“Аграрный вопрос вновь, как и во всех революциях и реформах, происходивших когда-либо в России, становится главным вопросом, от которого зависит судьба начавшихся перемен. Провал аграрной реформы, неспособность преодолеть аграрный кризис означали бы действительно общенациональную катастрофу”, – говорится в докладе Института экономики РАН, в подготовке которого в 1992 году принимал самое скромное участие и автор сегодняшних заметок. Это утверждение не только не утратило актуальности после почти четырех лет “реформаторских” усилий правительства, но стало даже более значимым в ходе парламентских и преддверии президентских электоральных баталий, исход которых определит судьбу России на многие годы вперед.
Сейчас о деградации отечественного села, критическом положении сельскохозяйственных производителей говорят политические силы самой различной ориентации. Одни при этом делают упор на “деструктивную активность” либерал-реформаторов, другие – на экономическую обреченность все еще господствующего, с их точки зрения, “колхозно-совхозного строя”.
Аграрно-промышленный комплекс исторически являлся “слабым звеном” советской хозяйственной системы. Именно здесь планово-распределительная экономика оказалась наиболее несостоятельной в силу специфики сельского хозяйства, требующего для своего нормального развития постоянно ощутимой связи производителя с землей, средствами производства и результатами своего труда. Аграрный кризис выразился в годы “застоя” в неспособности отечественного АПК бесперебойно обеспечивать базовые потребности экономики и населения страны в сельскохозяйственном сырье и продовольствии.
Необходимость реформ в аграрной сфере была наиболее очевидной. В годы горбачевской перестройки, при отсутствии целостной парадигмы экономических преобразований, были предприняты отдельные шаги, направленные на раскрепощение инициативы непосредственных производителей, выразившиеся в попытках развития фермерского хозяйства и восстановления кооперативных начал в колхозах и совхозах.
Однако в условиях сохранения государственного диктата, в совокупности с преобладавшими консервативными установками руководителей хозяйств и самих работников, все это не дало никаких ощутимых позитивных результатов для сельского хозяйства страны в целом. Вместе с тем на примере отдельных “локальных точек” были продемонстрированы возможности и одновременно ограничения развития на российской почве новых форм хозяйства на селе.
ОЧЕРЕДНОЙ ЭКСПЕРИМЕНТ
Перед правительством Е.Гайдара в 1992 году стоял следующий выбор: либо активно проводить реформирование всей системы аграрных отношений и организации сельскохозяйственного производства в выбранном направлении, опираясь на экономические и административные возможности государства, либо перейти к аграрной реформе “снизу”, когда государство выполняет лишь обеспечивающие и инфраструктурные функции.
На практике российские либерал-реформаторы выбрали наихудшее из возможных сочетаний этих двух вариантов.
Государство отказалось от своей “руководящей и направляющей” роли в проведении ценовой и инвестиционной политики, что как раз и было недопустимо по отношению к аграрному сектору. Либерализация цен и макроэкономической среды в целом привели к колоссальному диспаритету цен на продукцию сельского хозяйства и промышленную продукцию, потребляемую в сельском хозяйстве. Если раньше этот разрыв в уровне цен составлял десятки процентов, то в результате гайдаровской политики он достиг сотен, а по отдельным позициям – даже тысяч процентов. Это обусловило критическое финансовое положение, можно сказать, фактическое банкротство большинства сельскохозяйственных производителей и невозможность поддержания материально-технической базы сельского хозяйства.
Ценовой диспаритет между сельским хозяйством и промышленностью в принципе неизбежно присутствует в рыночной экономике, потому и необходима общегосударственная политика регулирования ценовых пропорций, целевого финансирования и кредитования села.
Мировой опыт свидетельствует о том, что чисто рыночный подход разоряет сельское хозяйство. Это тем более справедливо для России, где 90 процентов сельхозугодий находится в зоне рискованного земледелия и издержки производства объективно выше, чем в странах с более благоприятными природно-климатическими условиями. Необходимо учитывать и другую составляющую более низкой эффективности российского сельского хозяйства, связанную с высокой трудоемкостью (и затратностью в целом) производства в колхозах и совхозах советского образца. Даже при самом оптимальном выборе путей реформирования отношений собственности и организации производства такое положение не может быть преодолено быстро.
