События, обрушившиеся в последние годы на россиян, обернулись для большинства из них разрушением привычного уклада жизни, резким снижением доходов, потерей уверенности в завтрашнем дне. Не только среди широких слоев населения, но и среди тех, кто причисляет себя к политической и интеллектуальной элите, несмотря на присущие ей апломб и самоуверенность, болезненно ощущается утрата смысла происходящих перемен, крушение социальных идеалов и ориентиров. Попытка заполнить вакуум примитивными идеологическими штампами не дает спасительного выхода, а порой лишь усиливает общественную нетерпимость и агрессивность.
Все большую значимость в этих условиях получает необходимость выработки взвешенного, свободного от политических привязанностей и амбиций, взгляда на происходящие процессы, умения видеть их в широком, по-существу глобальном аспекте. Только так можно обрести почву под ногами, осмыслить ход исторических событий, определить свое место в жизни.
ГЛОБАЛЬНЫЕ МИРОВЫЕ ТЕНДЕНЦИИ
Прежде всего, следует понять: то, что совершается в России и в сопряженных с ней странах – при всей самобытности и неповторимости происходящих здесь событий – является лишь звеном в развитии человеческой цивилизации. Сегодня эта цивилизация переживает глубочайший сдвиг, можно сказать даже надлом в своем развитии. Она прощается со своим далеко неоднозначным прошлым и вступает в качественно новую, но тоже весьма неопределенную стадию.
Переломный характер современной эпохи настойчиво требует критического переосмысления господствующих представлений об общественном развитии, выработки новых подходов.
Согласно представлениям, которые получают признание среди многих ведущих ученых, общественное развитие наиболее успешно может быть описано с помощью теории социальных альтернатив. Лишь прошлое безальтернативно: историю изменить нельзя. И именно потому, что в жизни оказался реализованным всего один из возможных сценариев, все же остальные перешли в разряд неиспользованных шансов. Даже не обращаясь к далевой истории, можно уверенно утверждать, что только в ХХ веке история – притом не отдельной страны, а человеческой цивилизации в целом – могли бы пойти совершенно различными путями в зависимости от того, как повернулись бы события в 10-20-е, 30-40-е, 60-е или 80-е годы.
Из такого понимания следует признание значительно большей, чем в других концепциях общественного развития, роли политических факторов в определении судеб человеческой цивилизации. И, разумеется, ответственности политических лидеров, а также необходимости создания социальных механизмов, защищающих человеческое общество от их произвола. Такая проблема, в принципе, существовала всегда. Но в сегодняшнем мире, учитывая невиданные силы, которыми располагает власть, она становится, пожалуй, ключевой для исторических судеб цивилизации.
Теория социальных альтернатив вовсе не предполагает полный произвол в выборе сценариев общественного развития. Этот выбор задан, в конечном счете, глобальными мировыми тенденциями. Они отнюдь не надуманы и не рождены в тиши научных кабинетов. В них концентрированно выражена сложная, внутренне противоречивая, но неумолимая логика социальных перемен. Опираясь на обобщение опыта, по крайней мере, двух последних столетий, можно выделить три глобальные мировые тенденции, которые определяли и будут определять развития человеческой цивилизации в обозримой перспективе.
Первая из них связана с утверждением и развитием личных прав и свобод человека, его индивидуальности и как экономической основы этого – частной собственности. Принимая самые различные формы и ломая многочисленные сопротивления на своем пути, эта тенденция имеет необратимый характер и выступает как глобальный, общемировой процесс. Частная собственность на дом и имущество, на личные доходы и сбережения, на профессиональные знания и мастерство – священная и неприкосновенная – выступает гарантом личной свободы и мощным стимулом социального прогресса.
Вторая из рассматриваемых тенденций связана с утверждением коллективных начал или с тем, что можно назвать социализацией общественной жизни. Через нее индивид преодолевает свое одиночество и отчужденность, включается во все богатство общественных связей, что находит вырождение в развитии местного самоуправления, создании всякого рода ассоциаций и союзов, страховых и пенсионных фондов, многочисленных институтов гражданского общества. Это тоже необоримая, глобальная по своим масштабам тенденция мирового развития.
