Его должны любить женщины. Уверенный в себе, степенный, сильный, высокий, почти достигший пятидесяти лет и внешне не тянущий даже на сорок. Опять же — ореол: кино, более ста картин за плечами, головокружительные трюки и все такое прочее.
Но внешняя стать и романтический имидж — это еще далеко не все, чем продиктован интерес к Александру ИНШАКОВУ. Ему есть что рассказать.
— Александр, я окончательно запутался, пытаясь самостоятельно разобраться, в каком из качеств лучше всего вас представить читателям. Уж больно много ипостасей у вас насчитывается. Давайте загибать пальцы. Во-первых, бизнесмен. Во-вторых, киноактер. В-третьих, каскадер. В-четвертых, спортсмен. Что же все-таки главное?
— Вы же понимаете, главное выделить очень сложно. Все относительно: кто скажет, что первое, а что второе? Одно всегда дополняет, помогает другому. Скажем, работа в кино не приносит особых дивидендов, следовательно, нужен бизнес, который позволяет получать средства к существованию. Поэтому можно говорить, что к кино я отношусь как к хобби, а к бизнесу как к необходимости.
К слову, грамотно зарабатывать деньги я научился давно. Достаточно сказать, что первую солидную сумму я получил году в 74-м. Был я в то время председателем клуба “Дог”.
— Так вы еще и собачник?
— Еще какой! Выходит, мы с вами пятую ипостась упомянуть забыли? Так вот. В 74-м году ко мне и моим товарищам обратились с предложением взять под охрану сады одного из крупнейших подмосковных совхозов, выращивавшего клубнику, яблоки, другие ягоды и фрукты. Земли этого хозяйства примыкали к московской окружной дороге, поэтому не было отбоя от желающих полакомиться за чужой счет. Мы собрали команду человек в сто и вместе с нашими верными псами довольно быстро навели порядок в округе. Дирекция совхоза сдержала слово и заплатила нам обещанное. Я впервые узнал, что такое настоящие деньги. При тогдашней средней зарплате рублей в 120 — 130 я за летний сезон получил столько, что смог купить автомобиль, первый в своей жизни.
Я почувствовал, что деньги являются достаточно важным компонентом нашей жизни, и постарался сделать так, чтобы никогда впредь не испытывать нужды в дензнаках. До сей поры мне удавалось с этой задачей справляться. Разные были периоды: что-то покупал, что-то продавал. Сейчас, например, пробую себя в общепите — стал совладельцем нескольких московских ресторанов.
При этом деньги никогда не становились для меня самоцелью. Параллельно я занимался спортом — бегал, прыгал, боролся. Спорту в общей сложности я отдал лет тридцать жизни и абсолютно об этом не жалею.
Вы хотите, чтобы я продолжил рассказ о других своих пристрастиях и занятиях? Когда в стране началась перестройка, ребята обратились ко мне с предложением создать при Академии творчества СССР творческо-производственный центр — ТПЦ, в который вошла группа молодых и перспективных художников. Мы даже сумели открыть в Берлине что-то вроде своего салона-магазина. В 1991 году я был выбран президентом Ассоциации каскадеров тогда еще Советского Союза. Работа в ассоциации всегда приносила много забот, сегодня их стало неизмеримо больше. С трюками сейчас проблема, они ведь требуют дополнительных затрат от производителей кинокартин, поэтому, даже снимая экшны, приключенческие ленты, стараются сэкономить именно на каскадерах. Ассоциация же представляет интересы коллег по цеху и бьется за то, чтобы все было сделано на совесть, чтобы риск не превышал разумные пределы.
— Словом, ассоциация выполняет функции профсоюза, защищающего права своих членов?
— Можно и так сказать. Мы объединили под своей крышей ведущих исполнителей трюков в нашей стране, настоящих профессионалов. Сейчас нас более ста человек, хотя постоянно работающих в кино, думаю, насчитывается десятка три.
— Слышал, вы недавно закончили съемки собственной картины. Наверное, постарались заложить в сценарий должное количество трюков, чтобы обеспечить работой себя и своих коллег?
— Совершенно верно. Снять фильм собирался давно. В кино я пришел году в 78-м и с тех пор снимался регулярно. Работая в десятках картин в качестве каскадера, актера, постановщика трюков, я постоянно ловил себя на мысли, что мне хочется проверить себя в самостоятельном полете.