Резко ограничив денежную массу и положившись на “невидимую руку” рынка в регулировании макроэкономических пропорций, новое поколение российских реформаторов незамедлительно приступило к атаке на столь нелюбимый ими “колхозно-совхозный строй”. И вот здесь-то отечественные “либералы” начали действовать в лучших советских традициях “кампанейщины” и властного диктата.
Сразу же после либерализации цен началась насильственная реорганизация колхозов и совхозов, замена их стандартными для рыночной экономики организационно-правовыми формами: акционерными обществами, товариществами с ограниченной ответственностью, индивидуальными фермерскими хозяйствами.
Российские реформаторы пошли здесь по тому же пути, что и в отношении приватизации промышленных предприятий, – по пути быстрой, массовой, недифференцированной ломки существующих форм и отношений собственности и формальной замены их другими. Создание и стимулирование развития многообразных типов хозяйств и форм организации производства с учетом региональной и местной специфики условий на селе, особенностей отдельных предприятий были подменены унификацией, подгонкой под заданные сверху ориентиры.
Если приватизация в других секторах экономики преследовала ряд весьма серьезных, совершенно отличных от декларируемых целей (в том числе и цель перераспределения национального богатства в пользу постсоветских элит), то в случае с “планово-убыточным” АПК в действиях правительства Е.Гайдара было довольно трудно усмотреть прагматическую составляющую.
Скорее всего, здесь замышлялся не новый для нашей страны очередной широкомасштабный эксперимент – попытка воплотить в жизнь академические идеи о пользе широкой фермеризации и быстрого преобразования инертных коллективных хозяйств в динамичные капиталистические предприятия. При этом совершенно игнорировался тот факт, что большинство колхозов и совхозов, в том числе убыточных, невозможно механически разделить на фермерские хозяйства в силу созданной и развившейся за годы советской власти сельской инфраструктуры (способной обслуживать лишь крупные территориально-производственные комплексы), а также в силу отсутствия необходимой социальной базы для подобных революционных преобразований, нежелания основной массы крестьянства идти по такому пути.
Конечно, нереалистичность первоначального решения о ликвидации к середине 1992 года убыточных колхозов и совхозов и организации на их землях мелких частных хозяйств правительство осознало довольно быстро. К концу 1992 года почти все предприятия прошли так называемую перерегистрацию, в результате которой 35 процентов хозяйств сохранили статус колхозов и совхозов, остальные стали АО и ТОО. И хотя при этом было проведено условное разделение средств производства на имущественные паи и земельные доли, лишь очень малая часть “преобразованных” хозяйств получила новые стимулы для повышения эффективности.
Из этого общего правила имеются исключения, но они существуют, как и в советское время, вопреки системе и обусловлены личностным фактором – усилиями руководителей, которые смогли не допустить деградации хозяйств, либо эффективными формами организации производства и сельскохозяйственной кооперации, найденными еще в предшествующие годы.
Что же касается фермерских хозяйств, то необходимо обратить внимание на их малые размеры (средние по России 43 гектара на хозяйство не обеспечивают нормального развития товарного производства; учитывая природно-климатические условия страны и сложившиеся способы ведения хозяйства, наделы должны быть в несколько раз больше), отсутствие финансовых и материально-технических средств и адекватной государственной поддержки, столь необходимых на начальном этапе развития хозяйств. Поэтому процесс активного становления крестьянских хозяйств в 1989-1992 годах сменился закономерной тенденцией остановки роста их общего количества (на уровне приблизительно 280 тыс.), прогрессирующей ликвидации хозяйств (свыше 50 тыс. уже прекратили существование) и крайне депрессивным, полунатуральным характером “выживших” предприятий. Последнее во многом объясняет, почему большинство фермеров демонстрируют стойкое предубеждение против сколько-нибудь устойчивых форм кооперации (жизненно необходимых для них в условиях рынка) – в натуральном хозяйстве кооперация попросту не нужна.
