ЗАМЕТКИ НА ПОЛЯХ ПРЕДВЫБОРНЫХ ПРОГРАММ
ФИНАНСЫ И ПОЛИТИКА
Понятие финансовой стабилизации стало объектом постоянных столкновений между правительством и оппозицией не только на поле поиска стратегий выхода из экономического кризиса, но и в рамках разгорающейся сейчас борьбы за голоса потенциальных избирателей. Даже для людей, весьма далеких от экономической науки, этот термин наряду с такими словами, как “реформа”, “демократия”, “рынок”, стал неким клеймом, с помощью которого пытаются определить, кто есть кто в российском политическом раскладе. Неудивительно, что определение места и роли стабилизации финансовой системы как условия выхода из экономического кризиса является одним из главных критериев, который определяет общую идеологическую направленность предвыборных блоков и движений.
При этом следует оговориться, что главным объектом споров является не вопрос актуальности борьбы с инфляцией вообще (это признается почти всеми серьезными экономистами), а скорее, ее место в рамках стратегических социально-экономических приоритетов, а также конкретные меры и последовательность ее реализации. Все оппоненты сходятся на том, что галопирующий рост цен никак не может считаться признаком здоровья экономики, а при инфляции выше уровня 20-30% в год трудно говорить о чисто рыночном механизме “раскрутки” инвестиционного процесса и переориентации свободных денежных средств на финансирование экономического роста. Действительно, главным ограничителем приемлемой планки инфляции и вытекающей из этого стоимости кредита является средний уровень рентабельности в реальном секторе экономики. Ясно, что, например, при учетной ставке рефинансирования в 170% годовых и уровне рентабельности в промышленности около 20% инвестиции в производство не могут себя окупить и, соответственно, свободные денежные ресурсы направляются в сферу спекулятивных операций.
Ключевой вопрос заключается в другом. В чем кроются сущностные причины постоянного воспроизводства инфляционных процессов в российской экономике и достаточно ли для их подавления только лишь зажима денежной массы мерами жесткой кредитно-денежной политики?
“А БЕЗ ДЕНЕГ ЖИЗНЬ ПЛОХАЯ…”
В предыдущей статье уже рассматривались перспективы достижения финансовой стабилизации через призму немонетарных факторов инфляции, прежде всего деформированной ценовой структуры, раскручивающей инфляцию издержек. У российской финансовой стабилизации есть еще один сюжет, заслуживающий внимания. Он не нов для критиков реализуемого в России в течение четырех последних лет сценария финансовой стабилизации и периодически возникает в дискуссиях на финансовые темы. Это проблема достаточности денег для нормального существования экономики. Анализ финансовой ситуации в программе “ЯБЛока” дает основание еще раз остановиться на этом аспекте проблемы.
Согласно приведенным в ней расчетам, в результате умеренно жесткой финансовой политики реальная денежная масса (номинальная денежная масса, скорректированная с учетом инфляции) к августу 1995 года составляла 13,1% от предреформенного уровня (декабрь 1991 г.). Даже с учетом того, что в конце 1991 года имелся значительный избыток денежной массы, а с того времени произошло сокращение объемов ВВП как минимум на 30-40%, эти данные позволяют сделать вывод, что слухи о перенасыщении рублями российской экономики оказались несколько преувеличенными. По всей видимости, имеющаяся в обороте денежная масса примерно в два раза меньше, чем это необходимо для нормального обслуживания нынешних масштабов национального хозяйства. К этому надо добавить, что по сравнению с дореформенным периодом в стране заметно расширяется сфера приложения денег, связанная с формированием рынка недвижимости, что также требует адекватного увеличения платежных средств.
О нехватке денежной массы с точки зрения реальных потребностей национального хозяйства свидетельствуют и другие косвенные факторы. По каким же статьям идет недофинансирование экономики? Скорее всего, их две: уровень доходов граждан и инвестиции. Анализ динамики цен производства и душевых доходов дает основания считать, что в августе текущего года этот показатель мог бы составлять не 550 тыс. руб., а не менее 800 тыс. руб. Если исходить из нормальных рыночных критериев формирования личных доходов граждан, то, очевидно, эта величина могла бы быть еще больше, потому что за последние четыре года произошло резкое падение текущего производства, а не накопленного национального богатства в форме недвижимости производственного и непроизводственного назначения.