Самое главное и, пожалуй, самое сложное состоит в осознании того, что обе названные тенденции – не антиподы, а взаимно обогащающие и взаимно дополняющие друг друга процессы. Неверно представлять себе ход общественного развития (а подобные взгляды широко распространены и поныне) как борьбу этих начал, как смену индивидуализма коллективными началами общественной жизни, или наоборот. Подобные представления сегодня – это атавизм, дремучий отголосок ушедшей эпохи и свойственных ей идеологических стереотипов.
Наконец, третья из числа глобальных тенденций мирового развития связана с подъемом и расцветом самобытности национально-культурных или, более широкого, – цивилизационных типов общественного устройства. В отличие от универсализма технических, а во многом и экономических систем мир в своем социально-культурном проявлении становится все более многоликим и многоцветным. Проявляется данная тенденция, как и другие, отнюдь не прямолинейно, отражая возрастание роли культурной составляющей общественного прогресса и стремление национальных и цивилизационных типов к осознанию своей уникальности и самости.
Новое понимание, вырастающее на основе обобщения современного мирового опыта, опирается на признание естественного многообразия, многомодельности устройства общества. Причем модели, имеющие глубинные цивилизационные основы – в культуре, традициях, исторической судьбе, религии и т.д. – обладают самодостаточностью и равноценностью. Говорить, например, о возвращении России или Китая в русло мировой цивилизации – значит полностью игнорировать логику исторического развития, находиться в плену самых вульгарных представлений об универсализации общественных процессов.
Такие теоретические представления, подобные многим другим, претендующим на обладание абсолютной истинной, отнюдь не так безобидны, как может показаться на первый взгляд. Они имеют склонность питать политические доктрины и силовые действия, рассматривающие себя в качестве исполнителей провиденциальной цели мировой истории. Только на протяжении нынешнего века человечество уже не один раз столкнулось с подобным.
И можно с достаточной уверенностью предположить, что стремление навязать всем странам и типам цивилизации универсальную модель устройства общества станет одним из наиболее грозных вызовов ХХI века. Это путь конфликтный и разрушительный. Прочность человеческой цивилизации может быть гарантирована лишь ее естественным многообразием, разветвленной системой сдержек и противовесов. Предельное упрощение любой системы – а универсализация ведет именно к этому – губительна для нее.
С точки зрения теории социальных альтернатив самобытность цивилизационных типов выступает как ограничитель при выборе моделей общественного устройства и характер реформирования экономики и общества. Нельзя же всерьез рассчитывать сделать из греков японцев, из бразильцев – немцев, а из россиян – американцев. Только наложение богатейшего мирового опыта на своеобразие социокультурных особенностей страны, исторических традиций, системы ценностей и духовного склада ее населения могут принести успех современным реформам.
ПО ПУТИ К МНОГОУКЛАДНОЙ ЭКОНОМИКЕ
Один из самых фундаментальных сдвигов в развитии человеческой цивилизации, который обусловил перелом многовековых тенденций, связан с качественным изменением значимости различных форм собственности и типов хозяйствования. История сняла вопрос об абсолютной ценности (превосходстве) одной формы собственности над другими, уравняла их шансы. Спор о преимуществах государственной, частной, муниципальной, кооперативной или многонациональной собственности оказался беспредметным.
Движение по пути формирования многоукладной экономики, происходящее, естественно, не без борьбы и противоречий, также принадлежит к глобальным общемировым тенденциям. Причем комбинация и сочетание различных форм собственности не заданы однозначно. Они широко варьируются между различными странами, открывая широкий спектр альтернативных возможностей.
Ключевым является обоснование правомерности и равноэффективности различных форм собственности. Начнем по порядку. В любой стране можно всегда найти примеры государственных и частных компаний, на равных ведущих борьбу за потребителя и добивающихся отнюдь не худших результатов. Успех той или иной из них зависит, в первую очередь, не от формального статуса собственности, а от гибкой и эффективной системы управления. Это – общеизвестные факты.