В последующие годы бурные некогда дискуссии о реформировании сельскохозяйственных предприятий постепенно сошли на нет. На практике проблема осталась нерешенной, и мы имеем на сегодняшний день одновременно те же колхозы и совхозы, к тому же ослабленные многочисленными реорганизациями, и примитивные фермерские хозяйства образца начала ХХ века, имеющие 5,2 процента сельхозугодий и дающие не более 2-3 процентов товарной продукции села.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ
В настоящее время на первый план вышла остававшаяся ранее как бы в тени другая важнейшая сторона аграрного вопроса – проблема собственности на землю, законодательно так и не решенная за годы российских реформ. Между тем население, предприятия, коммерческие структуры при отсутствии элементарного порядка в органах власти и управления фактически уже давно приватизируют земли (в том числе и сельскохозяйственные), закрепляя их за собой в той или иной форме. В результате немалая часть земельных угодий, особенно в пригородных зонах, уже выпала из сельскохозяйственного оборота, причем в обход существующих на бумаге законов.
Наконец, оставив, по существу, на произвол судьбы жизнедеятельность и коллективных, и частных сельскохозяйственных предприятий, реформаторы всех мастей “обратились к истокам” – к земле. До сих пор земля оставалась все же наименее поделенным и переделенным ресурсом. Пришло и ее время.
Всю затеянную “партией власти” и солидарными с ней в этом вопросе стойкими либералами (включая и объединение “ЯБЛоко”) возню и суету вокруг проблемы частной собственности на землю, вплоть до проведения референдума, можно правильно оценить не с точки зрения экономической целесообразности и даже не с позиций идеологии, а, скорее, через призму задействованных здесь интересов, в том числе и интереса вовлечения земли в спекулятивный оборот.
Рискуя вызвать острую критику со стороны ярых рыночников, берусь утверждать, что с сугубо экономической точки зрения вопрос о введении в России частной собственности на землю, во-первых, далеко не самый важный сегодня вопрос экономических реформ, во-вторых, спорный и требующий весьма дифференцированного подхода.
Как известно, земля земле рознь… В отношении личных земельных участков городских и сельских жителей нет никаких серьезных препятствий для частной собственности. Фактически она и так уже существует, требуется лишь четкое и унифицированное оформление и спецификация прав собственности на такие земли посредством принятия федерального закона (вместо действующего в настоящее время указа Президента), предусматривающего беспрепятственную возможность продажи участков, наследования, дарения, залога, сдачи в аренду.
Требование закрепления права частной собственности на городские земли (содержащееся только в программах последовательных либералов) основано, по-видимому, на стремлении вовлечь эти земли в спекулятивный оборот и, в конечном счете, перераспределить их в пользу крупных собственников, в том числе иностранных. Иное рациональное объяснение этому трудно найти. Не случайно муниципальные власти крупных городов в странах с рыночной экономикой считают большим благом отсутствие частной собственности на землю, а там, где она существует, испытывают серьезнейшие финансовые и организационные затруднения при решении проблем застройки и развития городской инфраструктуры. России вовсе не обязательно заимствовать в этой области негативный опыт многих западных стран. Частная собственность на землю в городах там сложилась исторически, мы же не имеем подобного наследия. А обеспечение достаточных прав и гарантий для инвесторов (основной аргумент сторонников частной собственности на городские земли) вполне удовлетворительно достигается и долгосрочной арендой участков. Кроме того, арендная плата выступает существенным и надежным источником пополнения городских бюджетов.
Наконец, о главном. В пользу частной собственности на землю сельскохозяйственного назначения приводится два основных аргумента: невозможность подлинно хозяйского отношения к земле без частной собственности и необходимость использования механизма залога земли под получение необходимых сельскохозяйственному производителю долгосрочных инвестиционных кредитов.
