“ГАЗПРОМ” КАК ЗЕРКАЛО РОССИЙСКОГО КОРПОРАТИВИЗМА

ПРЕМЬЕР И “ГАЗПРОМ” – БЛИЗНЕЦЫ-БРАТЬЯ

После того, как глава нынешнего кабинета вышел из тени президента и стал все более активно самоутверждаться на ниве российской публичной политики, спекуляции о неразорванной пуповине, связующей В.Черномырдина с “его любимым детищем” Газпромом, стали одной из любимых тем отечественной прессы. Интерес к крупнейшей отечественной корпорации подогревается недавно разразившимся скандалом по поводу его стабилизационного фонда, который правительство не решилось упразднить даже под давлением всемогущего в России Международного Валютного Фонда. То, что в конце концов исполнительная власть пошла на этот шаг, да еще объявило это устами безусловно лояльного к премьеру А.Чубайса, свидетельствует не столько об очередном обострении проблемы бюджетного дефицита, сколько об изменении правил политической игры. Или сам В.Черномырдин решил не на словах, а на деле откреститься от реноме “человека Газпрома”, или, что более вероятно, в высших эшелонах власти нашлась более влиятельная фигура, способная настоять на отмене льгот в независимости от мнения бывшего министра газовой промышленности СССР.

Таким образом, “Газпром”, как и некоторые другие российские корпоративные структуры, становится немаловажным атрибутом отечественного политического ландшафта и изменение режима его коммерческой деятельности дает основания судить о повышении или понижении ставок на связанных с ним политических лидеров. Неслучайно поэтому, что в зависимости от отношения к движению “Наш Дом – Россия” средства массовой информации заняли диаметрально противоположные позиции в трактовке роли газового гиганта в российской экономике. Кто-то принимает его за монстра, высасывающего последние соки из хиреющего народного хозяйства России, кто-то выдает чуть ли не за спасителя российской экономики. Газетные публикации пестрят сенсационными сообщениями о многих сотнях миллионах долларов, потраченных на строительство нового офиса концерна, о роскошном загородном доме приемов, словно сошедшего с иллюстраций к сказкам братьев Гримм, или о рекордных зарплатах для своих сотрудников.

Роскошь напоказ на фоне нищеты широких слоев населения и катастрофической нехватки средств для поддержания на плаву собственных производственных подразделений не может красить любое предприятие, заботящееся о своей репутации. Но, к сожалению, в этом “Газпром” не одинок. В конце концов, финансовые структуры, спонсирующие деятельность респектабельных газетных изданий, типа “Известия” или “Сегодня” также не ютятся в жалких комнатушках, а их руководство ездит по Москве отнюдь не на “Волгах” или “Москвичах”. Тем более, откровенно популисткими выглядят напечатанные на страницах все тех же “Известий” обвинения Б.Федорова в адрес премьера, который, якобы, получил в собственность несколько процентов акций “Газпрома” и, таким образом, сделал своих детей наследниками гигантского состояния, оцениваемого чуть ли не в один миллиард долларов. Такие утверждения имеют слишком серьезный характер, чтобы их можно было высказывать без достоверных доказательств.

КОРПОРАТИВНЫЕ ИНТЕРЕСЫ

Если отвлечься от предвыборной агитационной шумихи, где “кукушка хвалит петуха за то, что хвалит он кукушку” и наоборот, анализ деятельности “Газпрома” актуален не только для того, чтобы подчеркнуть и без того не слишком выигрышную репутацию движения “Наш дом – Россия”. Газовый монополист, его роль в отечественной экономике, модель приватизации и отношения с государством являются наиболее ярким и масштабным проявлением такого феномена, как номенклатурный корпоративизм. В этом смысле важна не сама фигура премьера и его достаточно очевидные корпоративные пристрастия, а вытекающая из всего этого модель государственного строительства и макроэкономических преобразований, которая определит облик новой России на многие десятилетия вперед.

Главной особенностью организационной структуры современной российской экономики является тесное сращивание чиновников из исполнительной власти и хозяйственников, которые в результате первого этапа приватизации стали, если не де-юре, то де-факто почти полновластными собственниками возглавляемых ими бывших казенных предприятий. Вопреки распространенному мнению, тесное сотрудничество между ними обусловлено не только меркантильными интересами, но и необходимостью поддержания личных связей и стремлением помочь близким по духу людям или коллективам, в которых когда-то работал. Человеческий аспект в структурах, преследующих коллективные интересы, не стоит недооценивать. Зачастую он играет доминирующую роль по отношению к соображениям личной выгоды.

Тем не менее, в своих конкретных проявлениях, российский корпоративизм проявляется в борьбе за доступ ко все более ограниченным государственным финансам, который материализуется в виде централизованных кредитов или налоговых послаблений. В условиях падающей экономики, неблагоприятного инвестиционного климата и организационного хаоса, порожденного непрекращающимся переделом собственности, государственная поддержка становится единственным средством для выживания для крупных и малых предприятий всех без исключения отраслей экономики, начиная авиастроительной и кончая пищевой. В этой борьбе побеждают только те структуры, которые в силу своей мощи и личных связей могут “достучаться” до самых высоких чиновников и настоять на удовлетворении своей “челобитной”.