Слава Богу, в стране не было ни войны, ни глобальных природных катаклизмов. Это национальное богатство должно иметь стоимостную оценку, соответствующую общему росту цен. Вместе с тем в последние годы постоянно имела место недооценка основных фондов, а следовательно, и амортизации, также как и арендной платы за жилье, квартплаты. Например, в 1993 году объем амортизационных отчислений в нефтегазовой промышленности был в 5 раз меньше НДС, взимаемого с этих отраслей.
Соответственно, остается недофинансированным и весь инвестиционный процесс. Если за все время либеральных реформ объем валового национального продукта (ВНП) России снизился на 40%, то общая величина капитальных вложений сократилась примерно на 60%. Тенденция опережающего падения инвестиций по отношению к промышленному спаду продолжилась и в текущем году. За его первую половину инвестиции упали на 24%, то есть их динамика снижения была в 5 раз выше, чем у ВНП.
Не слишком убедительно звучат слова высоких правительственных чиновников о наличии якобы значительных накоплений у населения и банков, которые в перспективе могут быть использованы для перехода к экономическому росту. Кредитные ресурсы российских финансовых институтов составляли в 1992 году 32,2% от объема ВВП; в 1993 году – 22,6%, в 1994 году – 17,3%. За первые пять месяцев 1995 года этот показатель вырос и составил 29,7%. Если сравнивать масштабы кредитных ресурсов для быстро развивающихся экономик, то их доля должна быть существенно выше. По данным Международного валютного фонда, в Японии этот показатель увеличился с 55,4% в 1955 году до 139% в 1980 году. Аналогичная ситуация наблюдалась и в ФРГ, где эти параметры за 1960-1980 годов выросли соответственно с 29,4 до 91,3%. Похожая тенденция была характерна для Тайваня и Сингапура.
Если экономика испытывает нехватку платежных средств для организации нормального воспроизводственного процесса, то вряд ли к месту оказываются и традиционные методы борьбы с инфляцией на основе оголтелого ограничения денежной массы. То, что сугубо монетаристские подходы не дают нужных всходов на неподготовленной российской почве, пришлось признать даже прямым наследникам Гайдара на ниве финансовой стабилизации в лице движения “Наш дом – Россия”. Однако, по вполне понятным причинам, в программе предвыборного филиала правительства нет анализа раз за разом повторяющихся провалов попыток обуздания инфляции.
Дефицит денег компенсируется ростом неплатежей и долларизацией экономики, масштабы которых абсолютно неподконтрольны правительству. Таким образом, непродуманная финансовая политика последних четырех с лишним лет обрекает национальное хозяйство на финансовое голодание, приспособление к которому происходит за счет искусственного занижения инвестиционного и потребительского спроса и которое является главной причиной свертывания национального производства. По сравнению с 1990 годом спад промышленного производства в России к июлю 1995 года составил 58%.
Таким образом, периодические отходы от монетарных методов достижения финансовой стабилизации, которые столь не нравятся нашим либералам (Б.Федорову, Е.Гайдару), на наш взгляд, имеют вполне объективные причины. И дело здесь не только в недоучете так называемых немонетарных факторов инфляции, а и в общей разбалансированности финансовой системы и утрате контроля за основными денежными потоками. Благо, в условиях высокой инфляции спекулятивный рынок предоставляет массу возможностей для проведения высокодоходных операций.
БИТВА ПРОДОЛЖАЕТСЯ
Непредвзятый анализ нынешней ситуации в экономике также не настраивает на оптимистические нотки, которые пытается разыграть “финансовый квартет” под управлением А.Чубайса. Прежде всего это касается достигнутого уровня инфляции, который за четыре года монетаристских упражнений так и не удалось снизить до общепризнанных стандартов стабильной финансовой системы. Ожидаемая в этом году инфляция мало отличается от уровня прошлого года и никак не соответствует тем параметрам, которые были заданы в государственном бюджете. Заявленная правительством в прогнозе и бюджете на следующий год однопроцентная месячная инфляция оценивается как мало достижимая и предназначена скорее для внешнего пользования – получения очередного кредита от МВФ на покрытие бюджетного дефицита.
