Говорят, Бог троицу любит. Полюбит ли он цифру 13, под которой в бюллетене для голосования значится избирательное объединение “Мое Отечество”? Впрочем, сейчас не столь важно, полюбит ли чертову дюжину Господь на небесах, куда актуальнее, чтобы “МО” отдали свои голоса вполне земные российские избиратели…
ЧЕЛОВЕК, ПОСТАВИВШИЙ ТОЧКУ В АФГАНСКОЙ ВОЙНЕ
Биография генерал-полковника, Героя Советского Союза, получившего Звезду в Афганистане, состоит из вех, как зарубок: выпускник Калининского суворовского, Ленинградского высшего военного общевойскового командного училища, Академии имени Фрунзе (с отличием) и Академии Генерального штаба ( с золотой медалью), последний командующий советскими войсками в Афгане, организовавший их вывод в СССР, первый заместитель министра внутренних дел Советского Союза – с декабря 90-го, заместитель министра обороны России – с июня 92-го по март 95-го…
— Борис Всеволодович, сердце не екнуло, когда избирательному объединению “Мое Отечество” выпал тринадцатый номер в бюллетене для голосования?
— Не мною сказано: волков бояться – в лес не ходить. Хороши бы мы были, если бы испугались несчастливой цифры.
— Во всяком случае, теперь есть формальный повод списать возможную неудачу на выборах на козни судьбы, подсуропившей с чертовой дюжиной.
— И вновь вынужден вас поправить: мы не ищем оправданий. Выборы – не игра, и мы свое избирательное объединение создавали не для того, чтобы с помощью лотереи определить степень собственной удачливости.
— Вопрос, который наверняка вам задавали в последние недели десятки раз: что заставило вас идти на выборы?
— Жизнь заставила, жизнь! Страх за себя и за будущее своих детей, горечь и стыд перед нашими престарелыми родителями за их унижение, цинизм чиновников, беспредел преступников, развал армии – все это вместе взятое и привело создателей объединения “Мое Отечество” к решению избираться в Государственную Думу. Нам не нужны ни льготы, ни привилегии, ни московская прописка, ни депутатская неприкосновенность. Но, верите, нет сил дальше смотреть на страдания нашего народа! Мы не даем пустых обещаний, но будем бороться за то, чтобы закипела работа на простаивающих ныне заводах и фабриках, чтобы ученые снова вернулись в науку, чтобы дети обрели уверенность в будущем, а пенсионеры получили обеспеченную старость, заслуженную честной работой на благо нашей страны.
— Борис Всеволодович, вы человек служивый, поэтому следующий вопрос, можно сказать, профессиональный: какие задачи в области военного строительства вы считаете первоочередными?
— Пока мы не вернем Вооруженным Силам России былой престиж, и говорить не о чем. Необходимо, чтобы, как во времена существования Советского Союза, служба в армии считалась почетным, священным долгом каждого гражданина России. Нужно добиться полной реализации Закона о статусе военнослужащих и принятия Закона о социальной защите военных. В прямые обязанности федерального правительства и властей на местах входят ускорение строительства жилья для офицеров и прапорщиков, стопроцентное удовлетворение финансовых потребностей Вооруженных Сил и оборонного комплекса при жестком государственном подходе. Пришло время разработать здравую военную доктрину и строить Вооруженные Силы России в соответствии с этим документом.
— Как вы полагаете, Борис Всеволодович, может ли в России следующим президентом стать военный?
— Почему бы и нет? В нашей стране к людям в форме всегда было особое отношение. Но пока не состоялись выборы в парламент, строить дальнейшие прогнозы бессмысленно. Я доверяю своему опыту, который подсказывает: не надо торопиться с категорическими заявлениями. Все-таки у меня есть некоторая практика предвыборной борьбы, правда, всего двухнедельная.
— Почему двухнедельная?
— Такой срок был отпущен кандидатам в президенты в девяносто первом году. Тогда я успел за считанные дни облетать массу городов Дальнего Востока, Сибири. У нас с Николаем Ивановичем Рыжковым практически не оставалось шансов победить в той ситуации, но школу мы прошли хорошую. Те уроки наверняка еще пригодятся.
— Объединение “Мое Отечество” находится в оппозиции к нынешнему правительству. Вам это не мешает в мидовской работе?