Когда я сыграл у режиссера Сергея Тарасова в главной роли в картине “Цена сокровищ”, Сергей Сергеевич пригласил меня в следующем фильме выступить уже в качестве сорежиссера. Лента планировалась приключенческая, по мотивам романа Вальтера Скотта. Звучало все заманчиво. Я был морально готов к предложению попробовать себя в режиссуре, поэтому дал согласие. Как выяснилось вскоре, это был довольно легкомысленный поступок. Едва начались съемки, как тут же всплыло, что денег нет. Поскольку я не могу бросать начатое дело, то пришлось включаться. Нашел деньги, нашел людей, готовых помочь на первых порах. Потом в качестве продюсера выступал уже самостоятельно. Выехали в Турцию на натурные съемки, отсняли большую часть материала, и тут я окончательно убедился, что картина катит явно не в ту степь. Кино получалось малоинтересное, некоммерческое. Поскольку же я вложил в производство изрядные средства, то был заинтересован если не в полном их возврате, то хотя бы в частичной компенсации за счет проката. Пришлось практически полностью переделывать сценарий. Сергей Тарасов на это не пошел, но так как права на картину были уже у меня, замена состоялась. Новый сценарий написал Валерий Приемыхов, а сорежиссером я позвал Михаила Туманишвили. Закрутилось по новому кругу. Следующее лето мы опять провели на съемках в Турции. Отснятого материала оказалось очень много. Не секрет, что снимавшему дорог каждый метр пленки, каждый исполненный трюк, все хочется вставить в картину. А в результате вместо динамичного двухчасового фильма получается затянутая восьмичасовая эпопея без четкого сюжета. Словом, мы пригласили Ираклия Квирикадзе, замечательного режиссера и сценариста, гениального мастера монтажа.
Все. Фильм практически завершен, идет озвучание. Мне даже трудно в это поверить, но, кажется, это факт. По отзывам специалистов, которые уже успели посмотреть картину, у нас таких лент давно не было. Хочется верить, что это не вежливые комплименты не желающих меня обидеть людей, а объективная оценка сделанного.
— А в чем заключается сюжет фильма?
— Константинополь. Лето. Рыцарский турнир. Кони, копья… Неожиданно зритель понимает, что все это — второй план, а на первом — съемки исторического фильма об этих самых рыцарях. Производство картины приостанавливается, так как нет денег. Знакомая картина, особенно в свете только что рассказанного мною? Так вот. Группа каскадеров, снимающихся в ленте, решает самостоятельно заработать недостающие средства и сделать по заказу немецких клиентов довольно сложный технический трюк — прыжок с вертолета на трех мотоциклах с высоты две тысячи метров. Трюк проходит удачно, но немцы просят сделать еще один дубль. Во время повторения прыжка один из каскадеров разбивается. Разумеется, ни о каком продолжении съемок фильма не может быть и речи. Труппа возвращается и в Москву, и тут вдруг выясняется, что случившееся в Турции было вовсе не несчастным случаем, а подстроенной провокацией. Всплывают мафиозные дела: оказывается, артисты были использованы наркодельцами для перевозки в Россию своего груза — известно ведь, что киногруппы редко тщательно досматриваются таможней. Словом, в картине начинается чистый детектив с элементами боевика — погони, стрельба, драки, рэкетиры… Такой сюжет.
— Под ним лежит реальная основа?
— Нет, это чисто плод воображения Валеры Приемыхова.
— Трюк же, надо полагать, придумка каскадеров?
— Да, такого еще не было. В картине целый ряд уникальных трюков.
— Уникальных для нас? Или вы берете за точку отсчета мировые критерии?
— Разумеется, мы постоянно держим в уме американцев, Голливуд. Мы выглядим бедными родственниками янки, если говорить о материальной стороне дела. Наши каскадеры рискуют головой, в буквальном смысле на голых руках висят над пропастью, без парашютов прыгают с самолета, а за американцев отдувается техника. Большая часть голливудских трюков совершается, чтобы вы знали, не на натуре, а на экранах мониторов — компьютерная графика, искусный монтаж. Культура съемки — особый разговор. В Голливуде есть специальные операторы, которые снимают только трюки.
И тем не менее, для меня нет сомнений, что по уровню профессионального мастерства большинство наших ребят выше американцев. Те отыгрываются за счет, повторяю, технических возможностей, мы же рискуем здоровьем и жизнью.
