Крепкое рукопожатие выдает в Чилингарове человека, привыкшего работать с орудием большего размера, чем карандаш или вечное перо. Действительно, это сегодня у Артура Николаевича авто с мигалкой, взвод помощников, референтов и секретарш, респектабельный кабинет с кожаными креслами и батареей телефонов слоновьего окраса – словом, все то, что положено по рангу заместителю председателя Государственной Думы Федерального собрания России, а еще несколько лет назад Чилингаров вполне довольствовался местом в палатке на четверых и кашей из общего котелка. И Звезду Героя Советского Союза Артур Николаевич, кстати, не на кремлевском паркете зарабатывал…
– Какое-то время назад здесь, в Госдуме, по вашему приглашению был путешественник Федор Конюхов. Он намеревался вручить спикеру парламента российский флаг, который привез с Южного полюса. Знаю, Федор спросил у вас, лично Рыбкину ли он будет передавать флаг, на что вы ответили, что в Думе давно уже председательствует Селезнев. Признайтесь, в тот момент не появилось желание плюнуть на все и махнуть с Конюховым на край света, туда, где Рыбкина с Селезневым путают?
– Знаете, появилось! Я даже собирался с Федором в экспедицию…
Вообще считаю, что меня используют не по назначению. У меня есть имя, авторитет. Я еще мог бы сделать много полезного для Арктики, Антарктики… Переживаю, глядя на то, что происходит в краях, которым отдал столько сил. К сожалению, у нынешнего правительства не нашлось для меня дела. Одно время, правда, велись за моей спиной какие-то разговоры, но до приглашения в структуры исполнительной власти так и не дошло. Может, всему виной мои центристские взгляды или то, что когда-то я состоял советником у опального ныне Руслана Хасбулатова. Не берусь гадать, но зато твердо знаю другое: сегодня никто в правительстве лучше меня не разбирается в проблемах Севера. Наверное, я мог бы возглавить Госкомсевер, созданный, кстати, и по моей инициативе, но не ходить же по премьерам и президентам с просьбами назначить меня на этот пост?
Хотя, с другой стороны, человек вроде меня, наверное, нужен и в Думе: президенту ассоциации полярников, каковым я остаюсь, все-таки легче выступать с законодательными инициативами по всем вопросам, касающимся Севера. Сдвинулась с мертвой точки проблема распределения жилищных субсидий, подготовлены документы о предоставлении северянам льгот, социальных гарантий. Словом, дело делается, но… Повторяю: я не кабинетный работник, больше люблю свободу, простор.
– Тем не менее свободолюба вторично выбирают вице-спикером?
– Это иное – депутатское доверие. Уверен, если бы в самом начале работы новой Думы, еще до пакетного голосования поставили вопрос о моем избрании, я выиграл бы, снова стал бы вице-спикером. В прошлой Думе я одолел семерых кандидатов, в том числе и Жириновского.
Но вы ведь спрашивали о том, что мне больше по душе. По-настоящему я отдыхаю только в экспедициях.
– А куда вас Конюхов звал?
– Я могу пойти с ним в любой поход… Кстати, Федя на днях был у меня в гостях, заезжал после возвращения из Южной Америки.
Не без гордости говорю: сегодня ни одна крупная российская экспедиция не минует меня. Стараюсь оказывать ребятам посильную поддержку. Наши путешественники нуждаются в помощи – организационной, финансовой.
– Помогаете всем, даже явным авантюристам?
– Любая пионерская экспедиция – авантюра. Первым особенно тяжело.
– А вам когда-нибудь приходилось подавать сигнал SOS?
– Нет, хотя неоднократно в моей жизни бывали безумно критические ситуации. Много авантюр было на моем экспедиционном веку, много. Однако фортуна всегда оказывалась рядом. Конюхов предпочитает Бога благодарить, а я верю в судьбу.
Пожалуй, самым рисковым приключением была посадка на самолете Ан-74 на станции “Восток” в Антарктиде. Думаю, вряд ли кто-нибудь сможет повторить сделанное нами. Дело в том, что из “Мирного” на “Восток” раньше летал Ил-14, который мог взять на борт не больше 700 килограммов груза. Мне хотелось освоить трассу на Ан-74, способном перевозить по 5 – 6 тонн. Это была бы революция! Увы, эксперимент оказался неудачным, снег под колесами самолета провалился, мы все едва остались живы.