— Работа над крупными проблемами во имя Отечества и нахождение в оппозиции – это разные вещи.
— Борис Всеволодович, лично у вас тылы крепки?
— Не сомневайтесь. В семье у меня полный порядок. Наш старший, Максим, уже окончил военное училище.
— Это тот самый Максим, который встречал вас 15 февраля 1989 года на мосту в Термезе, когда вы выходили из Афгана с последними солдатами?
— Он. Вырос мальчик. Женился, воспитывает двоих детей. Максим сейчас в Киеве. Второй наш сын, Андрей, учится в суворовском училище.
— Не боитесь, что братья будут смотреть друг на друга из разных окопов?
— Я даже мысли такой не допускаю. Я убежден, что Россия и Украина будут самыми близкими и хорошими друзьями. Если хотите, можем заключить пари. Я не опасаюсь, что мои сыновья станут видеть друг друга исключительно через прицел автомата.
Кроме парней у меня еще две дочки. Им по десять лет. Ходят в шестой класс. Занимаются танцами в ансамбле “Калинка”.
Так что с тылами у меня все в порядке. Можно смело смотреть вперед.
ЧЕЛОВЕК, НЕ БОЯЩИЙСЯ ГОВОРИТЬ ПРАВДУ
Говорим “партия” – подразумеваем “Ленин”, произносим “Спартак” – прибавляем “чемпион”. Ну а если, к примеру, Шаталин? Разумеется, академик! Или все-таки депутат?
— Станислав Сергеевич, вы уже довольно долгое время причисляете себя и свой Фонд “Реформа” к тем, кто стоит в оппозиции к нынешней российской власти. Не собираюсь оспаривать этот тезис, но у меня такое впечатление, что с некоторых пор с вашим голосом не слишком считаются – ни в политическом, ни в профессиональном смысле.
— Если те, о ком вы говорите, считают себя самыми умными на свете, тогда, действительно, они могут игнорировать наличие в рядах оппозиции Фонда “Реформа”. Но я сомневаюсь, что нами руководят исключительно одни гении. Я, к примеру, не боюсь признать, что есть сотни людей, чей интеллект гораздо выше моего, хотя формально именно я являюсь если не самым умным, то, во всяком случае, самым главным российским экономистом, поскольку возглавляю Отделение экономики Академии наук. Надеюсь, и занимающие высокие посты в правительстве понимают, что успешная карьера чиновника не в состоянии повлиять на качество серого вещества.
И потом, что значит – игнорируют “Реформу”?
Разве Президент не говорит о социально ориентированной экономике, об индустриальной структурной политике, о более сбалансированных действиях при борьбе с инфляцией и разработке мер по преодолению спада производства? Многое из того, что мы предлагали правительству Гайдара, берется на вооружение только сейчас.
Мы не претендуем на роль провидцев, но…
— И все-таки, Станислав Сергеевич, ответьте: что же заставляет вас снова очертя голову лезть в политику?
— Я ведь экономикой занимаюсь, а она, как вы понимаете, от политики с трудом отделима…
Конечно, я не питаю иллюзий, будто мое избрание или – наоборот – неизбрание перевернет мир. Другое дело, что я по-прежнему чувствую в себе силы сделать для страны что-нибудь полезное. Я не умею строить дома или пахать землю, поэтому выбираю то, что мне ближе. Мой интеллектуальный, человеческий, душевный потенциал еще не исчерпан. Как мне кажется, я могу дать пару дельных советов, как выходить из того архисложного положения, в котором очутилась наша страна. Когда речь идет о том, будет у России завтра или нет, уже не до рассуждений, стоит ли заниматься политикой либо же посвятить себя чистой науке.
Я вхожу в команду. Мои единомышленники решили создать предвыборный блок и попытаться попасть в парламент. В этой ситуации я не мог остаться в стороне. Повторяю: Дума – не предел моих мечтаний, но я пошел на выборы из-за желания не упустить возможности консолидировать то, что еще можно консолидировать.
— Живет во мне подозрение, что вы дали согласие войти в список объединения “Мое Отечество” ради того, чтобы ваше имя использовалось как знамя в предвыборной борьбе.
— Думаю, мое имя что-то пока еще значит, поэтому, надеюсь, на знамени оно будет начертано не черными красками.