Сами по себе льготы для отдельных предприятий являются неотъемлемой частью целенаправленной структурной политики государства и широко применяются во многих странах с цивилизованной рыночной экономикой. Вопрос заключается в другом. До последнего времени раздача льгот имела абсолютно бессистемный и хаотичный характер и по своему стилю весьма напоминала извечные традиции средневекового российского барства, когда царь во время застолья, облобызав полюбившегося боярина, даровал ему шубу с собственного плеча. В итоге государственные преференции получал весьма широкий круг реципиентов, начиная спортивными организациями и кончая комбайновыми заводами, а также гигантами нефтегазового комплекса. При этом роль премьера в раздаче государственных благ была отнюдь не ведущей и получали их далеко не только корпоративные структуры, которые можно было бы заподозрить в особой к нему близости. Тем не менее, именно “Газпром” будет, по всей видимости, последним, кому придется лишиться льготного статуса. Тем более, что масштабы и количество полученных им преференций являются в какой-то мере беспрецедентными для российской экономики.

ЛЬГОТНАЯ РЕТРОСПЕКТИВА

Для газовой промышленности, как и для других крупнейших экспортеров, ключевой характер играют льготы, связанные с послаблениями в налогообложении валютной выручки. Освобожденные от государственных притязаний средства можно было, по логике, использовать для закупки импортного оборудования за рубежом для технологического переоснащения собственного производства. Именно этим целям служили предоставленные “Газпрому” льготы по обложению экспортными пошлинами, особой системе поставок в счет государственных нужд, формирование стабилизационного фонда и другие меры. Крупнейший российский концерн получил послабления в налогообложении зарабатываемой им валюты далеко не сразу, а характер предоставляемых преференций также постоянно менялся. Именно поэтому определенный интерес вызывает краткая ретроспектива указов Президента и Постановлений правительства, в результате которых он и получил вышеупомянутые льготы.

В первые месяцы существования правительства Е.Гайдара статус РАО “Газпром” был отнюдь нельготный и он, наряду с другими ведущими экспортерами, был обязан передавать в бюджет значительную долю своих валютных поступлений в государственный бюджет в виде экспортных пошлин. В постановлении Правительства “Об изменении ставки экспортного тарифа на газ” от 7 февраля 1992 г. за подписью Г.Бурбулиса вывозная пошлина на это топливо была определена в 19 экю за тыс. куб. м (около 25-28 дол, что составляет примерно 35-40% от средней контрактной цены на российский газ на мировом рынке). Исходя из такого же соотношения была установлена вывозная пошлина и на отечественный нефтяной экспорт (30 экю).

Характер государственного регулирования газовой отрасли претерпел значительные изменения спустя почти два года, уже после того, как правительство возглавил нынешний премьер. В Указе Президента РФ “Об обеспечении надежного газоснабжения потребителей “Газпрома” в 1994-1996 гг., вышедшем в декабре 1993 г., экспортный тариф на газ был снижен почти на порядок, до уровня 2 экю за тыс. куб. м (2,5-2,8 дол.). Тем самым, государственное обложение газового экспорта составило не более 5% от средней контрактной мировой цены в 1994 году (70-72 дол.). Пошлины на вывоз сырья определяются прежде всего из соотношения мировых и внутренних цен. По мере повышения издержек производителей и долларового эквивалента цен на внутреннем рынке экспортные тарифы, чтобы не подорвать стимулы к экспорту, должны снижаться.

Но, как известно, соотношение внутренних и мировых цен на газ никак не возросло за данный период в 10 раз. Более того, в 1994 г. экспортные пошлины на нефть одновременно с этим оставались неизменными. В текущем году нефтяная промышленность попала в еще более сложную ситуацию, так как экспортные пошлины за тонну нефти были снижены до 20 экю при отмене всех внешнеэкономических льгот, которые предоставляли многочисленные лазейки для уклонения от уплаты таможенных сборов. В то же время, несмотря на обязательства перед МВФ, льготы для газового концерна в исключительном порядке отменены не были. То обстоятельство, что новый характер регулирования внешнеэкономической деятельности “Газпрома” был подкреплен не постановлением Правительства, как это имело место во времена Е.Гайдара, а уже указом Президента, свидетельствует о том, что концерн приобрел качественно иной статус.

СТАБИЛИЗАЦИОННЫЙ ФОНД

В данном документе были изменены также и условия осуществления поставок газа на экспорт в счет государственных нужд. В указе было предусмотрено, что половина экспорта “голубого топлива” имела статус поставок в счет государственных нужд, а остальная часть являлась собственно экспортной квотой “Газпрома”, которой он мог распоряжаться по собственному усмотрению. При этом федеральное правительство закупало свою часть экспортных поставок у компании по фиксированной ставке 30 долл. в пересчете на рубли по курсу ММВБ на день продажи. Таким образом, “Газпром” получил дополнительные льготы, так как до этого, по постановлению Правительства от 10 декабря 1992 г. за подписью Е.Гайдара, экспортная квота концерна составляла не 50%, а 45%, а государство перекупало у газовиков причитающуюся ему долю по цене потребителей внутри страны. Аналогичная система распределения экспортных поставок между производителями и государством сохранилась до сих пор и в нефтяной промышленности. С учетом того, что внутренние цены на газ в 1994 году составляли в среднем 30% от мировых (около 21-22 дол.), Газпром даже при поставках в счет государственных нужд, которые, например, для нефтяников абсолютно невыгодны, получал прибыль в размере как минимум 8 дол. за 1 тыс. куб. м. газа

В указе также предусматривалось, что в налогооблагаемый объем реализации включались не реальные валютные доходы Газпрома, а объем экспорта для его собственных нужд, умноженный на внутренние оптовые цены промышленности. Таким образом, доходы компании, образованные за счет разницы между внутренними и мировыми ценами, не облагалась налогами и переводились на специальный счет стабилизации и развития (стабилизационный фонд), предназначенный только для инвестиционных нужд развития отрасли. Одновременно Газпром получил и другую налоговую льготу: акциз от газа, экспортируемый в счет его собственной квоты, уплачивался не от реальной контрактной цены на внешнем рынке, а как будто бы он поставлялся отечественным потребителям.