Помню, как в ночь с 4 на 5 января 1970 года раскололся на кусочки ледяной остров, на котором мы дрейфовали вместе со станцией “Северный полюс-19″. Мы остались на льдине 500 на 300 метров. Некоторые мои товарищи стали требовать, чтобы я подал сигнал о помощи. Мне пришлось проявлять жесткость и даже поугрожать пистолетом, чтобы успокоить самых ретивых. Но SOS мы так и не просигналили.
– Почему? Разве вы не обязаны были спасать людей?
– Я их и спас. Сами выкрутились. Зачем было в панику ударяться? Это не в моем характере.
– А если бы?..
– “Если бы” не случилось. Я берегу людей.
– С помощью пистолета?
– По-всякому.
– И крепкое слово употребить можете?
– Запросто. Особенно когда в футбол играю. Но и за границами поля мат иногда помогает человеку быстрее понять, чего от него хотят.
– За что все-таки вам Звезду Героя дали?
– Я возглавлял экспедицию по спасению экспедиционного судна “М.Сомов”, затертого льдами на подходе к Антарктиде. Для освобождения корабля пришлось идти на ледоколе “Владивосток” через открытый океан. Вы представляете себе, что это такое? Ледокол не приспособлен для противодействия открытой волне, риск опрокинуться огромный, поэтому, наверное, многие и отказывались руководить этой экспедицией. А я пошел. Самое трудное было даже не сквозь льды к “Сомову” пробиться, а преодолеть ревущие сороковые и неистовые пятидесятые широты. Это было безумное плавание, но нам шла удача. Недавно получил телеграмму от капитана “Владивостока” Антохина, поздравляет с десятилетием той экспедиции. Уже десять лет прошло…
– Когда вы в последний раз вырывались на Север?
– После “Сомова” была первая научная экспедиция на атомоходе “Сибирь”, мы пересекли весь Ледовитый океан, сняли одну дрейфующую станцию, организовали новую, пошли на полюс. Потом были зимовки в Антарктиде.
Я и сегодня постоянно летаю в Арктику, поскольку являюсь депутатом Государственной Думы от Ненецкого округа. Недавно проехал по Печоре почти две сотни километров за рулем снегохода. Пообщался с людьми, вдохнул глоток свежего воздуха – и снова в Москву.
И не скрываю: тянет меня на Север.
– Парадокс: вы ведь по крови южный человек, армянин. По логике, вас должны знойные места прельщать.
– Родился я в Ленинграде и на Кавказе практически не жил, поэтому можно считать меня неправильным армянином. Зато, как каждый ленинградский мальчишка, я мечтал стать моряком.
– Отец поддерживал ваc в этих планах?
– Я ведь незаконорожденный. Отец никогда не состоял в браке с моей матерью, у него была другая семья, а я рос в коммуналке вместе с мамой и бабушкой.
– Ревновали отца?
– Нет. Я с ним и общался-то всего пару раз. Отец был партийным работником, проходил по ленинградскому делу, был репрессирован, вернулся из ГУЛага и сразу умер. В сорок лет.
– Артуром вас в чью-то честь назвали?
– Думаю, в честь Овода, героя романа Войнич. В ту пору многих называли в честь литературных персонажей. Книга вышла в тридцать девятом, в год моего рождения, мама наверняка читала “Овода” и влюбилась в главного героя. Может, именем мама и предопределила мою судьбу? Овод был в изгнании и я.
– Это вы опять о сегодняшней своей ситуации?
– О ней самой. Я вынужденно занялся политикой. Конечно, я с большей охотой продолжал бы работу на Севере, но не в моих правилах просить для себя что-либо, раз не предлагают, значит, так тому и быть.
– А люди говорят, что вы хитрован первостатейный, умеющий не мытьем, так катаньем добиваться своего.
