Институт президентства, как известно, создавался российской элитой (иногда ее называют олигархией, но мы не будем спорить о том, какой термин лучше) в качестве орудия стабилизации своего положения в чрезвычайных обстоятельствах переходного периода. Сосредоточение исполнительной власти в руках одного человека должно было стать гарантией того, что демократия не превратится в тиранию толпы, неимущего большинства, в пролетарскую охлократию, движимую примитивным стадным инстинктом уравнительного перераспределения собственности.
После “малой” гражданской войны 1993 года, в ходе которой была сломлена “советская” модель представительной власти, наделявшая депутатов, глашатаев воли “бедствующих масс”, исполнительно-распорядительными функциями, президентская власть получила самые широкие полномочия, взяла на вооружение право вето и отлилась в бронзовое многопудье почти авторитарной системы правления. Посягательствам законодательных органов на права собственности и реальной власти был положен непреодолимый предел в виде Конституции, изменение которой ныне практически невозможно. Охранительный инстинкт элиты цвел и торжествовал.
Однако, как говаривали умные люди, свойства вещей открываются не сразу, а со временем. Наступает свой момент истины и для уразумения того, что у президентской власти есть не только розы для меньшинства, для тех, кто въехал в “новую” социально-экономическую систему, сидя в “вольво”, и шипы для малоимущего большинства. Первые же президентские выборы по конституционной схеме 1993 года, к которым ныне готовится страна, могут поменять местами большинство и меньшинство, превратить институт президентства в новую историческую форму диктатуры пролетариата.
ЭКСПРОПРИАЦИЯ ЭКСПРОПРИАТОРОВ КАК ВЫСШАЯ ФАЗА РОССИЙСКОГО ЛИБЕРАЛИЗМА
После того как российский президент начал борьбу за свое переизбрание, быстро выяснилось, что у него нет иной формулы победы на этих выборах, кроме активной социальной политики, которую, как наконец поняли представители отечественных деловых кругов (цитирую их ведущий орган – газету “Коммерсантъ DAILY”), “придется оплачивать капиталу – государственному и частному”. Появление указов, предписывающих проведение повальных проверок на предприятиях всех форм собственности и судебное преследование их руководителей за задержки в выплате зарплаты, является, думается, достаточным указанием на то, какому классу граждан принадлежат “командные высоты” в постреформенной России и в чьих интересах может быть использована “карающая секира пролетарского правосудия”.
Очевидно, что большинству россиян придутся по душе чеканные формулировки, требующие от Федеральной инспекции труда совместно с органами налоговой инспекции (и налоговой полиции) беспощадного и незамедлительного применения к виновным в задержке зарплаты санкций, “установленных законодательством”, от Генпрокуратуры – “усиления прокурорского надзора за соблюдением законодательства об оплате труда, сосредоточив внимание на выявлении нарушений, содержащих признаки преступления”, а от Верховного суда – “провести обобщение судебной практики рассмотрения дел о нарушении законодательства об оплате труда”.
И сколько бы российские либералы не недоумевали по поводу “неадекватности” поведения в президентской кампании действующего президента, рискующего потерять свой прежний “правый” электорат и не приобрести “левого”, надо признать, что ставка Ельцина не на партии, а на “простого человека”, на большинство, на российский, простите, пролетариат, уже начала приносить свои плоды.
А. ДЕ ТОКВИЛЬ НА РОССИЙСКИХ ПОЛИТИЧЕСКИХ ПРОСТОРАХ
Позитивный итог поездки Б.Ельцина на Урал очевиден – там президент вновь окунулся в стихию непосредственного общения с этим самым пролетариатом, с толпой, с площадью, которая всегда понимала его язык и подчинялась его властным флюидам. Оглушительные аплодисменты, которыми провожали президента свердловчане и челябинцы это не просто политические дивиденды, которые состриг президент скупонов своей молниеносной находчивости в ответах на “острые” вопросы “затурканных” тяготами жизни рядовых избирателей.
Речь идет о “естественных”, типичных свойствах президентской власти, о свойствах, которые вообще отличают этот институт современного “цезаризма”. В свое время, анализируя плюсы и минусы модели, позволяющей президенту добиваться переизбрания на следующий срок, классик мировой политической мысли А.де Токвиль заметил, что сколь бы ни противоречило здравому смыслу запрещение переизбрания на второй срок главы исполнительной власти, однако противостоящие аргументы еще более внушительны.
По мнению великого француза, если глава государства может быть переизбран, то стократно усиливаются “родовые”, естественные пороки демократии – интриги и коррупция (насколько эти пороки естественны для любых форм “народовластия”, доказывать российским читателям, думаю, не приходится – примеры перед глазами).
Почему усиливаются? Да потому, что простой кандидат, скажем Г.Зюганов, Г.Явлинский или В.Жириновский, не имеет таких средств для привлечения на свою сторону избирателей, какие имеет Б.Ельцин, глава государства. Ну, пообещают достать луну с неба, ну, расхвалят свои познания в новейшей и древнейшей истории, обругают друг друга, “выкатят” компромат – и все.