Эти данные позволяют приблизительно рассчитать чистый объем валютных средств, которые в 1994 г получила газовая отрасль в собственное распоряжение в результате внешнеэкономических льгот. Экспорт газа составил в том году 109,7 млрд. куб. м. Из этого объема 5,7 млрд. куб. м. было поставлено в счет квот регионов и предприятий нефтяной промышленности. Соответственно, экспортные поставки собственно Газпрома составили 104 млрд. куб. м. Этот объем в равных долях был распределен между поставками в счет государственных нужд и квотой самих производителей (по 52 млрд. куб. м). Как уже указывалось, за каждую тыс. куб м. при поставках в счет государственных нужд компания имела доход в размере, как минимум, 8 дол, что в итоге составило 416 млн. дол. Средняя экспортная цена за газ составила 72 дол. за тыс. куб м, а разница между внутренними ценами промышленности и мировыми -50 дол за тыс. куб м. или не менее 47 дол. за тыс. куб. м. после уплаты экспортных пошлин. Перемножив эту маржу на объем собственных поставок компании, мы получим в результате примерно 2,5 млрд. долл. Таким образом, по самым приблизительным подсчетам, в результате этих льгот “Газпром” получил на нужды собственного развития только в 1994 г. почти 3 млрд. дол.

НЕ КАЖДОЙ СЕСТРЕ ПО СЕРЬГЕ

Согласно рассматриваемому выше указу Президента, газовая отрасль была также освобождена от уплаты импортных пошлин при закупках зарубежного оборудования. Однако на этом список льгот газодобывающих предприятий не исчерпывается. В постановлении Правительства от 31 мая 1993 г. было предусмотрено, что доход компании, образовавшийся за счет курсовой разницы вследствие изменения курса доллара, освобождался от налогообложения и тоже перечислялся в фонд стабилизации. Но самое важное, что государство в достаточно ограниченной степени может контролировать, каким образом Газпром распоряжается многомиллиардными средствами, перечисленными в этот фонд, так как значительная часть из них хранится на зарубежных спецсчетах. Данная льгота была закреплена за компанией в постановлении правительства от 1 июня 1992 г. и имела целью облегчить перевод части валютной выручки в счет погашения кредитов от зарубежных финансовых институтов, полученных для освоения новых месторождений на полуострове Ямал, строительства нового экспортного газопровода на территории Польши и Германии и развития единой газовой системы России. Всего в период 1992-1998 гг. газовая отрасль должна получить для этих целей кредитов на сумму 8,7 млрд. дол.

Все эти льготы не только не типичны для сугубо фискального внешнеэкономического государственного регулирования всей экономики в целом, но и беспрецедентны по своему характеру и масштабам даже для других отраслей ТЭКа. Как вытекает из вышеизложенного, “Газпром” по таким показателям, как обложение экспортными пошлинами и порядок поставок в счет государственных нужд, имел гораздо более привилегированное положение, чем нефтяная промышленность.

Льготный режим для Газпрома не ограничивается только лишь внешнеторговыми операциями. Газовая отрасль имеет значительные преференции по сравнению с нефтяной промышленностью как в системе ценообразования, так и налогообложения на внутреннем рынке. Например, акциз при добыче газа в 1993 г. был установлен 15% от цены, а при добыче нефти 18%. При этом газовая промышленность имеет более высокие рентные доходы, чем нефтяная, так как у нее более высокий дебет скважин и относительно меньшие технологические расходы на добычу. Соответственно, с чисто производственной точки зрения более обоснованными были бы более высокие ставки акцизов для газовиков, а не нефтяников. В целом доля налогов во внутренней цене газа составляла в 1993-1994 гг. 50%, а у нефтяной промышленности – 85%.

ЭКСПОРТНЫЙ ПОТЕНЦИАЛ

В связи с этим возникает вопрос, насколько подобная ситуация обоснованна с точки зрения реальной роли газового концерна в экономике страны.

В силу масштабов и статуса почти монопольного производителя газа значение концерна для народного хозяйства России действительно трудно переоценить. Он обеспечивает 17% валютной выручки страны и 55% вырабатываемой в стране электроэнергии. Газ широко используется в качестве сырья в промышленности, а в быту его использует не менее 80 млн. россиян. Но даже если исходить только из этой логики, непонятно, почему нефтяная промышленность обязана вносить больший вклад в пополнение государственной казны, чем ее собрат по ТЭКу. Хорошо известно, что нефтяной экспорт дает стране в абсолютном выражении больше валюты, чем газовый (примерно четверть всех экспортных поступлений), мазут широко используется отечественными тепло- и электростанциями, предприятиями нефтехимии, которые тоже в значительной мере ориентированы на экспорт. Не говоря уже о том, что без поставок моторного топлива на внутренний рынок окончательно будет парализовано сельское хозяйство и вся система транспортных коммуникаций.