Далее, если сравнить между собой такие страны, как Италия, Франция и Австрия, с одной стороны, Великобритания и Германия, с другой, то нетрудно установить существенные различия между ними по удельному весу госсектора в экономике. Но никакой зависимости, корреляции между этих показателей и эффективностью национальной экономики установить невозможно.
Но пока речь шла лишь о формальном подходе – чисто академическом разграничении государственной и частной собственности. Главное же заключается в том, что появляются, набирают силу и получают часто доминирующее значение формы, не вписывающиеся в эту традиционную логику. Это прежде всего могущественные пенсионные, страховые и благотворительные фонды. Они, безусловно, не являются государственными. Но ведь и частными их не назовешь. Хотя, скажем, владелец страхового полиса и является его собственником. Ведь одно дело – страховой полис и совсем другое – собственность страховой компании. Собственность утрачивает здесь свое классическое свойство исключительного владения и распоряжения и расщепляется на целый веер взаимодополняющих друг друга отношений и прав. Элементы расщепления прав собственности демонстрируют и многие японские компании.
К этому следует добавить многообразные кооперативные организации и союзы, доказавшие удивительную жизнестойкость и эффективность. Пройдя за последние полтора-два века через всевозможные коллизии и испытания. Сегодня интерес многих исследователей, в том числе американских, привлечен и к изучению нового типа предприятий, основанных на собственности трудового коллектива (но не на кооперативных, а на совместных началах).
Немалым потенциалом располагает и муниципальная собственность, также доказавшая свою эффективность в решении многочисленных экономических и социальных задач.
Если к этому добавить разветвленную систему многонациональной собственности, то мы получим яркую и многокрасочную картину многоукладной экономики.
Однако, и это еще не все.
Так, при разработке программы российских реформ на 1995-1997 гг. был сформулирован тезис о необходимости поддержки частных инвестиций как более эффективных по сравнению с государственными. Это обосновывалось тем, что частный сектор не будет вкладывать средства в долгосрочные, не сулящие быстрой окупаемости проекты – строительство и реконструкция транспортных магистралей, других объектов производственной инфраструктуры и экологической защиты. Налицо прямая подмена понятий: различия отраслевой окупаемости и, следовательно, эффективности капитальных вложений выдаются за преимущества или недостатки типов хозяйствования. Экономический профессионализм уступает давлению идеологических детищей.
Мировой опыт государственного финансирования (или субсидирования) объектов производственной и социальной инфраструктуры свидетельствуют о совершенно ином понимании эффективности… Она рассматривается с позиций национальной экономики и выступает как способ снижения затрат и повышения конкурентоспособности отечественной продукции, обеспечения всех сектором дешевых услуг, высокообразованными специалистами, фундаментальными научными разработками. На этой основе и определяются наиболее эффективные ниши функционирования различных форм собственности, а также методы регулирования экономики.
Но и это еще не все. При оценки эффективности неизбежно приходится учитывать и такие компоненты, как уровень занятости населения, обеспечение социальной стабильности в обществе, сохранение принятой системы ценностей и национальных традиций и многое другое. С точки зрения национальных приоритетов обострение социальной напряженности и связанные с ней последствия могут перечеркнуть чисто коммерческий эффект, получаемый в результате тех или иных решений. Приходится учитывать и экологические ограничения, накладываемые на выбор различных по чисто экономической эффективности проектов, а также, естественно, интересы национальной безопасности страны.
Представляется весьма поучительным для размышления над различными аспектами рассматриваемой проблемы следующий пример. В литературе нередко отмечается низкая эффективность японского сельского хозяйства, в частности производства риса, по сравнению с США. В работах монетаристского направления это даже используется как пример неэффективности государственного регулирования. Действительно, производительность труда при производстве риса в США значительно выше – по урожайности, по выходу продукции на одного работника и т.д.
Но японских специалистов это мало смущает. Они ссылаются прежде всего на более высокую эффективность своей национальной экономики: производство валового внутреннего продукта составляет примерно 26 тыс.долларов по сравнению с 22 тыс. в США. К тому же высокая занятость в аграрном секторе позволяет Японии практически свести на нет безработицу, обеспечить социальную стабильность в стране, сохранение традиционной трудовой морали, основанной на семейном типе хозяйства. К тому же используемые в производстве риса технологии при относительно меньшей производительности позволяют получать несравненно более высокие по качеству и экологической чистоте продукты. Вот сколько компонентов приходится учитывать при глубокой профессиональной, а не поверхностной, оценке эффективности.