– Ага, хитрец, которого прошлая Дума дважды пыталась снять с должности из-за строптивого характера… Нет, в политике я только стараюсь научиться хитростям. Разве можно в этом деле быть до конца откровенным? Приходится лукавить, недоговаривать. По-житейски же я по-прежнему весьма бесхитростен, за что, кстати, меня частенько поругивают друзья-полярники.
К слову, если бы я был по-настоящему хитер, то, вероятно, в нужный момент отрекся бы от Хасбулатова, но я этого делать не стал. Почему?
Я работал с тремя председателями российского парламента. У Руслана Имрановича был советником, у Ивана Петровича и Геннадия Николаевича – заместителем. Конечно, до Микояна, прослужившего от Ильича до Ильича без инфаркта и паралича, мне далеко, но кое-что сравнивать могу и прямо заявляю, что с Хасбулатовым мне работалось намного легче, чем с двумя другими спикерами. Понимаете, Руслану Имрановичу я был нужен. Стоит мне почувствовать свою “нужность”, и я готов разбиться в лепешку, чтобы оправдать доверие. Хасбулатов прислушивался к моему мнению, уважал его. Единственный раз он пренебрег моими словами, и все закончилось танками. Как опытный авантюрист я сразу почувствовал, к чему дело идет, и попытался предотвратить дальнейшую конфронтацию между Верховным Советом и президентом. Хасбулатов меня слушать не стал.
– Вы встречались после октября девяносто третьего?
– Нет, хотя и жалею об этом. Но не могу же я без приглашения идти в дом, верно?
Но я не забыл Руслана Имрановича, добивался для него амнистии, как мог, помогал друзьям Хасбулатова – трудоустраивал, решал бытовые вопросы… Думаю, Руслан Имранович не раз пожалел, что не воспользовался моим советом в решающий момент.
– А что, интересно, подсказала вам интуиция авантюриста в момент голосования уже в нынешней Думе постановления о денонсации беловежских соглашений?
– Я не голосовал.
– Хороший выход из ситуации.
– Нет, в самом деле, я находился очень далеко от Москвы, на самом севере Канады, где проходила международная конференция по проблемам Арктики.
– Допустим, вы оказались бы в столице. Как бы голосовали в этом случае?
– Сложный вопрос. Прежде я всегда голосовал за отмену беловежских соглашений, а сейчас бы я, пожалуй, воздержался. Конечно, я за Советский Союз. А как еще может рассуждать полукровка? Да хоть бы я и был чистокровным русским, неужели стал бы думать иначе? Вряд ли найдется в России человек, который не хотел бы объединения братских народов. Кстати, вы обратили внимание, что в России не было и нет массовых выступлений под националистическими лозунгами? В Прибалтике – были, на Украине – были, теперь и в Белоруссии – были, а у нас – нет. Россия очень терпимая многонациональная страна. Конечно, и здесь встречаются отдельные шовинисты, даже в Думу они умудряются проникать, но это редкие исключения. К слову, мне удалось и у этих оголтелых националистов авторитет завоевать. Помните скандальную историю с дракой депутатов Якунина и Лысенко? Последний сорвал тогда крест с отца Глеба. Сорвал, а потом спустя какое-то время принес его мне со словами, что просит меня вернуть отнятое Якунину.
Но вы спрашивали о голосовании по поводу беловежских соглашений. Повторяю: как и у любого экспедиционника, у меня есть нюх опасности, я понял, что не стоит сейчас дразнить президента такими явно популистскими заявлениями.
– А может, дело не только в интуиции, но и в обладании некой информацией, которая недоступна простым смертным?
– Вы намекаете на то, что по своим служебным обязанностям я координирую работу управления делами Думы в части взаимодействия с управлением охраны президента, с ведомством правительственной связи и другими спецслужбами? Нет, моя информация не из этих источников.
Я умею самостоятельно анализировать, сопоставлять факты, поэтому и не стал поднимать шумиху, когда пошли разговоры о том, что президентские структуры вынашивали идею очередного роспуска Думы. Мне в этой ситуации с самого начала все было ясно.
– Ясно – что?