Возможно, что приоритетная роль “Газпрома” в системе внешнеэкономических льгот обусловлена его более благоприятными возможностями с точки зрения расширения экспортной базы страны в более длительной перспективе. Действительно, газ является более перспективным видом топлива по сравнению с нефтью, а значительное увеличение его доли в энергобалансе актуально для всех развитых стран мира. По мере роста удельного потребления “голубого” топлива за рубежом будет увеличиваться и стратегическое значение “Газпрома” не только для отечественной, но и для мировой экономики. Тем более, что уже на данный момент концерн контролирует 22% добычи газа планеты и примерно 20% уже разведанных запасов. В силу этого у России имеются благоприятные шансы наращивать добычу газа и в дальнейшем.

Перспективы расширения экспортного потенциала нефтяной промышленности гораздо менее определенные. На эту отрасль российской экономики приходится всего 7% общепланетарных запасов и чуть более 10% мировой добычи. Низкая технологическая оснащенность нефтяников, резкое отставание разведки новых перспективных месторождений от ввода в эксплуатацию новых, а также высокое удельное энергопотребление отечественной промышленности создают реальную угрозу, что уже в начале следующего века Россия может превратится в нетто-импортера нефти. Дополнительные препятствия для этой отрасли промышленности создает тот факт, что вся ее инфраструктура создавалась намного раньше, чем у газовиков. Соответственно, здесь гораздо более актуальной становится проблема массового выхода из строя имеющегося оборудования и вытекающих из этого техногенных катастроф (например, разрывов нефтепроводов, как это имело место в республике Коми). Из всего этого вытекает, что перспективы сохранения энергетической независимости страны требуют со стороны правительства по крайней мере не меньшего внимания к нефтяной промышленности, чем к газовой. Поэтому более льготный статус последней по меньшей мере небесспорен.

Бесспорно, существуют и другие аргументы, которые свидетельствуют о том, что положение газовиков по объективным причинам менее выигрышно, чем у нефтянников. В частности “Газпром” в гораздо большей степени интегрирован в экономику России и стран СНГ, так как на экспорт в дальнее зарубежье он может поставить не более 15% от всего добытого газа, тогда как у нефтяников этот показатель почти в два раза больше. Отсюда вытекает, что удавка неплатежей, вытекающая из тотального финансового кризиса отечественной экономики, затянута на шее газового монополиста гораздо туже. Постоянное повышение цен на газ приводит к возрастанию объемов дебиторской задолженности отрасли, которая по итогам 1994 года составила 13,7 трлн. руб. По данным на сентябрь 1994 г, просроченная задолженность в общем объеме покупателей газовой отрасли составляла 86,9%. Одновременно, денежные средства на счетах газодобывающих предприятий покрывают просроченную задолженность поставщикам лишь на 10%.

ЦЕНООБРАЗОВАНИЕ

Такая ситуация во многом объясняется самой политикой ценообразования в данной отрасли. Значительную лепту в неблагоприятную финансовую ситуацию “Газпрома” вносит фискальная политика государства, которое для пополнения казны регулярно повышает акцизы на сбыт “голубого топлива” отечественным потребителям, что придает “газовой инфляции” галопирующий характер. Сначала акциз был повышен с 15% до 25%, а теперь принято решение о его повышении еще на 10%. Цены на газ, как продукцию естественного монополиста, регулируются государством. Еще в конце 1993 г. было принято решение, что они будут индексироваться, исходя из среднего за предыдущий месяц индекса цен на промышленную продукцию. Однако, за прошлый год они выросли в 4 раза, то есть выше, чем в целом по экономике. В итоге газовый концерн поневоле включен в “раскручивание” инфляции издержек, что автоматически уменьшает платежеспособность его потребителей и, как следствие, усугубляет его собственные финансовые проблемы. Таким образом, “Газпром” вроде бы является такой же жертвой “финансовой стабилизации”, что и другие отрасли России.

Однако, ряд обстоятельств дает повод для сомнений, что вина за резкое повышение цен на газ для промышленности лежит полностью на государстве. В частности, достаточно сложно объяснить, исходя лишь из жесткой фискальной политики федерального правительства, почему, например, в феврале 1995 г. при стоимости добычи газа в 7 тыс. руб. цена его приобретения для промышленности составила 110 тыс. руб. (то есть по пути от производителя к потребителю цена газа увеличилась почти в 16 раз). Помимо фискальной составляющей, маржа между ценой добычи и поставки включает в себя и издержки на транспортировку топлива, которая в некоторых случаях очень велика и может составлять до 90% от его конечной цены. Однако, при этом следует иметь ввиду, что “Газпром” в технологическом отношении является замкнутой структурой.

Монопольно контролируя добычу, он, пусть и в меньшей степени, также способен регулировать ценообразование в системе транспортировки и распределения газа. Поэтому за счет завышения цены на конечных стадиях концерн имеет возможность перераспределять доходы между своими различными подразделениями и завышать отпускные цены на газ. Данный вывод является лишь предположением. Однако, в условиях, когда достоверной бухгалтерской отчетностью и, соответственно, данными о структуре издержек, если судить по последним публикациям прессы, не располагают даже правительственные чиновники, это является единственной возможностью объяснить столь большую разницу между стоимостью добычи и продажи.

