Масса прихотлива в своих умонастроениях. Предпочтения ее способны сменяться часто и скоро, порой по нескольку раз за неделю. Но есть и такие, что, раз возникнув, подолгу наполняют собой эмоциональную атмосферу жизни. К последним стоит отнести современное ощущение ностальгии, взыскующее своего проявления, и действительно проявляемое, в самых разных сферах российской действительности.
В отличие от знаменитой поэтической “ностальгии по настоящему”, ныне переживаемая ностальгия обращена к прошедшему. Культуролог назвал бы ее ретро-стилем и, пожалуй, указал на его типичность. Цикличность истории с неизменным постоянством выносит на поверхность модерна элементы архаики, вписывая в современность штрихи и мотивы уже бывшего. Они чутко улавливаются модой, и освященные ее авторитарными предписаниями, становятся непременными деталями облика и вкуса.
Сейчас мировая мода определила в качестве ретро диско-стиль 60-х годов. По улицам самых разных городов фланируют в тупоносых туфлях экстравагантные леди в шиньонах и денди в “клешах”. Московские модники не отстают в этом от лондонских или парижских. А коли так, то, может быть, в сегодняшней российской ностальгии нет ничего своеобычного? Она – отражение очередного мирового поветрия – всего лишь забавная игра с безделицами прошлых стилей, эстетство скучающей публики.
Поверхностный взгляд может действительно уравнять западное ретро-диско и российский ностальгический синдром. Но то, что для первого является сутью и смыслом, в наших ностальгических ощущениях проявляется только как атрибутика формы. В российской ностальгии скрыта бередящая заноза важного и настоятельного запроса, который обозначается, бессознательно и спонтанно, через знаковые формулы минувшего. Изменение эмоциональной атмосферы раньше всех уловили в шоу-бизнесе. Обладая острым чутьем и способностью реагировать на колебания конъюнктуры вкуса, он первым заметил массовый ностальгический запрос. Шоу-бизнес трезво оценил феномен успеха внешне малопримечательной группы “Золотое кольцо”. Почти не появляясь в теле-, радиоэфире, а значит, вопреки рыночным законом раскрутки, месяц за месяцем группа занимала первые места по объему продаж своих кассет. Секрет оказался прост: репертуар солистки строился на советской лирике либо удачной стилизации под нее. Уяснив этот факт, специалисты взялись за дело всерьез: раз народ хочет таких песен, он их получит.
Конвейер был запущен. Программа Алибасова “НА-НАстальгия”, концерты полузабытого Владимира Трошина, бешеный успех новогодних “Старых песен о главном” – с повторами, с записями на диски и кассеты. Телевидение, включившись в игру, по всем каналам организовало демонстрацию старых фильмов – от 30-х до 80-х. Виденные-перевиденные, они вновь стали смотреться с энтузиазмом и милой теплотой. Какие-нибудь “Девчата”, показанные в сотый раз, перетягивали зрителей от голливудских сериалов, бразильских “мыльниц” и изысканно-чернушных современных российских лент. Полную и окончательную победу “советской кинематографической классики” обозначили телепрограммы начала мая, когда лучшее праздничное время всех каналов было отдано “виртуальной реальности” советской эпохи.
Ностальгия выявляется не только художественно, но и вполне буднично. Тот, кто ежедневно оказывается втянутым в гущу людей, в нестойкие социальные группы электричек, автобусов, очередей, кто не потерял привычки к субботним кухонным беседам, легко мог уловить ее в тематике, тональности, иногда – в оценках, иногда – в интонации. Распыленная в атмосфере тончайшим слоем, она вдруг сгущалась, обволакивала туманной оболочкой реальные факты и смыслы. Всех как-то нечаянно потянуло на воспоминания, к полузабытым альбомам фотографий, в гости к старым друзьям. Обнаружилась все та же “недостаточность жизни для наполнения духа” – недостаточность настоящего, шаткая непредсказуемость будущего, отсюда – притягательность прошлого, его гипнотизм и сентиментальное очарование.