— Вы готовы постоянно работать в Думе?
— По ключевым проблемам – экономическим, социальным, по аграрной политике – я обязательно буду высказывать свое мнение. А постоянное присутствие в Думе… Могу сказать одно: основную работу я не брошу. Не перестану быть членом президиума Академии наук (если, конечно, меня оттуда не выкинут), не уйду я и из “Реформы”.
— Как вы оцениваете нынешнюю политическую ситуацию в стране?
— Лучше, чем экономическую.
— Каковы ваши контакты с Кабинетом Черномырдина?
— Я член коллегии Министерства экономики. По-моему, этим все сказано.
— Вы разделяете точку зрения коллег по оппозиции, что нынешнее российское правительство ни к черту не годится, поэтому никаких компромиссов с ним быть не может?
— Нет, я смотрю на эту проблему иначе. Дело не в нынешнем правительстве. В истории человечества не было, наверное, ни одного кабинета министров, который отвечал бы уровню стоящих перед ним задач и не подвергался критике различных политических сил. По крайней мере, на моей памяти таких правительств не было, а я повидал их на своем веку немало. Да, у команды Черномырдина много ошибок, часть из них можно назвать неумышленными, часть – сознательными, но, скажем, я не взял бы на себя ответственность заявлять о коррумпированности всего правительства. Я бы говорил о чрезмерном количестве нахальства, чванства, барства, высокомерия.
Мне пришлось работать с правительствами десяти премьеров, и я не могу сказать, что Черномырдин лучше или хуже. Он такой, какой есть. И с ним, конечно, нужно работать. Если посчитать, сколько докладных записок я написал сначала в советское, а затем в российское правительство, то, наверное, можно будет заполнить макулатурой целый товарный вагон. Будучи человеком активным, я предлагал различные программы, концепции. Иные доходили до самого верха, некоторые застревали на низовых этапах служебной лестницы. Я никогда не обижался, если замечал, что к моим работам были не слишком внимательны. Для меня было важно, чтобы мой голос услышали. Глядишь, при разработке какого-нибудь государственного решения и учтут мое мнение. Поэтому сегодняшние разговоры некоторых представителей оппозиции, что Черномырдин не может рассматриваться в качестве собеседника, на мой взгляд, отдают чистой политикой, а не заботой о благе родной страны. Договариваться можно и с чертом, и с дьяволом, лишь бы это было на пользу России.
Повторяю, провалов, в том числе и провалов стратегических, было допущено немало. Но это ведь относится не только к нынешнему кабинету. Разве в шестидесятые или семидесятые годы все делалось правильно? Если уж подходить с гамбургским счетом, то ко всем без разбора.
Нынешнему же правительству необходимы персональные перемены.
— Например?
— Чубайс – кандидатура номер один. Он слишком радикален, резок, неадаптивен, самоуверен, без обратных связей. Мне он не нравится.
К великому сожалению, приватизация проведена так, что кровопролития из-за новых переделов собственности избежать практически невозможно. Печально, но факт: за право обладания контрольным пакетом акций убивали и убивать будут. И не надо думать, будто новые депутаты смогут остановить этот процесс. Другое дело, что коррективы для исправления допущенных ошибок вносить нужно. Нам давно пора входить в мировое сообщество на правах не просителя, а партнера. Нужно учиться конкурировать. Торговля нефтью, газом – это все девятнадцатый век, а мы уже вступаем в двадцать первый… На сырье мы не продержимся. Нужны инвестиции в российскую экономику, а не продажа наших заводов и фабрик за бесценок зарубежным фирмам. Наворочали глупостей много, пора разгребать. Ничего более умного я, увы, предложить не могу.
— Не секрет, что за каждым предвыборным блоком или объединением стоят мощные финансовые структуры, бизнесмены, поддерживающие кандидатов в депутаты в расчете, что те, в случае победы, будут лоббировать их интересы в парламенте. Чьи интересы собираетесь лоббировать вы?
— Простите мне некоторую высокопарность, но я намерен лоббировать в Думе интересы всех граждан моей великой страны.
Понимаю, мои слова звучат шаблонно, но я не хочу заниматься сочинением неологизмов, ибо говорю то, что думаю. Я хочу вместе с коллегами найти приемлемую для всего народа форму нормального перехода от одной экономики к другой, сочетания платного и бесплатного, рыночного и планового. Я не ставлю ни на один класс, ни на одну прослойку населения – ни на аграриев, ни на интеллигенцию. Это как раз тот случай, когда нужно говорить о народе в целом.