Учет мирового опыта движения к современной многоукладной экономике имеет принципиальное значение при выборе дальнейших путей развития российской реформы. Сегодня уже достаточно ясно, что концепция всеобщей приватизации, стремление подхлестнуть и максимально ускорить этот процесс вступают в противоречие с логикой жизни и глобальными мировыми тенденциями.
При осуществлении радикальных преобразований глубинных основ экономической жизни недопустимы торопливость, идеологическая зашоренность. Процесс должен получить свое естественно-историческое развитие, открывающее путь к здоровому соревнованию различных форм собственности и типов хозяйствования, формированию на этой основе адекватной российским условиям социально-экономической модели общества – высокоэффективной, гибкой и восприимчивой к нововведениям, ориентированной на решение социальных задач.
И последнее. Осмысление закономерностей формирования многоукладной экономики может резко ослабить конфликтность общественно-политической жизни, разрушить баррикады, разделяющие противоборствующие силы по принципу фанатической приверженности к какой-либо одной, идеальной – с их точки зрения – форме собственности. Тогда и станет, наконец, возможным общественное согласие и объединение сил вокруг защиты национально-государственных интересов России.
СОВРЕМЕННЫЕ УГРОЗЫ И ШАНСЫ НА ВОЗРОЖДЕНИЕ
Глубокий экономический и социально-политический кризис, который продолжается в России уже пятый год, принес за собой огромные потери и разрушения. Многократно описаны и хорошо известны данные о масштабах спада производства и инвестиций, об обнищании населения и растущей дифференциации доходов, о темпах инфляции и расстройстве денежного обращения. Страна оказалась отброшенной на многие десятилетия назад.
Решающим фактором возрождения является не только сохранение технологического ядра экономики (при его дальнейшем разрушении шансы для такого возрождения будут утрачены окончательно), но и его активизация, создание высокого и устойчивого инновационного климата в стране. В отличие от широко распространенных представлений уровень инновационной активности и спрос на научно-техническую продукцию не связаны напрямую с масштабами приватизации и темпами инфляции.
Здесь действуют более сложные воспроизводственные связи и зависимости. Теоретически доказано и практическим опытом многократно подтверждено, что возможности обогащения с помощью финансовых и иных спекуляций, ограбления определенных слоев населения (или зависимых стран) резко снижают инновационную активность, сдерживают научно-технический прогресс.
Именно такая ситуация сложилась в современной России в результате глубинной деформации структуры ее экономики, в том числе распределительных отношений. В последние три года при заметном снижении реальных доходов населения кардинально изменилась их структура. Доля доходов, получаемых в форме оплаты труда, снизилась с 66,8% в первом полугодии 1993 г. до 51,8% в первом полугодии 1994 г. и 38,8% в первом полугодии 1995 г. В то же время доля доходов от предпринимательской деятельности и собственности возросла, соответственно, менее чем с 20% до 31,6% и 44,9%. Возник слой богатых и очень богатых людей. И это при продолжающемся спаде производства, снижении эффективности экономики и угасании инновационной активности!
Существенно деформированной оказалась и стоимостная оценка ресурсов воспроизводства. Цены на сырье, оборудование и продовольствие все более приближаются к мировому уровню, а в некоторых случаях даже превзошли его. Единственным исключением остается “цена труда”, которая на порядок ниже по сравнению с индустриально развитыми странами. И вновь приходится напоминать хорошо известную, почти азбучную истину: “дешевизна труда – главный тормоз технического прогресса”.
Совершенно ясно, что возникшие в экономике деформации представляют собой серьезнейшую угрозу и что без их исправления шансы на возрождение России оказываются иллюзорными. Необходимы достаточно радикальные изменения в стратегии и тактике реформ, перемены в самом типе мышления. Пора понять, что упорядочение оплаты труда, его достаточное вознаграждение, равно как и меры по социальной защите населения, – все это диктуется не просто гуманистическими пожеланиями. За ними стоит трезвый экономический расчет, осознание того, что именно здесь заключен мощный импульс перевода экономики на путь интенсивного экономического роста.
