пойти на это можно ради денег, но это недостаточный стимул для меня.
– Вы языки знаете?
– Английский. Правда, не в достаточной мере, чтобы писать на нем.
– А за границей вы жили?
– Нигде больше месяца не задерживалась.
– Ностальгия мешает?
– Абсолютно нет. Я могла бы жить на Западе совершенно спокойно. Я там себя вполне комфортно чувствую. Не знаю, может, через год или два меня потянуло бы в Россию, но пока ничего такого я не испытывала, приезжая, скажем, в Париж. Обычно разговоры о том, что заграница тосклива, подкрепляют рассуждениями о человеческом одиночестве на Западе. Я, признаться, этого не понимаю, поскольку я и в России одинока.
– Одинока – это вы в буквальном смысле?
– Я говорю о душевных страданиях.
Если же вести речь о профессиональных интересах, то, конечно, я поглядываю в сторону Голливуда. Понимаю, что там работать, наверное, проще, сподручнее, поскольку информация и идеи стекаются со всего мира. Для сценариста в Штатах созданы чуть ли не идеальные условия. Спору нет, в Голливуде дело знают, трудятся мастерски, профессионально, но это конвейер, кинопроизводство, а не искусство. С особым вниманием я смотрю американские триллеры, так как сама пишу в этом жанре. Должна сказать, что несмотря на отсутствие какой-либо солидной информационной базы, наши сценарии более индивидуальны, не столь заштампованы. На Западе же все расписано по канонам, которые преступить – ни-ни. Андрей Кончаловский мне даже объяснял, что в Голливуде существует определенный вирус – вирус правильности. По классической формуле: если в кадре висит ружье, оно обязательно должно выстрелить. Все детали в американских картинах пригнаны, отыграны. Но это ведь скучно! Мертво!
…Я работать люблю по ночам. Обычно печатаю на машинке. К компьютеру так и не привыкла, распечатанный принтером текст кажется мне неживым, чужим. Авторучкой же я писать разучилась. Написанное я никогда не читаю – лень. Вообще профессия сценариста, литератора вредная.
– Почему?
– Ты пишешь, мучаешься, не спишь ночами, пьешь много кофе, куришь, разве это на пользу здоровью? Это ужасно отражается – на внешности, на характере, на настроении. Я выбрала себе изнуряющий, разрушительный труд.
– Понимаю, что если бы вам не нравилось подобное времяпрепровождение, вы могли бы найти себе другое?
– Это верно. Но в любом деле есть как бы два счета – большой и маленький. Если смотреть глобально, то муки творчества, конечно, прекрасны, но в повседневной жизни это приносит много хлопот, держит в постоянном полустрессовом состоянии. Хотя, в принципе, если разобраться, все профессии вредные. Разве режиссером быть полезно?
– Я правильно расслышал, что вы работаете сейчас с Кончаловским?
– Пока я обсуждаю один совместный проект. Возможна новая картина Андрея Сергеевича по моему сценарию. Для меня честь сотрудничать с такими мастерами, как Кончаловский, Муратова.
– С Кирой Георгиевной вы на “ты”?
– Я не могу сказать ей “ты”, хотя Кира предлагала мне так обращаться к ней. И дело не только в возрастной разнице. Я очень люблю этого человека, отношусь к Муратовой с глубочайшим уважением, как к настоящему таланту. Это нормальный гений. К сожалению, окружающие мало ценят Киру, не понимают, с кем рядом живут. Вы знаете, что представляет сейчас собой Одесса, какова ситуация на Одесской студии? По-моему, Кира – единственный режиссер, который приносит славу Украине, но в Киеве этого не понимают, практически ничем не помогают Муратовой. Увы, все остается без изменений: нужно умереть, чтобы тебя признали.
– Уехать в Россию Кира Георгиевна не думает?
– Об этом лучше у нее спрашивать. И потом: куда уехать? Кто даст ей здесь квартиру, работу? Будто бы вы не знаете, как все делается. В нашем гарнизоне все, повторяю, по-прежнему.
– Почему в гарнизоне?
– А где? Можно сказать: в казарме. Советского Союза уж сколько лет нет, а нравы – что в Украине, что в России – старые.
– А вы москвичка?
– Да, коренная.
– Имя у вас не самое распространенное.