Кроме того, хорошо известно, что конечная цена газа включает в себя установленные государством фиксированные надбавки, часть из которых непосредственно служит для увеличения инвестиционных средств отрасли. Например, во второй половине 1993 г. к цене промышленности за тыс. куб. м газа была установлена надбавка в размере 1100 руб., из которых 300 руб. направлялось “Газпромом” в специальный инвестиционный фонд для развития системы газификации в стране. Таким образом, утверждения о том, что “Газпром” за счет заниженных цен на свою продукцию дотирует другие отрасли экономики России оправданы лишь частично.

Далеко не все так просто обстоит и с поставками газа странам СНГ, которые непосильным грузом лежат на отечественном газовом комплексе. Задолженность только Украины перед “Газпромом” за 1994 г. оценивалась в 4,1 трлн. руб. Дело в том, что тяжкое бремя по финансированию “газовых инъекций” в экономику бывших советских республик несет не только концерн, но и российское государство. Расходы по транспортировке газа в страны СНГ (Украина, Белоруссия, Молдова), которые, как уже говорилось, могут составлять львиную долю от конечной цены “голубого топлива”, федеральное правительство полностью компенсирует из своих доходов от экспортных поставок газа в дальнее зарубежье в счет государственных нужд. Само по себе частичное дотирование поставок по большей части неплатежеспособным потребителям, обусловленных геополитическими интересами государства, вполне справедливо. Однако, в связи с этим непонятно, почему газовики монопольно, без участия федерального правительства, претендуют на погашение данной задолженности и сами заключают договоры по этому поводу с правительствами соответствующих стран.

ИНВЕСТИЦИИ

Проблема непропорционально высоких льгот “Газпрома” по отношению к другим отраслям отечественной экономики не исчерпывается лишь вопросами об их обоснованности. Не менее важной стороной дела является и эффективность расходования полученных в результате этого средств. Не вызывает сомнения, что газовая отрасль крайне нуждается в свободных финансовых ресурсах, так как в нынешних условиях она не может претендовать на централизованные государственные капвложения, за счет которых в советское время покрывались весьма дорогостоящие мероприятия по освоению и развитию новых месторождений в неблагоприятных условиях Крайнего Севера. Бесспорно также и то, что средства стабилизационного фонда “Газпрома” не так уж и велики по сравнению с масштабными задачами по освоению газовых богатств полуострова Ямал, острова Сахалин и шельфа Баренцева моря. Проблема заключается в том, насколько в нынешних условиях подобные льготы способны решить инвестиционные проблемы отечественной экономики.

На первый взгляд, положение газовой отрасли более устойчиво, чем у других секторов экономики. Спад производства минимальный (по сравнению с 1991 г. он составил не более 10%), постоянно наращиваются объемы экспорта в дальнее зарубежье. Однако при этом надо учитывать, что относительное благополучие этой отрасли связано во многом с более благоприятными стартовыми условиями, так как ее основная инфраструктура создавалась относительно недавно и еще не так износилась, как, например, у нефтяной промышленности. Согласно статистическим отчетам, “Газпром” успешно справляется с запланированными инвестиционными программами. Например, программа инвестиций (данные отчета Минтопэнерго об итогах работы ТЭКа за прошедший год) на 1994 г. была выполнена на 105,2%, при общем приросте капвложений в 11%. Однако, данные показатели, по всей видимости, больше обусловлены весьма скромными объемами запланированных капитальных вложений. По крайней мере, само руководство “Газпрома” не раз признавалось, что свободных денежных средств катастрофически не хватает, а объем капвложений в натуральном выражении в три раза меньше, чем в дореформенный период.

В такой ситуации вполне естественно, что необходимые темпы введения новых месторождений и технологического переоснащения существующих не соблюдаются. Например, из доклада Минтопэнерго об итогах 1994 г. явствует, что по этой причине с большим отставанием ведутся работы по освоению новых месторождений полуострова Ямал и строительство новых дожимных станций в Надыме и Уренгое, что привело к падению добычи газа в этих районах. Никак не продвигаются работы по внедрению утилизации попутного газа. За год сожжено в факелах 6,6 млрд. куб. м. попутного газа.

В связи с этим, возникает вопрос, почему при наличии весьма существенных льгот, достаточно стабильных объемах добычи и наращивания валютного экспорта у “Газпрома” наблюдается такой дефицит инвестиционных ресурсов. Возникает искушение объяснить все расходованием средств стабилизационного фонда не по назначению. Действительно, в прессе в последнее время появилось немало разоблачений по этому поводу, которые косвенно подтверждаются намеками и недомолвками высокопоставленных государственных чиновников, а также недовольством неплохо осведомленного в российских делах МВФ. Например, в статье И.Савватеевой (“Известия”, 4 августа) приводятся следующие данные о структуре издержек “Газпрома” за первое полугодие текущего года: себестоимость газа обошлась концерну в 12 трлн. руб., капвложения в 9 трлн. руб., социальные расходы – 6,3 трлн. руб., а никак не классифицируемые текущие расходы – в 11 трлн. руб. Из того же источника явствует, что, по данным Минэкономики, избыток финансирования “Газпрома” только за 8 месяцев текущего года составил 13 трлн. руб.