Глобальные сдвиги в развитии мировой цивилизации уже привели к переоценке многих традиционных представлений. В этом автору пришлось убедиться, в частности, во время недавней встречи с теоретиками лейборизма. Они, как известно, сняли из своей программы противопоставление государственной и частной собственности, как переставшее отражать современные реалии. По новому они подошли и к трактовке экономической и социальной эффективности, которые в прошлом нередко противопоставлялись друг другу. Дело в том, что в современных условиях многие требования – гарантированное рабочее место и заработок, уровень образования, обеспеченность жильем, поддержка научных исследований – в равной мере оказываются факторами повышения как социальной, так и экономической эффективности. Если их, разумеется, рассматривать с точки зрения национальной экономики, национальных приоритетов и целей.
Справедливости ради надо сказать, что подобные взгляды еще не стали господствующими. Во время встреч в Брюсселе с лидерами Международного конгресса независимых профсоюзов они жаловались на мощное давление со стороны финансового капитала, прежде всего Международного валютного фонда, который требует от национальных правительств отказа от социальных программ и мер по защите прав наемных работников, поскольку они, якобы, снижают эффективность и конкурентоспособность экономики. В результате некоторые страны отказались даже от ратификации решений МОТ по ограничению использования детского труда.
Это лишь подтверждает, насколько велика сила инерции, насколько сиюминутная выгода довлеет на стратегическими целями и, наконец, насколько небезобидными являются рекомендации, выдающиеся от имени экономической науки вчерашнего дня.
Не менее серьезные угрозы возрождению связаны с разрушением генофонда российского общества. И опять-таки следует отметить, что о демографической стороне этого процесса – непопуляция населения, ослабление иммунной защиты и рост заболеваемости, рост числа детей, рождающихся с физическими и психическими отклонениями от нормы – написано немало. Но есть другие, социоэкономические характеристики генофонда, где разрушительные процессы носят не менее серьезный характер.
Речь идет о состоянии трудовой морали, о системе ценностных ориентировок личного и общественного поведения, о критериях успеха и показателях гражданской добродетели, о прочности семейных связей и т.д. Наряду с уровнем образования, профессионального мастерства, состоянием здоровья они комплексно характеризуют качество человеческого материала. Именно сюда смещаются сегодня доминанты успеха и процветания целых стран и народов. По мнению большинства исследователей, занятых сравнительным анализом, глубинные различия между высоко– и слаборазвитыми странами сводятся, в конечном счете, к качеству человеческого материала. И без кардинальных сдвигов в этой сфере ни о каком успехе или возрождении не может быть и речи.
Для пояснения позиции автора следует подчеркнуть, что качество человеческого материала не является чем-то вечным и неизменным. Это отнюдь не биологическое, тем более не расовое понятие. Качество человеческого материала – продукт сложного исторического развития, результат сплетения целого ряда экономических и социальных причин. Его изменение во многом зависит от способности общества к самопознанию, от воли и решимости переломить свою историческую судьбу. Особую роль играет при этом выработка общезначимых идеалов, обретение ими статуса высших национальных ценностей и приоритетов, могучих движущих сил возрождений и подъема.
В последнее время в силу целого ряда причин проблема общественных идеалов оказалась основательно скомпрометированной в общественном мнении россиян.
Весьма поучительно обратиться к недавно принятой “Стратегии национальной безопасности США”. В предисловии к этому документу Уильям Клинтон, обосновывая лидирующую роль Америки и уникальность ее потенциала, сформулировал ее компоненты так: “Это наша военная мощь, наша динамично развивающаяся экономика, наши великие идеалы”. Без этих идеалов, ставших устойчивыми стереотипами массового сознания и составным элементом американской культуры и цивилизации, США не были бы тем, чем они являются сегодня.
Каждая страна, каждая цивилизация может добиться успеха, более того – сохранить себя, свою уникальность, лишь сплотившись вокруг великих идеалов, сделав эти идеалы элементом внутреннего мироощущения, основой ценностных ориентаций индивидуального и массового поведения.
