На прошедшем недавно итоговом заседании коллегии Федерального агентства по культуре и кинематографии один из наиболее квалифицированных заместителей министра культуры и массовых коммуникаций заявил, что перспективы развития страны, обозначенные в посланиях президента Федеральному собранию, определены однозначно – это инновационное развитие. Откуда вывод: соответственно, и культура должна быть инновационной.
Вроде бы все хорошо, только вот незадача – культуры по своей природе консервативны, их задача – укреплять единство и взаимопонимание различных людей в рамках отдельных сообществ и страны в целом, а для глобальной массовой культуры – единство всего человечества. Для решения этой задачи подходят исключительно принятые тем или иным сообществом нравы, обычаи и ценности, то есть традиция, а не инновационные всплески, вызывающие, как правило, негодование большинства населения. Отсюда, кстати говоря, преобладание стереотипов как в средневековой, так и в массовой культуре, и периодическое возвращение нашей «большой» официальной политики к канонам православия и к той или иной форме самодержавия.
Вывод однозначен – любая культура в целом противостоит инновациям. Не в этом ли кроются истинные корни упорного нежелания даже упоминать о культуре в тех же посланиях президента и неумолимое сползание в консерватизм соответствующих заседаний Госсовета или совета по культуре, как и всякого рода парламентских слушаний? Иначе как объяснить акцент на народном творчестве, когда «генеральная линия» требует творчества совершенно иного плана.
Действительно, в рамках каждой культуры были и есть элементы, которые я бы назвал диссидентскими. Именно такие элементы способствуют инновациям, являются питательной средой для изменчивости в культуре, хотя трансформации эти в конечном итоге происходят значительно медленнее, чем нам хотелось бы, – они требуют веков, а не десятилетий.
В Новое время в рамках так называемого «проекта модерна» такой инновационный импульс был представлен просветительством, в частности, светским искусством, откуда и возникли представления о том, что подлинное искусство всегда революционно. Именно это архаичное сегодня представление приводит значительную часть традиционной (подчеркиваю – традиционной) интеллигенции к отрицанию художественности произведений массовой культуры.
В современных условиях инновационный импульс в искусстве сохраняется исключительно в ненавистном художественном авангарде, с которым связаны основные политические и эстетические скандалы – целующиеся милиционеры и иже с ними. Хотя Роскультура периодически идет на риск, финансируя «сомнительные» мероприятия вроде Московской биеннале актуального изобразительного искусства, трудно себе представить нашу государственную культурную политику как основанную на акциях типа «Я не Сын Божий».
Конечно, путаница в мозгах творцов и руководителей сферы культуры возникает не в первый раз. Чтобы убедиться в этом, достаточно вспомнить ныне проклинаемые 1990-е, когда культурному консерватизму возрождения разных форм религиозности противостояла рыночная экономика, стимулировавшая исключительно коммерциализацию культуры и искусства. Как тогда хотелось, чтобы лебедь высокого искусства, рак православия и щука массовой культуры тащили воз России в одном направлении! Результат известен.
А ведь надо думать о другом: как перебраться через реку реформ, да так, чтобы коза религиозной традиции не съела капусту рынка и не пала жертвой авангардного волка. Это и будет реальная государственная культурная политика.
Кирилл РАЗЛОГОВ.
Полная версия статьи опубликована в журнале “Компания” (www.ko.ru) №07 (500) за 2008 г. (главный редактор Евгений Ю.Додолев).