Правительство в ходе борьбы за утверждение очередного бюджета намекает, что готово на уступки, в том числе и за счет отхода от заявленной “нормативной” величины инфляции в направлении более реальных значений. Отметим, что уже двухпроцентный уровень месячной инфляции выводит ее за тридцатипроцентную годовую отметку , то есть за рамки, приемлемые для начала инвестиционного бума, о чем так любит вспоминать в последнее время неиссякаемый на всяческие выдумки вице-премьер.
Поэтому любая попытка ограничения денежной массы за счет сокращения государственных расходов все время наталкивается на неразрешимую дилемму – либо снижение месячных темпов инфляции, либо фактическое разрушение отраслей, обеспечивающих хотя бы минимальную жизнеспособность общества (энергетика, сельское хозяйство, транспортная инфраструктура). В итоге образуется порочный круг, который никак не удается разорвать в ходе российских реформ. С одной стороны, преодоление инфляции невозможно без глобального структурного маневра в российской экономике, с другой стороны, для этого нет денег, так как любая дополнительная эмиссия в свою очередь сама подстегнет инфляцию и приведет к очередному оттоку финансовых средств из производственного сектора. Все получается, как у знаменитой лисы из российской сказки: хвост вытащила – нос увяз и наоборот.
ФИНАНСОВАЯ СТАБИЛИЗАЦИЯ В ПРОГРАММНОМ ИНТЕРЬЕРЕ
Собственно, решение вопроса о взаимном соотношении финансовой стабилизации и структурной перестройки становится тем камнем преткновения, который определяет самобытность и различия экономических установок предвыборных блоков по отношению друг к другу. С некоторой долей упрощения, на наш взгляд, все программы по этому признаку можно поделить на четыре типа. К первому относятся самые стойкие либералы (“Демократический выбор России” и “Вперед, Россия”), которые предлагают разрубить гордиев узел финансовых и структурных проблем одним ударом. По всей видимости, они собираются действовать испытанным способом: напечатаем поменьше денег – собьем инфляцию, создадим условия для инвестиций, а там уже разберемся с тем, что после этого останется. При этом их мало волнует, что после этого останется очень мало и промышленная база для полноценного экономического роста будет просто отсутствовать. У этой части политического спектра России в ходу принцип, столь любимый Наполеоном и Лениным: “сначала ввяжемся в бой, а там посмотрим”.
Наиболее ярким представителем второй группы, которую можно охарактеризовать как непоследовательные либералы, является НДР. Идеологи и практики этого движения также делают ставку прежде всего на финансовую стабилизацию, но не столь прямолинейно, как убежденные монетаристы, держа в уме усиление государственного регулирования. Их подход более прагматичен, так как в большей мере учитывает реалии российской экономики. Кроме того, в отличие от Е.Гайдара и его идеологических сторонников, партия премьера не готова платить любую цену во имя достижения финансовой стабилизации. Предельная жесткость кредитно-денежной политики ограничена планкой, за которой утрачивается жизнеспособность экспортоориентированных производств, и прежде всего топливно-энергетического комплекса. О результативности такого подхода можно судить по нынешней ситуации в российской экономике.
К третьей группе прежде всего можно отнести КРО, экономическая программа которого была разработана руководителем думского комитета С.Глазьевым. Главной ее чертой является ориентация на проведение более комплексной экономической политики, когда курс на финансовую стабилизацию проводится одновременно со структурной перестройкой экономики. С одной стороны, в программе вполне однозначно проводится мысль о настоятельной необходимости подавления инфляции до уровня не более 1% в месяц, а с другой – видна четкая ориентация на структурную политику с упором на развитие высокотехнологичных отраслей.
Такой подход в случае его успешной реализации наиболее желателен для российской экономики, так как позволяет решить глобальные проблемы выхода из экономического кризиса по принципу – и овцы целы и волки сыты. Однако с точки зрения его конкретного воплощения он наиболее сложен, так как требует применения достаточно нетривиальных мер макро– и микроэкономического уровня, которые позволят вытащить одновременно и хвост и нос у увязшей в болоте российской экономики.