Эти идеалы нельзя получить извне, хотя они достаточно широко предлагаются, как говорится, “вразнос и на вынос”. Тем более, что предложенные варианты крайне примитивны” в упомянутой “Стратегии национальной безопасности США” они сводятся к утверждению демократии и рыночной экономики. За этими упрощенными до лозунговости, до уровня восприятия толпы, формулами четко просматривается концепция универсализации, наличие некоей идеальной модели, пригодной для всех стран и народов. О несостоятельности такого подхода к анализу исторических судеб человеческой цивилизации говорилось выше.
В поисках возвышающего и объединяющего Россию идеала неверно как игнорировать проверенные жизнью общечеловеческие ценности, так и сочинять, выдумывать новые формулы. Речь идет об ином, а именно о сложном и мучительном процессе самопознания общества, осмыслении его исторического пути, его традиций и богатейшей культуры, его сильных и слабых сторон, его места и роли в современном мире.
В российском идеале найдут свое место гармоническое единство индивидуальных и коллективистских начал, личной свободы и гражданского долга, экономического рационализма и духовности, стремление к величию державы в сочетании с бескорыстной помощью другим народам и странам.
Наличие великого и объединяющего идеала – один из скрепов гражданского общества, определяющего его прочность и успех.
СКРЕПЫ ГРАЖДАНСКОГО ОБЩЕСТВА
Наблюдая за современными политическими процессами в России, а также осмысливая проводимые в прошлом реформы и эксперименты, невольно приходить к мысли, что мы почему-то всегда начинали не с того конца. Неожиданное подтверждение своим мыслям я нашел в “Курсе русской истории” В.О.Ключевского.
Итак, обратимся к началу преобразовательной деятельности Александра I, протекавшей, естественно, не без влияния Великой французской революции и не без сравнения с деяниями предшествовавшего российского императора. В своем анализе Ключевский противопоставляет преобразовательную деятельность Александра “исторической логике” и в этом видит причину неудачи, а затем и свертывания реформаторских усилий:
“По требованию исторической логики новые государственные учреждения должны были стать на готовую почву согласованных гражданских учреждений, должны были вырастать из отношений как следствие вырастает из своих причин. Император и его сотрудники решили вводить новые государственные учреждения раньше, чем будут созданы согласованные с ними гражданские отношения, хотели построить либеральную конституцию в обществе, половина которого находились в рабстве, т.е. надеялись добиться последствий раньше причин, которые их производили”.
В чем же причина такого положения, почему телегу хотели поставить впереди лошади? “Мы знаем источник этого заблуждения – продолжает Василий Осипович, – он заключается в преувеличенном значении, которое придавали тогда (разве только тогда? – Л.А.) формам правления. Люди тех поколений были уверены, что все части общественных отношений изменятся, все частные вопросы разрешатся, новые нравы водворятся, как только будет осуществлен нарисованный смелой рукой преобразователя план государственного устройства, т.е. система правительственных учреждений”.
И в заключение слова, приоткрывающие как бы психологическую подоплеку подобного подхода – желание при жизни увековечить себя: “Они расположены тем более были к такому мнению, что гораздо легче ввести конституцию, чем вести мелкую работу изучения действительности, работу преобразовательную. Первую работу можно начертать в короткое время и пожать славу; результаты второй работы никогда не будут оценены, даже замечены современниками и представляют очень мало пищи для исторического честолюбия”.
Прошу извинения за слишком обширную выписку и не буду утруждать читателя комментариями. Что касается сравнений с другими не менее амбициозными планами реформирования российского общества и с современными преобразованиями, то, надеюсь, читатели без большого труда сумеют сделать это сами.
Предмет же дальнейшего рассмотрения – проблемы становления гражданского общества как основы возрождения России и надежды на его осуществление в рамках демократической альтернативы. До завершения формирования гражданского общества и его институтов – и об этом свидетельствует вся история России – никаких гарантий того, что процесс преобразований не свернет на путь государственного насилия или диктатуры, не существует.