Если эти факты верны, то это означает, что корпоративное потребление и расходы на амбициозные представительские цели (например, строительство новой штаб-квартиры) по своему значению не менее важны для концерна, чем инвестиции в собственное будущее. Плохо здесь не только то, что все это происходит на фоне тотального социально-экономического кризиса в стране и перманентной скудости государственной казны. Главная проблема заключается в том, что свободные финансовые ресурсы не текут в достаточном объеме в собственное производство, туда, где они нужны более всего. Но, к сожалению, пример “Газпрома” типичен для большинства крупных и мелких корпоративных структур России. Впечатлять здесь могут только объемы финансовых средств, которые обусловлены колоссальными размерами газового гиганта.

“КТО ВИНОВАТ?”

Основная причина подобного положения вещей кроется в той макроэкономической модели, которая, не без участия нынешнего правительства, складывается в современной России. Суматошная и скоропалительная приватизация не создала, да и не могла создать реальных собственников, которые рассматривали бы доставшуюся им в руки казенную собственность не как средство сиюминутного обогащения и повышения на несколько порядков личных стандартов потребления, а как залог долгосрочного благосостояния потомков и собственного самоутверждения как профессионалов и уважаемых члена общества. Главным приоритетом макроэкономической политики государства является отсутствие всяких приоритетов, за исключением постоянной игры в “догонялки” с “синей птицей” финансовой стабилизации и хаотичного перераспределения скудеющих государственных ресурсов в руки привилегированных корпоративных структур. Те, которые способны хоть что-то производить, обложены непосильной налоговой данью, а соотношение курса доллара, ставок рефинансирования и уровня инфляции таково, что гораздо выгоднее вкладывать свободные финансовые ресурсы куда угодно, только не в реальный сектор экономики. Поэтому “Газпром” с его непропорционально развитыми фондами стабилизации и социального развития нельзя считать источником всех бед российского общества. Газовый концерн является скорее наиболее ярким и типичным воплощением нового номенклатурного российского капитализма, к которому он приспособился лучше, чем другие аналогичные структуры.

Тем более, что упразднение стабилизационного фонда “Газпрома” все равно не решит ни проблемы финансовой стабилизации, которая изначально недостижима при нынешних правилах игры в экономике, ни вытекающей из этого неплатежеспособности отечественных производителей. Одной из причин такой ситуации является все более усиливающийся разрыв между экспортными секторами отечественной экономики, к которым относится и “Газпром”, и производителями, ориентирующимися на внутреннего потребителя. Получаемая за экспорт сырья валюта в основном расходуется на закупку импортных потребительских и инвестиционных товаров, в то время как отечественные предприятия реального сектора экономики задыхаются от недостатка спроса на их продукцию и дефицита инвестиционных средств. Поскольку российские экспортеры даже при всем желании не могут отказаться от поставок топлива на внутренний рынок, распад межотраслевых связей бумерангом бьет по ним самим в виде все обостряющейся проблемы неплатежей.

ГАЗОВИКИ И МАШИНОСТРОИТЕЛИ: АНТИПОДЫ ИЛИ СОЮЗНИКИ?

Надо сказать, что эту проблему в “Газпроме” понимают даже лучше, чем российские высокопоставленные чиновники от экономики. Газовый концерн достаточно широко рекламирует свою инвестиционную программу, в рамках которой он собирается закупать часть необходимого ему оборудования у российских машиностроителей и прежде всего у оборонных предприятий.

Инвестиционные проекты газового монополиста на внутреннем рынке пока еще находятся в зачаточном состоянии. Компания заключила соглашения о сотрудничестве с ведущими отечественными производителями авиационных двигателей (АО “Пермские моторы”, Казанским АО “НИИ Турбокомпрессор”, Самарским АО “Двигатели НК” и Уфимским моторостроительным ПО) о разработке и последующем внедрении газоперекачивающих агрегатов различной мощности. На данный момент у всех потенциальных претендентов на заказы “Газпрома” работа над этой продукцией находится лишь на стадии изготовления опытных образцов. В итоге, после подведения результатов испытаний, окончательный заказ на серийное производство в 1997 г. получит лишь часть этих предприятий. Примерно на такой же стадии находится сотрудничество компании с Выксунским трубным заводом и Нижегородским НИИ измерительных систем.

Помимо этого, газовики при участии крупнейшего европейского концерна “Ивеко” стали соучредителями созданного на базе Уральского автозавода совместного предприятия, который будет выпускать тяжелые грузовики в северном исполнении. У газовиков есть и другие инвестиционные проекты. Например, созданная “Газпромом” и еще 27 предприятиями компания “Росшельф” нацелена на освоение новых газоконденсатных месторождений на шельфе Баренцева моря. Однако, по всей видимости, основные работы в этом направлении начнутся лишь после 2000 г. Таким образом, амбициозные инвестиционные проекты “Газпрома” положительно могут сказаться на состоянии достаточно узкого круга российских машиностроителей, да и то в не самой близкой перспективе.