Наиболее ярким представителем четвертого типа предвыборных программ является движение “ЯБЛоко”. Вопреки прочно закрепившемуся за Г.Явлинским имиджу стойкого либерала, который отличается от Е.Гайдара лишь большей оппозиционностью к правительству и Президенту, его диагноз причин провалов на пути финансовой стабилизации отвечает реальности. Как это ни парадоксально, автор “500 дней” оказался в этом вопросе святее самого римского папы и выглядит гораздо менее ангажированным с точки зрения финансовой стабилизации, чем даже признанный “антимонетарист” С.Глазьев.
По крайней мере, из своего положения о наличии объективно существующих немонетарных факторов инфляции он делает вроде бы вполне логичный вывод, что проблема преодоления гиперинфляции не стоит на повестке дня в ближайшей перспективе. Достижение финансовой стабилизации возможно лишь в результате кропотливой работы по вызреванию рынка снизу (на уровне регионов и отдельных предприятий), когда развитие конкурентной среды, рынка ценных бумаг, реальное внедрение механизма банкротства и других институтов рынка сведут на нет самовоспроизводство инфляциогенных факторов в российской экономике.
И все же подобный подход во многом обусловлен “родимыми пятнами” либерализма его автора и не свободен от некоторой идеологической зашоренности. В отличие от своего главного визави среди оппозиционных к правительству экономистов С.Глазьева, Г.Явлинский все же стремится избежать активного государственного воздействия на экономику и по большей части полагается на эволюционное вызревание рыночной инфраструктуры снизу. Рыночное хозяйство является самоорганизующейся системой и, следовательно, такая установка в принципе правомерна. Однако, как уже отмечалось, в условиях унаследованных от советского периода структурных и ценовых диспропорций невидимая рука рынка не способна сама по себе создать базовые условия для перехода к экономическому росту. К тому же концепция “ЯБЛока” не учитывает еще одного ключевого фактора – в нынешней ситуации “промедление смерти подобно”. Для того чтобы вызрели естественным путем основные предпосылки для рыночной экономики, потребуются многие годы, что на долгое время затянет состояние нынешней стагнации в экономике. При этом значительная часть промышленного потенциала страны в условиях высокой инфляции и инвестиционного голода просто не доживет до “эпохи великого перелома”.
В этой связи наибольший интерес может представлять концепция С. Глазьева, который предлагает в относительно сжатые сроки разгадать до сих неразрешенную головоломку – как одновременно совместить финансовую стабилизацию и переход к экономическому росту на основе государственной структурной политики. Это предполагается сделать за счет двух факторов: наведения жесткого, но вполне традиционного для практики цивилизованных стран порядка в финансовой и бюджетной сфере, а также более активного использования административных методов подавления немонетарных факторов инфляции. Под последним прежде всего подразумевается активная ценовая политика (введение государственного контроля в высокомонополизированных отраслях; принятие действенных мер по демонополизации торговли; освобождение сферы денежного обращения от криминальных элементов; проведение активной политики доходов и заработной платы, обеспечивающих прямую взаимосвязь между производительностью труда и заработной платой).
На наш взгляд, острота экономической ситуации требует достаточно энергичных мер, способных предотвратить возможность втягивания экономики в болото длительной стагнации. Тут не удастся обойтись без активного стимулирования государством позитивных экономических процессов, как бы это не представлялось печальным для ревнителей чистоты “рыночных идеалов”. Дело остается за малым – эффективной государственной властью и тонкими технологиями воздействия на экономические процессы, как на макро-, так и на микроуровнях российской экономики.
Но даже и в программе КРО расставлены не все точки над i. Перечисленные в ней меры преодоления инфляции не вызывают сомнений. Однако они не в полной мере раскрывают технологию процесса финансовой стабилизации и перевода финансовой активности в инвестиционное русло. Преимущество этой программы заключается в том, что она четко определяет приоритет экономического роста и ставит финансовую стабилизацию в перечень других мер, рассматривая ее как необходимое, но недостаточное условие выхода из экономического кризиса. Поэтому финансовая политика не должна иметь самодовлеющий характер, а быть составной частью макроэкономических мер, направленных на преодоление структурных диспропорций народного хозяйства.
Владимир ФИЛАТОВ, кандидат экономических наук
Владислав ЦИПКО, кандидат экономических наук