Гражданское общество – это, по-сути, способ негосударственной организации жизни. Оно образует основу стабильности общества, скрепляя его силой неформального авторитета, мощью созданных институтов самоорганизации населения, прочностью традиций и нравственных устоев. Создать такое общество нельзя в одночасье. Для этого потребуется, и то при весьма оптимистической оценке, жизнь одного, а может быть двух поколений. Но только после этого политическое устройство страны, ее социально-экономическая модель будут свободны от личного произвола и случая. Хотя эффективно функционировать они могут начать, естественно, раньше.
Своеобразие процесса становления гражданского общества состоит в том, что в отличие от всех иных реформ оно начинается снизу, путем самоорганизации населения. Решающее значение приобретает поэтому активный поиск путей и форм местного самоуправления, понимаемого в самом широком смысле – от мельчайших городских и сельских общин и вплоть до районов и городов.
Местное самоуправление, которое по смыслу и даже по букве действующей Конституции, не является государственным, не входит в систему законодательной и исполнительной власти, могло бы уже сейчас взять на себя решение широчайшего круга проблем – в области образования и здравоохранения, развития сферы услуг, охраны общественного порядка, землепользования и жилищного строительства. Очень большую пользу могли бы принести изучение и возрождение традиций земства. Местное самоуправление – незаменимая школа воспитания гражданственности и освоения навыков демократии. Гражданское общество в своем высшем развитии формирует принципиальную новую социальную структуру общества, ведет к изживанию сословных и классовых различий между людьми. В нем социальный статус человека определяется прежде всего его гражданскими добродетелями, профессиональными мастерством и трудолюбием, честно накопленным богатством. Не устраняя различий между бедными и богатыми, гражданское общество ликвидирует пропасть между ними, создает равные возможности для каждого своим трудом и талантом сделать свою жизнь достойнее и обеспеченнее.
Автор отнюдь не склонен рисовать идиллические картины. Жизнь в своей реальности сурова и противоречива. Но путь к гражданскому обществу, основанному на смягчении социальных антагонизмов, на ведущем положении многочисленного среднего слоя – это также одна из ведущих и необоримых тенденций мирового развития. Во всяком случае такова реальность всех стран, обладающих динамично развивающейся экономикой и социальной стабильностью.
Средний слой – это сложное, многопрофильное явление. В него входят самые разные люди: высококвалифицированные специалисты и рабочие, государственные чиновники и военнослужащие, мелкие и средние предприниматели. По своим доходам они находятся значительно выше черты бедности, но не относятся и к богатым. Общее для них – обладание определенной собственностью (отнюдь не всегда, а скорее в порядке исключения собственностью-капиталом): своим домом или квартирой, автомобилем и доходами, делающими возможными для них получение образования, комфортабельный отдых.
С формированием многочисленного, нередко преобладающего в составе населения среднего слоя размываются традиционные классовые и сословные различия. Общество обретает черты стабильности, защищенности от экстремизма и произвола власти. Меняется система ценностных ориентиров с упором на трудолюбие и бережливость. Все это и становятся прочными скрепами гражданского общества.
Объективное различие интересов тех или иных групп и слоев населения, недопустимость того, чтобы эти различия перерастали в конфликты и подрывали стабильность общества, требует создание эффективной системы социального партнерства. Такая система – один из важнейших институтов гражданского общества.
Особенно остро вопрос о социальном партнерстве стоит сегодня в России в связи со спецификой нынешних переходных процессов. Ни один из классических партнеров не чувствует себя удовлетворенным. Власть жалуется на неисполнение ее законов. Предприниматели и банкиры – на произвол властей, непосильный налоговый пресс и личную незащищенность. Но, пожалуй, наименее защищенными оказались наемные работники, особенно на приватизированных предприятиях. Несвоевременная выплата заработной платы, вынужденные отпуска без содержания, бесконтрольность условий труда, а части и регламентированного рабочего времени из исключения превратились в правило.
Всех проблем, естественно, в один день не решить. Но идти к эффективной системе социального партнерства надо, прежде всего, с четкого оформления представительства разных групп интересов. Создание авторитетных и полномочных (с соответствующими правами и ответственностью) союзов, ассоциаций, объединений, обществ и т.д. – это есть институциональное оформление гражданского общества.