Другое дело, когда в этой игре решил поучаствовать сам глава государства. Он-то, по мысли Токвиля, уж не теряется, а на полную катушку использует в своих собственных интересах мощь всего государства со всеми его “огромными возможностями для интриг и подкупа”, или, как выражаются ныне, для “активной социальной политики”. Не имеет смысла следовать за Токвилем дальше, ибо все уже понятно и так: в предвыборный период глава исполнительной власти отодвигает на второй план любые, сколь бы то ни было важные государственные интересы, внешняя и внутренняя политика становится лишь материалом для предвыборных комбинаций, кадровая политика превращается в инструмент достижения личного успеха главы государства и т.д. и т.п. Короче говоря, желание быть вновь избранным властвует надо всеми помыслами президента…
И в этот “миг между прошлым и будущим” Цезарь становится… вождем пролетарских масс, орудием диктатуры неимущих, большинства, которое только и может дать ему право повелевать и дальше, “становится всего лишь послушным инструментом в руках большинства, начинает любить и ненавидеть все то, что любит и ненавидит его большинство, он предупреждает все его желания и жалобы, подчиняется любым его капризам” (А.де Токвиль. Демократия в Америке. М., 1992. С.119-120).
Вот через какую призму стоило бы посмотреть на причины предвыборных “чудачеств” Б.Ельцина, однако вовсе не для того, чтобы осудить его. Важнее иное – что ждет страну в итоге этого и следующих президентских марафонов (независимо от того, будет ли президентом Ельцин или Зюганов, любому главе исполнительной власти придется в конце концов стать “лишь послушным инструментом” российского большинства).
“ЛЕВЫЙ КРЕН” Б.ЕЛЬЦИНА
Уже к президентскими выборам 1996 года мы стоим на рубеже принципиально нового этапа реформ, когда иначе, чем прежде, будет решаться основной вопрос социальной жизни в стране – как перекраивать, как “резать” пирог национальных доходов. Установки, с которых начинался цикл российского института президента, с которыми Б.Ельцин вступил на свой пост, с которыми он крушил советскую систему, СССР, Верховный Совет, сегодня уже не действуют. Большинство, поддержавшее Ельцина в 1990 году, уже не верит ни в чудодейственность либеральных реформ, ни в тогдашних лидеров общественного мнения, сделавших в последние годы перестройки львиную долю политического образа самого Ельцина, ни в экономического “чародея” Гайдара и его, как говорили в 1991-1992 годах, “профессиональную команду”. Сегодня и Ельцин говорит о себе не как о борце с “красно-коричневой угрозой”, а как о защитнике всех россиян, включая и коммунистов.
Если Б.Ельцину удастся вновь завоевать симпатии соотечественников, бросив на чашу весов всю мощь государственной машины, то на выходе избирательной кампании мы увидим уже иного Ельцина, и этот другой Ельцин будет вынужден проводить иную экономическую политику – политику в интересах большинства. Иначе ему не избежать очень скорого “развода” с россиянами.
И было бы наивно думать, что после этих выборов в стране вновь воцарится атмосфера laissez-faire (“свободы выбора”) эпохи “первоначального накопления”. Усиление государственного присутствия в экономике, в банковской сфере, в структурной политике осознается в качестве неизбежности даже в финансовых кругах России. Трудно предположить и то, что государство ослабит свое участие в перераспределении доходов, откажется от осваиваемого ныне способа решать социальные проблемы, перекладывая их на капитал. Несмотря на то что подобная политика может оттолкнуть от президента известную часть российской экономической элиты, последствия этой предвыборной политики будут, скорее всего, весьма долгосрочными. Массовые ожидания, разбуженные предвыборными действиями и обещаниями президента, восстановлением практики регулярной выплаты заработанных денег, станут, вероятно, непреодолимым барьером между Россией образца 1991-1995 годов и Россией, вступающей в ХХI век.
* * *
Вводя институт президентской власти, российская элита, очевидно, плохо представляла себе, как и в каком темпе этот институт будет развиваться и какое влияние он будет оказывать на общество. Опыт других стран достаточно однозначно свидетельствует о том, что президентская власть склонна действовать не столько в интересах олигархии, сколько в интересах эгалитаристски настроенного большинства. Принятая в России модель президентской власти явно не соответствует целям российской элиты в условиях реформирования социально-экономической системы и, видимо, нуждается в модификациях, способных смягчить заключенный в этой модели негативный потенциал орудия очередного “восстания масс” против элиты. Возможны несколько вариантов подобной модификации – возврат к парламентской модели президентства (“горбачевской”), предполагающей избрание главы государства парламентом. Более органичной, по-видимому, была бы перестройка уже сложившейся президентской власти (так, вполне естественным было бы продлить срок пребывания президента на своем посту – огромный семилетний срок пребывания у власти французского президента во многом смягчает напасти для страны, связанные с его эгоистическими, карьерными мотивами).
Словом, если институт президентства сохранит свою сегодняшнюю конфигурацию, то, скорее всего, он станет новым орудием в руках российской охлократии. Предложения А.Куликова, прозвучавшие для российских либералов как гром среди ясного неба, и “активная социальная политика самого президента, “снятые” головы чиновников весьма высокого ранга – это лишь цветочки.
Алексей ЕЛЫМАНОВ