Итак, ностальгия наших дней далеко несводима к деталям одежды и танцевальным мелодиям. Она не сфокусирована на коротком отрезке истории моды. Ее вообще невозможно рассматривать в категории “модности”. Составляющими сегодняшней российской ностальгии служат настроения, эмоции, чувствования – она особый, специфический элемент мироощущения. Причем это мироощущение достаточно всеобще. Именно всеобщность, массовость – еще один показатель своеобразия явления и его неслучайности. А то, что занимает многих, заслуживает внимательного и серьезного отношения к себе.
Все было бы проще, если бы ностальгический синдром удалось списать на ворчливые рассуждения пенсионеров на тему “раньше все было лучше”. Или на происки коммунистов. Но боюсь, что “золота партии” не хватило бы ни на раскрутку новогоднего шоу, ни на масштабный телебенефис советских фильмов. А их отзывчивую миллионную аудиторию составляют не только старые да бедные, но и молодые, и даже “новые” русские, так же как представители других наций, слоев и возрастов. Более того, уверена, что в числе поклонников старых песен и фильмов оказались даже радикальные демократы – некоторых знаю лично.
По чему и кому заскучали все эти люди – по колбасе за 2,20, партсобраниям, субботникам, коммуналкам? Кто-то, возможно, и да. Но не все же, во всяком случае, не большинство. Чем же притягивает большинство атмосфера советской эпохи?
Да вот атмосферой и притягивает. Иначе – настроением, душевностью, отзывчивостью. уверенностью, подъемом и т.д., перечень можно продолжать. Но главное и основное – цельностью. Эта цельность действительно всеобъемлюща. Мир един, и он понятен. Есть цель и смысл. Четко разграничены друзья и враги. Указано будущее и разъяснено прошлое. Все очень доступно и непротиворечиво. Ясный мир, где ясноглазые люди поют песни, любят, рожают детей, воюют, погибают, но трагедия оптимистична, потому что “придут за нами те, кто лучше нас”.
Конечно, все это иллюзия. Но именно так хотят видеть, а значит, видят многие и очень многие. Все те, кто устал от когда-то желанного плюрализма, нечеткости смыслов, неопределенности целей, фрагментарности информации, от разорванного сознания современной России. Запутавшись в поисках самоидентификации, не отыскав взамен утраченной цельности обновленную, Россия затосковала по иллюзорной цельности прошлого.
А настроения масс – это уже сила, и вполне реальная. Эта сила вполне способна оказывать существенное воздействие на общество и, разумеется, на политику в этом обществе. В одном случае, под воздействием общественных настроений, политик станет предпринимать конкретные шаги навстречу массам. В другом, эксплуатируя эти настроения, может заставить массы двигаться навстречу ему.
Успех КПРФ на выборах был во многом обеспечен бессознательной ностальгией голосовавших. Да и сейчас коммунистические лидеры не перестают направленно использовать ее в своих пропагандистских акциях. А чего стоит программный лозунг Жириновского: “Россияне! Наше дело правое, вместе мы победим”? Историческая аналогия не требует комментария.
Фактор Ельцина, мощно включившегося в президентскую гонку, не только изменил политический ландшафт, но и существенно переакцентировал массовые настроения. Как очень опытный и чуткий политик Ельцин, безусловно, уловил ностальгический синдром, учел его и сделал несколько радикальных шагов. Не только признание красного знамени и представительство на мавзолее, но и вся интеграционная линия в его политике последнего времени есть ответ на массовые ожидания. Одновременно была поднята встречная волна из слегка обветшалых антикоммунистических лозунгов, фильмов о “золоте партии” и проникновенных рассказов о тяжелых сталинских временах. Ностальгию заключили в жаркие объятья боксерских перчаток.
Ельцин не создает новой цельности и не презентует законченную картину нового российского мира. Он как будто пытается, сделав мощное усилие, замкнуть эту цельность на себе. На собственной личности, собственном образе. Образе президента, за которого Россия должна “проголосовать сердцем”. А лебединый взлет кремлевского царевича становится в этой ситуации совсем не фольклорной декорацией народной ностальгии. Ельцинское альтер-эго как будто обрело новую грозную ипостась. Ельцин пытается переиграть ностальгический синдром, подчинить и перевести на себя настроения и ожидания масс. Великим политикам уто удавалось. Подождем.
Татьяна СУХОВА.