ИНВЕСТИЦИИ ИНВЕСТИЦИЯМ РОЗНЬ

С точки зрения долгосрочной стратегии развития отечественного наукоемкого сектора экономики, инвестиционная активность газового монополиста противоречива. С одной стороны, хотя бы небольшая часть машиностроителей получает дополнительные заказы в рамках своей широкой специализации, что дает возможность выжить в условиях затянувшейся инвестиционной паузы. Однако, с другой стороны, это грозит, в более далекой перспективе, полной переориентацией этих производителей на нужды ТЭКа и сокращением производственной базы наиболее перспективной наукоемкой отрасли отечественной индустрии – самолетостроения.

В этом смысле характерен конфликт между руководством АО “Рыбинские моторы” и тандемом, состоящим из правительства и “Газпрома”, по поводу продажи государственного пакета акций этого предприятия газовому монополисту. В принципе, такой исход дела должен быть выгоден для ярославских машиностроителей, так как гарантирует им платежеспособный спрос на необходимые “Газпрому” газоперекачивающие установки. Теоретически включение АО “Рыбинские моторы” в крупнейшую газовую империю мира не означает, что на нем навсегда будет приостановлено производство профилирующей продукции. Например, американская корпорация “General Electric”, с которой сотрудничают как “Газпром”, так и рыбинское объединение успешно справляется с производством авиационных моторов и газоперекачивающих установок одновременно. Однако, трудно предположить, что государство в нынешних условиях найдет достаточно средств, чтобы реанимировать на этом предприятии производство усовершенствованных двигателей, которые крайне нужны для начала серийного выпуска отечественных самолетов нового поколения. Таким образом, не без участия “Газпрома” намечается тенденция, когда отечественное машиностроение теряет самостоятельный статус и становится придатком сырьевых отраслей отечественной экономики.

ПРИВАТИЗАЦИЯ

Колоссальные масштабы “Газпрома” и амбициозность его руководства поражают не только отечественных наблюдателей, но и западных аналитиков. С легкой руки одного из них за этой компанией закрепилось прозвище “Большой Брат”. В этой связи, наиболее остро дискутируемым вопросом остается целесообразность создания интегрированной негосударственной компании, в распоряжении которой находится приблизительно 49 трлн. куб. м. доказанных запасов газа или, как минимум, 20% мировых. Ссылки руководства Газпрома на организационную неделимость отрасли в силу неразрывности технологических взаимосвязей между добычей, транспортировкой, хранением и распределением голубого топлива небесспорны.

Хорошо известно, что такая модель реорганизации газовой промышленности России не соответствовала позиции руководства Минтопэнерго и Антимонопольного комитета, которые предлагали для стимулирования конкуренции в этой сфере разделить всю отрасль на несколько компаний. Чисто организационно это можно было бы сделать, создав на базе крупнейших газодобывающих объединений в Надыме, Уренгое и Ямбурге независимые акционерные общества. Проблему неразрывности технологического процесса можно было бы решить на базе той модели, которая была применена при реорганизации нефтяной промышленности. Для этого требовалось закрепить за каждой из этих компаний отдельные региональные рынки и квоты на экспорт, сохранив под более жестким контролем государства всю систему газопроводной инфраструктуры.

Непонятно, почему при реорганизации нефтяной промышленности можно было сочетать приоритеты развития конкурентной среды, столь высоко оцениваемые в программных заявлениях правительства, и одновременно сохранять хотя бы минимальный государственный контроль за деятельностью основных производителей, а при реорганизации газовой отрасли – нет. Отсутствие четких правил игры, постоянная перетасовка членов вновь формируемых нефтяных компаний не идет на пользу и этой отрасли отечественной экономики. Однако, следует признать, на рынке нефти и нефтепродуктов достаточно быстро формируется конкурентная среда, и нефтяные концерны все чаще вынуждены снижать цены для того, чтобы приспособиться к имеющемуся платежеспособному спросу.

Даже если признать приоритет сохранения организационной целостности газовой промышленности, то возникает вопрос, почему государство должно выпускать из рук отраслевой комплекс, на который приходится 22% всей мировой добычи газа. Точная реальная стоимость “Газпрома” неизвестна даже его руководству, однако, и оно не исключает, что она может быть не меньше 1 трлн. дол. Вопросы перераспределения газовых богатств страны в ходе особой модели приватизации отрасли уже не раз обсуждались в прессе и поэтому хорошо известны читающей публике.

КТО КОГО КОНТРОЛИРУЕТ

В этой связи, на наш взгляд, наиболее сущностной проблемой является постепенная потеря государственного контроля над газовым гигантом, который не только распоряжается значительной долей природных богатств страны, но и является полным монополистом на внутреннем рынке России (более 90% поставок газа внутри страны). Казалось бы, этот вопрос в большей или меньшей мере решен, так как в состав Совета директоров компании вошли такие высокопоставленные чиновники, как первые заместители министров топлива и энергетики, экономики, финансов и ряд других. Однако тот факт, что попытки этих министерств установить более жесткий финансовый контроль над “Газпромом” сопровождаются немалыми трудностями, а некоторые члены Совета директоров, уполномоченные осуществлять со стороны государства беспристрастный надзор над деятельностью газовой компании, выступают против подобных акций своего непосредственного руководства, заставляет задуматься о многом. Государственные чиновники слабо защищены от произвола вышестоящих начальников и поэтому их желание подстраховаться на “черный день” и заранее подыскивать себе новое место в коммерческих структурах вполне естественна. Сама система организации государственной службы, когда уволенный чиновник может без проблем устроиться в различные негосударственные структуры, которые он курировал по старому месту службы, расходится с общепринятой практикой всех цивилизованных стран и приводит почти к полному параличу контроля общества и государства над крупнейшими коммерческими структурами. Собственно, данное обстоятельство и является одной из главных предпосылок номенклатурного корпоративизма российского образца.