— Тем не менее для принятия серьезных решений в Думе вам придется вступать с кем-то в коалицию.
— Я знаю практически всех российских политиков, никто меня не чурается, но… Если будут толковые предложения, от разговора отказываться не стану. Думаю, найдем мы общий язык с Явлинским, Глазьевым. Правда, Глазьева я не воспринимаю в Конгрессе русских общин. Скоков на многие вещи смотрит иначе, чем я. Шансы для создания коалиции есть, только сначала надо в Думу попасть.
— А с Жириновским договориться не попробуете?
— Знаете, я дважды встречался с Владимиром Вольфовичем. Со мной он вел себя как великолепно образованный доцент. Нормальный разговор был. В конце Жириновский обязательно дарил мне свои книги…
Это интересный человек. Конечно, он немного фиглярничает, немного комизма придаем ему мы все, но нельзя отрицать талант этого человека.
— С Черномырдиным, уже не как с премьером, а как с лидером “Нашего дома”, вы не искали контакт?
— Повторяю: надо искать компромиссы, занимать более конструктивную позицию. Можно критиковать правительство по принципиальным вопросам и при этом оказывать ему практическую помощь в поиске и разработке правильных решений. Было время, когда Виктор Степанович сам искал контактов с Фондом “Реформа”, с нашей стороны не было тогда проявлено достаточно инициативы, думаю, теперь пришло время нашего ответного хода. Существует все-таки какая-то иерархия, не может же премьер все время звонить первым. Можно работать вместе, хотя, еще раз подчеркиваю, по стратегическим, коренным вопросам мы будем ругаться.
— Давайте еще раз вернемся к политическим прогнозам.
— Я очень огорчен Чечней. Боюсь, что это тупик. Чечня – это проблема гораздо более глубокая и серьезная, чем показывают по нашему телевидению. В этой маленькой республике столько намешалось кровного, межнационального, что даже в случае вывода наших войск из этого региона конфликт напряженности не исчезнет. Кровушки будет пролито еще немало. Многие сейчас пытаются найти выход, но пока безрезультатно.
— Не вызывает сомнений, что Чечня окажет серьезное влияние на результаты как декабрьских, так и последующих, президентских выборов. Вы согласны с мнением, что наибольшие шансы на победу имеют те движения и лидеры, которые оказались не запятнанными Чечней?
— Пожалуй, не согласен. Прямой связи тут нет, все глубже и сложнее. Скажем, тот же Явлинский никак не связан с Чечней, однако Президентом России ему не быть ни при каких обстоятельствах.
— А кому, полагаете, быть?
— Если Ельцин выставит свою кандидатуру, его выберут опять. Таков уж русский народ. Он не захочет менять коней на переправе. К этому Президенту уже привыкли, а каким будет новый?
ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ ВСЕ СКАЗАЛ СВОИМИ ПЕСНЯМИ
Иосифа Давыдовича в Москве не застать. Кобзон поет “Мое Отечество” на просторах моего Отечества. Но ведь и в концертах бывают антракты…
— Иосиф Давыдович, решив баллотироваться в депутаты, вы не боитесь преумножить число своих недоброжелателей, еще больше стянуть вокруг себя кольцо недругов?
— Все в мире относительно. Кольца вокруг себя я не чувствую, хотя, к примеру, вижу, что у меня стало меньше поклонников из числа военных. Обидно, что это случилось, в том числе и с теми офицерами, которые не раз провозглашали тост в мою честь и говорили, что они учились любить Родину по Кобзону, что для них голос Кобзона – это голос Родины. Что же случилось? Кобзон вроде петь не перестал, и Родина на месте. Значит, что-то произошло не со мной, а с людьми, которые здравицы в мою честь произносили.