— Я слышал, были у вас и ЧП.
— Были. Несколько лет назад на международных соревнованиях во Франции разбился Саша Карин. Трюк, который наши ребята пытались поставить, вынудил французов называть делегацию из России русскими самоубийцами. По нашим меркам, это был достаточно обычный трюк, просто Саше не повезло. Он сломал позвоночник и остался жив только потому, что это случилось в Европе, а не в России. По мере возможностей мы стараемся помогать Саше.
Вообще тема ЧП весьма неприятна, мы стараемся о ней вслух не говорить. Не то, чтобы суеверие, но…
Понимаете, травмы в нашей профессии неизбежны, другое дело, что травма травме рознь. Трюк порой занимает доли секунды, а подготовка к нему растягивается на месяцы. Правда, бывают и моменты, которые не просчитаешь. В целом же, неприятности нередко случаются из-за халатности и разгильдяйства. Кстати, на съемочной площадке травмы редки. Куда чаще ЧП приключаются в процессе подготовки к работе или же после нее, когда человек расслабляется и теряет контроль над ситуацией. Случается и элементарное невезение. Простейшее падение с лошади может закончиться плачевно, стоит полениться и не проверить, нет ли какой-нибудь скрытой ловушки в траве, в которую предстоит падать. Можно наткнуться на булыжник и очнуться на больничной койке. Потом уже поздно рассуждать о том, что знать бы, где споткнешься…
— А вас Бог миловал от серьезных передряг?
— Обошлось. Всегда отделывался ушибами, небольшими переломами, хотя и лошадьми накрывало, и с высоты падал, и горел, и тонул, и в автомобиле кувыркался. Может, дело, действительно, в том, что я самостоятельно готовился к трюку.
— У вас есть свой конек?
— Как специалист по рукопашному бою я начинал с постановки драк. Потом вокруг меня сплотилась группа ребят, человек шесть-семь, и этим составом мы стали сниматься в разных картинах. Среди нас были конники, борцы, стрелки, автомобилисты. Я смотрел, как работают другие, запоминал, учился. Постепенно стал специалистом широкого профиля, универсалом. Например, в трюках с лошадью для меня самым сложным было постижение искусства езды, поскольку падать я умел — все-таки гимнаст.
Потом освоил разные виды оружия — холодного, огнестрельного.
— За какую ставку вы работали?
— Самый сложный трюк стоил, дай Бог памяти, 56 рублей. Хоть ты с самолета падаешь, хоть из поезда выпрыгиваешь — значения не имеет.
— А страховка была?
— Перед началом съемок мы писали, что претензий ни к кому иметь не будем. Какая могла быть страховка? О риске, признаться, тогда мало кто из нас думал, всех увлекала работа, романтика. Каскадеры ведь немножко не от мира сего, чудаки.
— По идее, в нашей жизни и без того есть место подвигу, зачем же искать дополнительные трудности? На мой взгляд, несколько странновато выглядят люди, делающие риск основой профессии.
— Не риск, а преодоление. Есть много профессий, сопряженных с риском. Возьмите летчиков-испытателей, спецназовцев или пожарных.
— Это все-таки другое. Они вынужденно идут на нож или в огонь, вы же сами создаете себе проблемы, причем извращаетесь, чтобы трюк был понавороченней, значит, рискованней.
— Не буду спорить. Все мы по-своему двинутые, фанатики. Все время идет внутреннее соревнование, спорим, кто кого переплюнет по сложности. Тот, в ком нет куража, в нашей профессии не задерживается.
— Семейных среди каскадеров много?
— Это больной вопрос. Быть влюбленной в отважного и бесстрашного — это одно, стать его спутницей жизни, ждать, волнуясь, без конца перебинтовывать травмы и ушибы — другое. Не все женщины на это способны.
— А вас жена к кино не ревнует?
— Ревнует. Она и киностудию “Мосфильм” поэтому не любит. Дома у нас есть несколько видеокассет с моими работами, но помню только пару случаев, когда Марина эти кассеты смотрела.
— На съемочной площадке вам приходилось сталкиваться со многими нашими известными актерами. А в жизни вы поддерживаете отношения?
— Мой хороший приятель Леня Ярмольник. Регулярно общаюсь с Сашей Абдуловым, Олегом Янковским, Андреем Макаревичем. Был дружен с погибшим Владом Листьевым. Круг знакомств очень обширен. Все-таки в кино я уже больше десяти лет, почти двадцать.