– Папа у меня был татарин, поэтому и имя такое. Кстати, я чувствую, что во мне течет восточная кровь. Я могла бы рассказать, в чем это ощущение проявляется, но что-то лень сейчас распространяться на эту тему. Знаете, бывает так, что нет настроения говорить о чем-то. Поэтому давайте о другом. Например, о семье. Мои родители по профессии врачи, до меня никто из родных не имел никакого отношения к кино.
– А вы как в этот мир попали?
– Смешно сказать, но… ВГИК рядом с моим домом.
– Словом, вам лень было искать другой институт, и вы пошли в тот, что поближе?
– Нет, неверно. Во ВГИК я поступала сознательно, давно решив, что кино – мой единственный выбор в этой жизни. Я не могла представить, что смогу заниматься чем-то иным.
– Наверное, пробовали поступать на актерский факультет?
– Ничего подобного. Меня это абсолютно не интересовало, экран не влек. Я сразу пошла на сценарный. Верю, что человеком ведет судьба. Посудите сами: я не прилагала никаких усилий для того, чтобы стать актрисой, и тем не менее стала ею. Меня звали сниматься с времен учебы во ВГИКе, я всячески отказывалась, пока не появилась в моей жизни Кира. Но даже теперь я не собираюсь изменять себе и идти в артистки.
– Обычно люди редко бывают довольны сделанным. А вы, глядя на себя на экране, какие чувства испытываете?
– Ну как… Во всяком случае, желание что-то изменить, поправить у меня не возникает. Если бы я снова стала играть ту же роль, то делала бы все так же. Наверное, это звучит самоуверенно, но я ведь не о своем умении играть говорю, а об умении Киры режиссировать. Лучше сыграть просто нельзя. Если же к чему-то все же и придираться, так только к своему внешнему виду. Любая актриса оценивает себя на экране очень пристрастно, а в смысле игры, повторяю, стремления исправить что-либо у меня не было и нет. Мне все нравится. Я вообще в восхищении от роли в “Увлеченьях”.
– Интересно, а когда вы пишете сценарии, вы примеряете роль героев на себя?
– Конечно, я могла бы сыграть большинство тех персонажей, которых сама создала. Но это не значит, что я пишу эти роли под себя. Поймите, у меня нет актерских амбиций.
– Но если Кончаловский, к примеру, предложит вам роль, согласитесь?
– Думаю, да. Это хорошая практика. Для меня важно не просто появление на экране, а то, что в результате этого смогу приобрести, – жизненный, профессиональный опыт. Сниматься у ремесленника или неумехи скучно, работать же с талантом почетно и полезно. Видите, я все время говорю о пользе и опыте. Что поделать, я такая.
…Знаете, трудно рассказывать о себе. Замкнутая? Мне хорошо наедине с собой. А от людей я, бывает, устаю. Есть личности, которые я патологически не переношу. Могу ли развернуться и демонстративно уйти? Это как-то очень по-детски, хотя… Дети часто гораздо мудрее взрослых. Лучше уж оставаться ребенком…
…Это было вчера. А сегодня Рената работает над сценарием для Валерия Тодоровского и… по-прежнему советует побольше читать себя. Фрагмент из свеженаписанного, предложенного Ренатой:
“– Дай закурить.
Он протянул ей примирительную сигарету свою. Она надавила прикуриватель. Подождала, пока он сработает. Прикурила. Опустила боковое стекло и выбросила прикуриватель от новой Мишиной машины прямо в окно. Михаил резко затормозил.
– Не пооооо-оняяял! – говорит он.
– Ой! – говорит Фаня. – Я спутала со спичкой!
Михаил быстро выходит из машины и начинает шарить вокруг нее, а Фаина задумчиво наблюдает за ним. Потом пересаживается за руль, дает задний ход и сбивает Михаила, потом, еще раз переехав его, глушит мотор, поставив машину так, что проезжающим мимо не видна лежащая фигура. Выходит на шоссе. Склоняется над ним. Он лежит на боку, глаза его открыты. Он старается как-то повернуться к ней, изменившимся хриплым голосом повторяет и повторяет:
– Что ты сделала? Что ты сделала? Что ты сделала? – переводит дыхание.
– Мир в свою душу внесла, вот что я сделала, – сказала Фаина.”
Андрей ВАНДЕНКО