Еще года три назад Павел Грачев жаловался в разговоре со мной на то, что в армии жуткое положение и скоро солдатам нечего будет есть. Я тогда предложил министру обороны обратиться к деловым людям России с призывом поддержать военных. Павел Сергеевич ответил, что унижаться перед коммерсантами не станет. В результате сегодня слушателей военных академий отпускают ночевать по домам, чтобы они могли там поужинать и позавтракать – армия в состоянии накормить своих офицеров только обедом! Куда это годится? Когда я узнаю о таких вещах, то не могу молчать. Наверное, в итоге наживаю этим дополнительных врагов. Но не кривить же мне душой, чтобы заставить думать о себе по-другому! Я не в том возрасте и социальном статусе, чтобы суетиться, бегать и кричать: посмотрите, я хороший!
…Когда я вам сказал, что все в мире относительно, то подразумевал, что потери рано или поздно компенсируются приобретениями. Меня очень обрадовала поддержка людей, к которым я и не думал обращаться за помощью. Лидеры объединения “Мое Отечество” не побоялись позвать Иосифа Кобзона в свой федеральный список. Станислав Шаталин, Борис Громов, Николай Шмелев, Виктор Мишин, которые возглавляют движение, могли заявить, что не хотят стоять рядом со мной в списке кандидатов в парламент. Могли, но не сказали, за что им спасибо. Не думаю, что этим уважаемым людям будет приятно, если сейчас какой-нибудь журналист запустит мысль, что они сотрудничают с мафиози и бандитами. Я прямо спросил у руководителей объединения, не смущают ли их слухи, которые кружатся вокруг моего имени? Мне ответили, что отдают отчет в смысле сделанного предложения, что прекрасно понимают все происходящее со мной. Более того, было сказано, что “Мое Отечество” будет благодарно мне, если я дам согласие войти в него. Конечно, я согласился. Мне дорога такая поддержка.
Некоторое время назад я слушал по телевидению рассуждения депутата Сергея Калашникова, который говорил о необходимости тщательной проверки источников финансирования предвыборной кампании. Мол, нувориши и уголовные элементы лезут в Думу, надо на их пути поставить заслон. Никто не спорит, преступникам не место в парламенте, что же касается богатых, то… Это ведь счастье, что в Думу стремятся попасть независимые и состоятельные люди. Во-первых, их не интересует депутатская кормушка, они вполне материально обеспечены, чтобы не ложиться ни под кого. Во-вторых, по этой же причине их не испугает окрик свыше. Такими людьми труднее манипулировать. Это нынешняя Дума управляема, потому что состоит из бедных и голодных, дорвавшихся до корыта. Больше всего они боятся потерять доступ к открывшимся им благам. Если придут те, кто крепко стоит на ногах, появится шанс, что в нашей стране наведут хоть какой-то порядок. Эти новые люди, уверен, смогут правильно разобраться и с налоговой политикой, и с финансовой стабилизацией, и с экономическими проблемами. Тогда можно будет браться и за политические вопросы. Представители творческой интеллигенции, получив необходимую поддержку, сумеют позаботиться о поддержании духовного здоровья в обществе. Разве это нормально, если сегодня на культуру уходит менее двух процентов бюджетных средств? Ситуацию надо менять.
— И все-таки, Иосиф Давыдович, отправляясь в очередной поход за мандатом, вы, наверное, не забываете и о депутатской неприкосновенности, которая может, в крайнем случа,е защитить вас от самых суровых наездов?
— Знаете, и у цинизма есть границы. Я не буду заслоняться от врагов званием депутата как щитом.
— Правда, что некий генерал давал вам читать объективку, в которой написано, что Кобзон Иосиф Давыдович, тридцать седьмого года рождения, еврей, глава двух АО, содержит в Москве шесть игорных домов, занимается контрабандой антиквариата, драгоценных камней, оружия и наркотиков?
— У меня есть эта так называемая объективка, если интересно, могу дать почитать, но там все вранье, за исключением моих анкетных данных.
Впрочем, сегодня я ничему, никакой клевете и провокации уже не удивляюсь. Морально готов к любому. Мне сейчас говорят: уезжай и не возвращайся. Пересиди, пережди там. А чего ждать? Может, меня и подталкивают к тому, чтобы я бросил все и бежал куда глаза глядят. А у меня здесь, помимо всего прочего, бизнес, кафедра в Академии Гнесиных, концерты, зрители. Можно и на более прагматичном, бытовом уровне – дом, дача, как это все оставить?
Я потому и иду в Думу, что чувствую себя гражданином России, знаю, что мое Отечество – здесь.
Андрей ВАНДЕНКО
