Волшебна сила искусства! Удивительные люди – писатели! Каким только мыслям нашим и деяниям ни созвучны бывают их творения?! Чего только ни найдешь на страницах их бессмертных произведений, какими только струнами ни зазвучит душа наша при соприкосновении с великими мира сего?! Прошлое, настоящее, будущее, великое и малое – ничто не проходит незамеченным для них, все расцвечивается необыкновенными красками. И происходят чудеса перевоплощения, предугадывания, проникновения из одного мира в другой, из одного времени в другое…
Примеров тому не счесть.
Предлагаемые в рубрике тексты не стоит комментировать потому, что – умри, Денис! – лучше не скажешь. Пусть читатель останется наедине с классиком и со своими мыслями,ассоциациями, воспоминаниями и надеждами.
Сегодня у вас вечер 1922 года с Михаилом Булгаковым. А за окном – осень 1995.
“…это были героические времена… Я человек обыкновенный – рожденный ползать, – и, ползая по Москве, я чуть не умер с голоду. Никто кормить меня не желал…
Закаленный, с удостоверениями в кармане, в драповой дерюге, я шел по Москве и видел панораму. Окна были в пыли. Они были заколочены. Но кое-где уже торговали пирожками. На углах обязательно помещалась вывеска “Распределитель N…” Убейте меня, и до сих пор не знаю, что в них распределяли.Внутри не было ничего, кроме паутины и сморщенной бабы в шерстяном платке с дырой на темени. Баба, как сейчас помню, взмахивала руками и сипло бормотала:
– Заперто, заперто , и никого, товарищ, нетути!”
“Возможно, что это были героические времена, но это были голые времена.”
“… На душе у меня было радостно и страшно.Москва начинает жить, это было ясно, но буду ли жить я? Ах, это были еще трудные времена. За завтрашний день нельзя было поручиться.Но все же я и подобные мне не ели уже крупы и сахарину.Было мясо на обед.Впервые за три года я не “получил” ботинки, а “купил” их; они были не вдвое больше моей ноги, а только номера на два.
…Нэпманы уже ездили на извозчиках,хамили по всей Москве. Я со страхом глядел на их лики и испытывал дрожь при мысли, что они заполняют всю Москву, что у них в кармане золотые десятки, что они меня выбросят из моей комнаты, что они сильные, зубастые, злобные, с каменными сердцами.
… нет нэпа без добра: баб с дырами на темени выкинули всех до единой. Паутина исчезла, в окнах кое-где горели электрические лампочки и гирляндами висели подтяжки.
Это был апрель 1922 года.”
” … то и дело проходящие фигуры начинают бормотать :
– Куплю доллары, продам доллары.
– Куплю займ,банкноты куплю.
И чаще всего,таинственнее, настороженнее:
– Куплю золото.Продам золото.
– Золото…золото…золото…золото…
Золота не видно, золота не слышно, но золото чувствуется в воздухе.Незримое золото где-то тут бьется в крови…
…Среди них профессионалы всех типов и видов. Московские в шапках с наушниками с мрачной думой в глазах, с неряшливыми небритыми лицами,темные восточные, западные и южные люди.Вытертые, ветром подбитые пальто и дорогие бобровые воротники.Сухаревские ботинки-лепешки и изящная лаковая обувь.Седые и безусые. Наглые и вежливые.Медлительные и неуловимые, как ртуть. Профессионалы. Ничем не занимаются, ничем не интересуются, кроме золота, золота, золота. Часами бродят у фонтана. Выглядывают, высматривают, выклевывают.
… Десятка прыгнула на 15 лимонов вверх…”
“Для того, кто видел Москву всего каких-нибудь полгода назад, теперь она неузнаваема, настолько резко успела изменить ее новая экономическая политика (нэпо, по сокращению, уже получившему права гражданства у москвичей).
Началось это постепенно… То тут, то там стали отваливаться деревянные щиты, и из-под них глянули на свет после долгого перерыва запыленные и тусклые магазинные витрины. В глубине запущенных помещений загорелись лампочки, и при свете их зашевелилась жизнь: стали приколачивать, прибивать, чинить, распаковывать ящики и коробки с товарами. Вспыхнули сильные круглые лампы над выставками или узкие ослепительные трубки по бокам окна.
Трудно понять, из каких таинственных недр обнищавшая Москва ухитрилась извлечь товар, но она достала его и щедрой рукой вытряхнула за зеркальные витрины и разложила на полках.
Зашевелились Кузнецкий, Петровка, Неглинный, Лубянка, Мясницкая, Тверская, Арбат.Магазины стали расти как грибы, окропленные живым дождем нэпо… Государственные, кооперативные, артельные,частные… За кондитерскими, которые первые повсюду загорелись огнями, пошли галантерейные, гастрономические, писче-бумажные, шляпные, парикмахерские, книжные, технические и, наконец, огромные универсальные.
На оголенные стены цветной волной полезли вывески, с каждым днем новые, с каждым днем все больших размеров…
Не узнать Москвы. Москва торгует…
За сотенными цельными стеклами буйная гамма ярких красок: улыбаются раскрашенными лицами фигурки-игрушки артелей кустарей.Выше, в бывшем магазине Шанкса, из огромных витрин тучей глядят дамские шляпы, чулки, ботинки, меха…
На Петровке в сумеречные часы дня из окон на черные от народа тротуары льется непрерывный электрический свет. Блестят окна конфексионов.Сотни флаконов с лучшими заграничными духами граненых, молочно-белых, желтых, разных причудливых форм и фасонов.Волны материй, груды галстуков, кружева, ряды коробок с пудрой. А вон безжизненно-томно сияют раскрашенные лица манекенов, и на плечи их наброшены бесценные по нынешним временам палантины.
…Но цены в Москве давно уже никого не пугают, и сказочные, астрономические цифры миллионов (этого слова уже давно нет в Москве, оно окончательно вытеснено словом “лимон”) пропускают за день блестящие , неустанно щелкающие кассы…
Выставки гастрономических магазинов поражают своей роскошью. В них горы коробок с консервами, черная икра, семга, балык, копченая рыба, апельсины. И всегда у окон этих магазинов как зачарованные стоят прохожие и смотрят не отрываясь на деликатесы…
…(Магазины) уже оповестили в объявлениях о том, что у них есть и русское и заграничное вино, и москвичи берут его нарасхват.
…всюду на перекрестках воздух звенит от гомона бесчисленных торговцев газетами, папиросами, тянучками, булками.
У Ильинских ворот стоят женщины с пирожками в две шеренги. А на Ильинке с серого здания с колоннами исчезла надпись “Горный совет” и повисла другая, с огромными буквами: “Биржа”, и в нем идут биржевые собрания и проходят через маклеров миллиардные сделки.
До поздней ночи движется, покупает , продает, толчется в магазинах московский люд.
Окна бесчисленных кафе освещены, и из них глухо слышится взвизгивание скрипок…”
Перечитывала рассказы М.Булгакова “Сорок сороков”, “Под стеклянным небом” и “Торговый ренессанс” Лариса КНЫШОВА
