“МЫ ВСЕ КОГДА-ТО ЗАНИМАЛИСЬ… ОНАНИЗМОМ”

Частная жизнь у нас была всегда, хотя в первую очередь мы считались профессионалами – производственниками, колхозниками, учеными, партработниками… Но после того, как, отбыв положенное, возвращались домой, снимали галстук и пиджак, – начиналась настоящая, та, что никогда не афишировалась – частная жизнь. Которая была у Галича, у Высоцкого, у Познера, у Маслякова… Она проходила на кухне, у друзей, у любимой, в баре, в Домжуре, а наутро мы снова затягивали галстук и выходили на службу одинаково безликими – такими, какими требовала Родина и Партия. Это в то время родилось известное всем изречение “в алкоголизме замечен не был, но по утрам пил холодную воду”, которое с одинаковым успехом относится и к любому из нас, и к нашему начальнику.
Да, частная жизнь была у каждого, и каждый из нас когда-нибудь занимался онанизмом, кадрил девушку или ломал голову, где бы еще заработать десятку, чтобы сделать подарок жене или ребенку. Мы стремились иметь личного мясника, личного парикмахера, личного доктора, подносили им всякую мелочь или не мелочь, чтобы вкуснее есть, приличней выглядеть и лучше себя чувствовать. Из всего этого и многого другого складывалась значительная часть нашей жизни, которая как бы оставалась за кадром и не имела значения для общества и государства, хотя и являлась сутью нашего существования.
Я хорошо знаю, как велись эти игры и как они поддерживались на всех уровнях, потому что сам проработал немало лет в партийных структурах, пройдя все ступеньки от рядового клерка до заведующего отделом в ведущей газете – органе ЦК КПСС. Меня учили хорошие учителя, и за двадцать лет я безукоризненно усвоил правила игры, согласно которым в здании на Старой площади, как и на Лубянке, помимо дела, можно было говорить только о двух вещах – о водке и о бабах. Но никогда – о политике и своих начальниках. Почему даже Иосиф Виссарионович любил анекдоты о бабах, но терпеть не мог о политике? Да потому, что политические были о нем.
Но вот однажды мне все это надоело, и я решил, что хватит заниматься общественным онанизмом. Благо, изменились и условия в стране, за что я вполне искренне признателен Горбачеву, хотя терпеть не могу любых политиков и не питаю абсолютно никакого интереса к их делам и жизни. И я обратился за помощью к господину Атику Заману, президенту американского консорциума “Перестройка”, показал ему проект своей идеи об издании неполитической газеты, и Заман идею поддержал. Газета до сих пор выходит при его участии. Не материальном, этот вопрос мы решаем сами, но зато знаем, если вдруг возникнут и материальные проблемы, то господин Заман нам поможет.
Мы начали выпускать газету, в которой говорим языком кухни, улицы, бара, в которой обсуждаем проблемы, ясные и близкие каждому – будь то нищий в переходе, будь владелец “Мерседеса” и особняка в зеленой зоне. И письма мы получаем такие же – откровенные и абсолютно человеческие. Вот, например, молодой подполковник, который два года назад потерял в автомобильной аварии жену и сына, сам служит где-то на “точке” в Заполярье и в тридцать один год вынужден существовать без женщины – пишет мне о своей тоске и просит помочь найти ему спутницу жизни, потому что устал от одиночества.
Нам интересен этот офицер с его частной жизнью, интересен мазохист, который не боится с нами откровенничать, интересна лесбиянка с ее проблемами и любовью… Но, повторяю, совершенно не интересен Ельцин с его частной жизнью, потому что о Ельцине пишут все газеты, как и о Хасбулатове, Горбачеве, Руцком… Мы бы могли подготовить материал об их личной жизни, заплатив хорошему репортеру десять тысяч долларов и подключив к этому делу все свои каналы, но нам это не нужно. Не только потому, что читатель пресытился такими именами, но еще из-за принципа “не навреди”. В нашей бесправной стране газетная публикация все еще может быть оружием против политика в руках его врагов, а мы бы не хотели становиться оружием.