Кто может стать хозяином земли? При существующей организационно-хозяйственной структуре частными собственниками, в соответствии с буквой закона, должны быть работники коллективных хозяйств, ставшие владельцами земельных паев. Поскольку, как уже отмечалось, эти паи невозможно выделить в натуре, не разрушая при этом хозяйства, частная собственность на них останется для рядовых сельских тружеников в значительной мере фикцией.
Здесь можно прогнозировать постепенное перераспределение паев в пользу более узких групп лиц внутри хозяйств, прежде всего руководителей (и это еще относительно благоприятный вариант “капитализации”), а также скупку паев сторонними инвесторами, очень многие из которых в нынешних условиях в обход любых законов будут стремиться к несельскохозяйственному использованию приобретенных земель.
Что же касается второго аргумента, то реальный интерес для инвестиций в форме кредита под залог в обозримой перспективе будут представлять только земли вокруг крупных городов с правом изменения их целевого использования.
Не следует забывать и о том, что введение в сельскохозяйственный оборот платной земли приведет к включению ее цены в издержки производства и еще большему удорожанию отечественного продовольствия. Это вызовет дальнейшую деградацию АПК и практическую утрату им внутреннего рынка в силу уже весьма жестких спросовых ограничений и относительной дешевизны импортных продуктов.
Поэтому единственно разумным решением представляется четкое разграничение правил вовлечения в экономический оборот разных типов земель и сочетание различных форм собственности: частной собственности на земельные участки граждан; муниципальной собственности на городские земли; коллективно-долевой и индивидуальной (для желающих вести самостоятельное хозяйство) собственности на сельскохозяйственные земли с передачей в аренду и пожизненное наследуемое владение; государственной собственности на лесные и водные ресурсы.
Решив таким образом “вопрос о земле”, следует на деле приступить к проведению других аграрных преобразований.
В краткосрочной перспективе важно не допустить полного распада аграрного потенциала. Методами государственного регулирования и путем согласительных процедур следует как можно скорее добиться паритета цен на сельскохозяйственную продукцию и продукцию, продаваемую селу для ведения хозяйства, поскольку именно колоссально возросшие “ножницы” цен явились важнейшей причиной неплатежеспособности хозяйств. Весь опыт развития отечественного АПК свидетельствует о неэффективности прямых ценовых дотаций селу. Поэтому государственные средства целесообразно выделять на инвестиционные программы, направленные на закупку техники и удобрений, модернизацию производства и внедрение новых технологий, восстановление и повышение плодородия земель и т.п. При этом нецелевое использование выделяемых селу ресурсов должно быть полностью исключено.
На следующем этапе придется во многом заново решать проблему наполнения реальным экономическим содержанием новых организационно-правовых форм сельскохозяйственных предприятий. Главным направлением работы должны стать качественные изменения в крупных хозяйствах вне зависимости от того, называются они колхозами или акционерными обществами. В обозримом будущем нет никакой серьезной альтернативы доминирующей роли крупных хозяйств, а возможности повышения эффективности их деятельности и приспособления к условиям рынка, связанные с развитием коллективно-долевой собственности и подлинно кооперативных начал, подтверждаются реальным опытом, пусть пока и достаточно ограниченным.
Развитие фермерского хозяйства не следует искусственно подталкивать либо сдерживать, оно должно происходить естественным путем, в тех отраслях и регионах, где это осуществимо и может дать хорошие результаты. Подчеркну еще раз, что земельные наделы, выделяемые фермерам, должны быть достаточны для организации эффективного товарного производства. Государству же следует активно участвовать в формировании инфраструктуры фермерских хозяйств, включающей товаропроводящую сеть и соответствующие финансовые институты, иначе их ускоряющееся разорение может стать необратимым.
Наши национальные традиции, климатические и географические условия предопределяют возможность и необходимость сосуществования различных форм собственности в аграрном секторе экономики: государственной, коллективной (кооперативной), частной. Каждая из них при правильной организации дела может стать эффективной и конкурентоспособной.
Александр ТЮРИН,
кандидат экономических наук