ГОСУДАРСТВО В ГОСУДАРСТВЕ

На фоне вполне очевидной слабости государства доминирующее значение в руководстве “Газпрома” приобретает его правление и прежде всего его председатель Р.Вяхирев. О том, что именно он и группа близких к нему администраторов ощущают себя реальными собственниками, свидетельствует его заявление на последнем собрании акционеров компании, о том, что они будут сами решать, продавать или не продавать 10% акций за рубеж в зависимости от исхода будущих парламентских выборов. Любопытно, что этого хозяйственника абсолютно не смущает вся нелепость ситуации, когда он берет на себя конечное решение судьбы газовых богатств страны, которые пока еще на 40% являются собственностью государства и, следовательно, всего российского народа в целом, и при этом еще шантажирует избирателей.

Подобные претензии руководства компании не безосновательны, так как, не считая долей закрепленных за коллективами газовых предприятий (15%) и среди населения полностью зависимого от “Газпрома” Ямало-Ненецкого автономного округа, акционерный капитал компании был распылен среди многих сотен тысяч некорпоративных акционеров, которые просто не в состоянии объединиться, чтобы что-либо противопоставить нынешнему правлению. Кроме того, обмен акций на ваучеры осуществлялся на региональных закрытых аукционах, в соответствии с распределением мощностей газового комплекса по территории страны, что позволило дополнительно увеличить среди акционеров долю нынешних и бывших работников компании. Последнее обстоятельство дает руководству газового монополиста дополнительные рычаги по воздействию на Собрание акционеров.

Более того, правление РАО “Газпром” не оставляет попыток ослабить возможности государства по контролю за этой компанией за счет еще большего сокращения принадлежащего федеральному правительству пакета акций. По всей видимости, именно эту цель преследовал Р.Вяхирев, когда на заседании экономической ассоциации “Черноземье” в Курске выступил с инициативой по продаже 15% акций, находящихся в собственности государства, для финансирования программы газификации Центрального региона страны. Одновременно предпринимаются все усилия, чтобы предотвратить доступ к акционерному капитала “Газпрома” других сильных отечественных корпоративных структур, например, консорциума российских банков, которые в обмен на предоставление кредита правительству могут претендовать и на “газовую” часть государственной собственности.

Если наметившиеся тенденции получат продолжение и в будущем, то в России возникнет самостоятельное “государство в государстве”, которое не только приобретет самодовлеющее значение в отечественной экономике, но и, в силу своего финансового могущества, сможет оказывать существенное влияние на политическую и общественную жизнь страны, рассматривая ее как арену приложения собственных лоббистских интересов. Таким образом, в народном хозяйстве страны на долгие годы закрепится ситуация, когда межотраслевой переток капиталов, механизм инвестиций и другие составляющие экономического процесса будут определяться не целенаправленной структурной политикой государства и даже не столь любимой нашими либералами “всемогущей рукой” рынка, а достаточно случайными “внеэкономическими” факторами, которые обусловлены связями и амбициями наиболее мощных корпоративных структур.

ВСЕ ЛИ, ЧТО ХОРОШО ДЛЯ ГАЗПРОМА, ХОРОШО ДЛЯ РОССИИ?

“Газпром” является весьма важной и перспективной частью отечественной экономики. И он не должен быть заложником мелких политических интриг и изменения всевозможных раскладов на политическом Олимпе страны. Но он и не должен становиться “священной коровой”, когда весь промышленный комплекс России как бы превращается в придаток только лишь одной отрасли народного хозяйства, а шансы на выживание отечественных машиностроителей напрямую привязываются к узкоотраслевым интересам газового гиганта. В стране должны быть созданы условия для действенного государственного контроля за естественными монополистами, для эффективного накопления и самовоспроизводства капитала во всех ключевых отраслях экономики, в том числе и наукоемких, а разговоры о структурной политике на основании согласования интересов экспортных и неэкспортных секторов экономики наполнены реальным содержанием. В конце концов, в долгосрочной перспективе от этого выиграет “Газпром” и другие производители сырья и полуфабрикатов страны. И тогда возможно пресловутый лозунг “Все, что хорошо для “Газпрома”, хорошо для России” трансформируется в свою противоположность “Все, что хорошо для России, хорошо, в частности, и для “Газпрома”.


 Издательский Дом «Новый Взгляд»


Оставьте комментарий

Также в этом номере:

ВНИМАНИЕ! НА СТАРТ!
ДЖАЗОВОЕ ОТКРЫТИЕ ОТДЕЛЕНИЯ “АЛЬФА-БАНКА” НА СИРЕНЕВОМ БУЛЬВАРЕ
Введение
Обострение экономического кризиса осенью этого года
ОРАНЖЕРЕЯ ВУНДЕРКИНДОВ
КОНЕЦ БЛОКА РЫБКИНА?
КАК ЗАДУШИТЬ СПРУТА
КОМУ ЖИВЕТСЯ ВЕСЕЛО, ВОЛЬГОТНО НА РУСИ?


««« »»»