Писать о частной жизни Жванецкого – пожалуйста, о Пугачевой – сколько угодно, потому что они при любой политике остаются Жванецким и Пугачевой. Что с того, что вся пресса подняла хай – почему Алла Борисовна обматерила швейцаров в ленинградской гостинице. Да правильно сделала, что обматерила, я бы их послал еще дальше за то хамство, которое они позволяют по отношению к нам. Так вот Алле Борисовне от хая, поднятого газетами, ни холодно, ни жарко не стало, потому что она – Пугачева и хуже петь не будет.
Нам интересна такая Пугачева, интересен Микеле Плачидо, который размышляет на примере своих взаимоотношений с дочерью о том, почему отцы стремятся переспать со своими дочерьми. Эти темы читаются на одном дыхании и вызывают массу благодарственных писем от людей, которым недостает доверительного тона и человеческого разговора.
В прошлом году на московском телеканале у нас была и своя передача, которая тоже называлась “Частная жизнь”. В ней поднимались темы, о которых телевидение просто никогда не говорило – те же голубые, лесбиянки… Потом передача как-то с экрана ушла и уже больше не появлялась. А сегодняшнее телевидение – оно просто страшное. Почему зрители так любят богатых, которые плачут, или Изаур? Да потому, что плачут не богатые, а сами телезрители, им понятны проблемы, которые разыгрываются в этих сериалах, близки темы и язык, потому что все это – частная жизнь, и какая разница – где она проходит, в Мексике или деревне Задрючково.
Я не люблю наше телевидение и очень зол на него, потому что сегодня это – та же газета, которая информирует – и все. Чем где-то больше трупов – тем лучше, чем мощней где-то шарахнул взрыв – тем интересней, потому что все это сенсация и щекочет нервы. Но сколько можно щекотать? Дайте людям отдохнуть, дайте посмеяться, поплакать, пошептаться о любви и нежности. И так все вымотаны от того, что цены дикие, зарплату не платят, начальник – идиот, дети – хулиганы… Что же мы их еще своей чернухой добиваем?
Почему самой популярной стала передача “Поле чудес”, над которой вроде все смеются, подшучивают. Да потому, что пока там что-то крутится и они по буковке угадывают, – мы, телезрители, успеваем угадать все слово, и мы счастливы от того, что такие умные. Это испытывает и пастух в какой-нибудь горной деревне, и провинциальный учитель, и московский интеллектуал. Каждому приятно убедиться, что он – умнее тех, кто на экране, и слава богу, что ему дают возможность в этом убедиться, а не учат, как надо жить, с кем и сколько.
Телевидение сегодня конфликтно, политизированно, пропитано бездушием, злостью, и зритель это чувствует, переключая на “богатых” и “Поле чудес”. И правильно делает, что переключает, потому что все остальные передачи лепятся не для него, а для высокого дяди в политическом кресле, с которым одни телевизионщики милуются, другие – лаются. До зрителя с его головной болью ни тем, ни другим дела нет. Вот для этого забытого и заброшенного зрителя мы делаем свою газету.
Помню, когда в прошлом году мы решили печатать сексуальные объявления, я напрягся и стал ждать удара. Действительно, обрушилась лавина звонков и писем. Каких? Звонит старик, представляется председателем комитета ветеранов какой-то дивизии и говорит, что он и его товарищи возмущены. Как вы думаете, чем? Тем, что на газету “Частная жизнь” нет подписки, а купить очередной номер можно не всегда и не везде.
Или приходит пару дней назад в редакцию пенсионер семидесяти двух лет, платит 900 рублей и просит опубликовать объявление о том, что ему очень хочется потрогать, поласкать женщину. Ему наши сотрудники говорят – дедушка, вы что, при этом же деле можно и умереть. А он отвечает – что лучше умереть так, чем от голода и от тоски. И он – прав.
ВИКТОР ШВАРЦ, ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР ГАЗЕТЫ “ЧАСТНАЯ ЖИЗНЬ”