– Что так бомбы в административных зданиях не ищут. В воскресенье семнадцатого марта мне позвонил ответственный дежурный и попросил подъехать к Думе, где, по его словам, происходило что-то непонятное. Я человек дисциплинированный – приехал. В здание не пускают. Тем не менее я сумел пройти. Звоню Селезневу, предлагаю остаться в Думе на ночь. Геннадий Николаевич предложил ехать домой. Я поехал, но с половины дороги вернулся. Второй раз внутрь здания пройти уже не смог. Мне объяснили, что боятся за мою жизнь, мол, в любой момент может произойти взрыв. А то я не знаю, как разминирование проводится…
Я ведь отвечаю за мобилизационную подготовку в парламенте, у меня ведь даже кабинет специальной аппаратурой оборудован, это единственная комната в Думе, которую не могут прослушивать спецслужбы.
– Да?
– Иностранные спецслужбы.
– Существенное уточнение.
– Безусловно.
А тогда, в то воскресенье, мне популярно объяснили, что кругом террористы, поэтому принято решение взять административные здания под усиленную охрану. Я все понял и ушел спокойно спать.
– И даже жене ничего не сказали?
– Она все чувствовала. В первый раз мы ведь вместе с ней подъезжали… Вернувшись домой, я признался Татьяне, что мне не нравится обстановка вокруг Думы. Я же видел девяносто третий год. По удостоверению помощника председателя Верховного Совета России меня практически до дня штурма беспрепятственно пускали в Белый дом, а тут закрыли двери перед вице-спикером…
– Еще раз обратимся к интуиции: возможен вариант, при котором бомбу в Думе все же найдут и депутатам будет настоятельно рекомендовано разойтись по домам, но не на одну ночь, а годика так на три?
– Не дай Бог, если опять начнут искать террористов. Надеюсь, этого все-таки не случится. Не должно.
– Но может?
– Но может.
Нет, это невыгодно в первую очередь президенту, это сыграет против него.
– Жириновский вообще высказал мысль, что попытка смять Думу завершится отставкой Ельцина.
– Если Владимир Вольфович об этом вслух рассуждает, то в аппарате Бориса Николаевича подобный вариант наверняка предусмотрен и отработан. Попытка силового разгона Думы обязательно вывела бы народ на улицы. Вот если бы депутаты самораспустились, тогда другой разговор. К парламентариям в России известное отношение. Пресса этому способствует.
– И сами депутаты своим поведением.
– Не спорю, и сами депутаты. Но вы же должны понимать: без этой ветви власти цивилизованному государству существовать нельзя. Я же вижу, как депутатов порой сознательно унижают. Иногородние по три месяца шастают по гостиницам, а жилищный вопрос никак не решается. Неужели для России эта проблема неподъемна? Для чиновников жилье находят, а для народных избранников – нет? Подчеркиваю: для народных. Депутаты, может, и не лучше, но наверняка и не хуже людей, их избравших. То, что президент ни разу за два с лишним года существования этой Думы не пришел сюда, разве нормально? А потом начинаются разговоры о взаимодействии и сотрудничестве.
– Значит, в этом противостоянии вы на стороне депутатов?
– А как иначе? Я сам в депутатской шкуре и буду эту шкуру всячески защищать. По всем вопросам. Уважать надо парламент. В конце концов, у депутатов есть персональная ответственность перед избирателями. Наши чиновники и этого лишены. Прав Артем Тарасов, когда говорит, что ни в одной стране мира такого нет: полной бесконтрольности. Даже в ЦК КПСС была строгая система в работе с кадрами. Анархии и произвола никто не позволял. А сегодня?
– Не противоречите ли вы себе: то говорите, что чуть ли не тяготитесь кабинетной работой, то намереваетесь бороться за депутатские права до последнего.
– Я же объяснил: парламент необходим для сохранения демократического баланса в стране, поэтому я останусь с коллегами. А потом, если что, мы полным составом отправились бы в Антарктиду.
– Полярная сессия, это интересно.
У вас на столе стоит морской телеграф. Догадываюсь, какой получу ответ, и все же поинтересуюсь: какую команду предпочитаете?
– Конечно, “Полный вперед!”. Без вариантов.
Андрей ВАНДЕНКО