Весьма опасной тенденцией является происходящее сегодня перерождение ассоциаций и союзов, призванных защищать определенные экономические интересы, в политические партии и движения. Они начинают открыто заявлять о лоббировании интересов определенных социальных групп. Это противоречит статусу политических партий и превращает их в защитников групповых или корпоративных интересов. Кто же в таком случае будет защищать общенациональные интересы и приоритеты? Возникает опасный дефицит державного мышления, общенациональные цели оказываются бесхозными.
Нужно четко разграничивать (у нас, к сожалению, раньше это никогда не делалось) функции государственной власти и политики, с одной стороны, и задачи гражданского общества – с другой. Государственная власть призвана выражать, прежде всего, общенациональные интересы и цели, а политические партии – доказывать свою способность сделать это лучше и эффективнее. Парламент или правительство не может стать органами социального партнерства. Власть – лишь один из участников в этом механизме.
Своими структурами для защиты интересов и поиска компромисса должны располагать предприниматели и работники. Естественным, рожденным многовековым опытом, выразителем интересов последних являются профессиональные союзы. Им – как новым, так и традиционным – еще многое предстоит сделать для того, чтобы завоевать доверие масс и авторитет в обществе. Как этого добиться – тема особого разговора. Но совершенно бесспорно, что без мощных и действительно независимых профсоюзов не может быть стабильного гражданского общества. Не может быть и подлинной демократии, которая отнюдь не сводится к процедуре всеобщих выборов, многопартийной системе, разграничению властей. Ее же важнейшие компоненты – права и свободы личности – могут остаться пустым звуком без массового и эффективного профсоюзного движения.
Одним из подводных камней, на который постоянно наталкиваются переговоры о социальном партнерстве, равно как и многие другие обсуждения, например, рассмотрение бюджета, – это примитивная концепция дележа. По самой своей сути, дележ никогда не может быть справедливым, поскольку увеличение доли одного всегда оборачивается уменьшением доли другого. Поэтому вопрос решается силой, связями, более или менее цивилизованными формами подкупа. Особенно негативно сказывается столь примитивное перераспределение при отсутствии четких и общепризнанных национальных приоритетов. Обилие интересов и требований, отсутствие надежного механизма их согласования не только рождают зависть и подозрительность, но и гигантски расширяют силу власти, аппарата.
Принципиальное решение проблемы видится в переходе от концепции дележа к концепции умножения общественного богатства. Его рост, как концентрированное выражение эффективности производства, дает возможность одновременно увеличивать ресурсы как одной, так и другой стороны и, тем самым, открывает путь к гармонизации интересов и общественному согласию.
В отличие от дележа, как задачи статической, умножение общественного богатства – это динамический процесс. Практическое освоение экономической политикой и финансовой системой концепции умножения предполагает наличие четкой и продуманной стратегии, позволяющей соизмерять затраты и результаты, ранжировать различные интересы и цели не только по их приоритетности, но и по времени.
К числу наиболее тонких и, одновременно, наиболее прочных скрепов гражданского общества относятся традиции, нравственные устои, доверие к власти и уважение к законам. Все это утверждается долго и постепенно, в ходе накопления реального опыта и его многократной проверки. Только таким путем закон начинает восприниматься как выражение общей воли, а не закулисных интриг, за действиями правительства перестает видится очередная попытка “надуть” население. Вновь приобретенные навыки рационального поведения обретают прочность и силу традиции. Складываются, пусть медленно и противоречиво, своеобразные неписанные кодексы трудовой морали и предпринимательской этики.
Приведенные рассуждения – отнюдь не программа текущих мер и действий. Их имеется сегодня предостаточно. Но в размышлениях об исторических судьбах России не менее важно понимать смысл происходящих перемен, видеть перспективу, четко представлять объем и сложность стоящих перед страной задач. Это позволит обрести столь необходимую нам сегодня мудрость, перенести упор на кропотливую созидательную работу, камень за камнем закладывать фундамент будущей великой России. Здесь и главная надежда на ее возрождение, и историческое оправдание наших усилий.
Леонид АБАЛКИН, академик