— Вы кого из знаменитостей дублировали?
— Ой, за многих убиваться приходилось. Например, за Гойко Митича. Помните, звезду из фильмов про индейцев киностудии ДЕФА?
— Чингачгук, Винниту… Неужели Гойко не сам делал трюки?
— В картине “Сердце пиратов” я работал за Митича. Мы оказались с ним очень похожи. Поэтому я вместо Гойко прыгал, скакал, дрался. К слову, по нашим каскадерским понятиям, Митич был очень непластичным, корявым.
Из наших актеров я дублировал Анатолия Кузнецова в сериале “Ответный ход”. Выбегал на взлетную полосу, прокатывался под взлетающим самолетом. Вместо Лени Ярмольника в “Человеке с бульвара Капуцинов” падал с 16-метровой высоты, стрелял, в “Коте в сапогах” лазал по деревьям, прыгал. Работал и с Караченцовым, и с Янковским, и с Абдуловым. Со многими, нет смысла перечислять.
— Есть трюки, которыми вы гордитесь?
— Как-то не задумывался над этим. Мне больше памятна работа моих товарищей, поскольку за них всегда переживаешь больше, чем за себя.
— А в своем фильме вы трюки делаете или доверяете это более молодым?
— Кое-что играю сам, так, по мелочи.
— Например?
— Машина меня сбивает, еще что-то… Ничего особенного.
— Скромничаете?
— Наоборот, реально оцениваю собственные силы.
Разумеется, я мог сниматься в своей картине во всех трюках, включая самые сложные. Но ради чего это делать? Ведь в любой момент можно случайно травмироваться и остановить этим весь процесс кинопроизводства. Я же играл главную роль. Поэтому в особенно опасных моментах, как, например, прыжок на машине через платформу, меня дублировали. Повторяю, мне и самому было по силам сыграть, но где гарантия, что машина приземлится нормально, и я не получу синяк под глаз или шишку на лоб, из-за чего сниматься не смогу? Это совершенно нормальный профессиональный подход к делу, здесь ничего нет ни унизительного, ни оскорбительного. На предыдущей картине я все трюки делал сам, и во время одного из дублей, когда я совершал каскадное падение с одной крыши на другую, а потом на землю, меня накрыл второй каскадер и травмировал голеностоп. В результате всю вторую часть картины я хромал, несмотря на недельный курс реабилитации. А по сценарию было много драк, погонь, естественно, моя подвижность снизилась, от чего пострадала картина. Вот почему многих звезд в рисковых ситуациях и заменяют каскадеры — дешевле станет.
— Вы назвали себя гимнастом, между тем я знаю, что у вас черный пояс по карате. И в спорте добивались универсализма?
— Дело в том, что мой отец работал преподавателем физкультуры, и я с четырех лет пропадал на спортплощадке. Зимой — лыжи, коньки, летом — мяч, бег. Первым же серьезным увлечением стала спортивная гимнастика. Я занимался ею 17 лет, был мастером спорта, выступал за разные команды и сборные. Потом я увлекся спортивными единоборствами. Мне с детства нравились бокс, борьба. У мальчишек вечно присутствовал культ силы. Так было всегда, а в мое время особенно. Тогда ведь никаких особенных развлечений не было, кроме драк и физкультуры. Я предпочитал второе. Прошел через бокс, борьбу, дзюдо, самбо. Тренировался в ЦСКА у Льва Борисовича Турина, Бориса Павловича Мищенко. Вспоминаю этих людей с благодарностью. На моих глазах боролся даже легендарный Олег Степанов, получивший бронзовую медаль по дзюдо на олимпиаде в Токио. Может, помните, тогда в решающей схватке с чемпионом мира из Японии Олег провел прием, но судьи его не засчитали, поскольку не могли поверить, что японец проигрывает. Вышел скандал, у Олега отняли заслуженную победу, а тренер того японца умер от разрыва сердца прямо во Дворце спорта, не смог пережить позора. Вот какие учителя у меня были… В 79-м году я стал первым абсолютным чемпионом Москвы.
— Много у нас в стране обладателей черного пояса?
— Настоящих, думаю, немного. Понимаете, карате — это ведь не только борьба, но и философия. Среди нынешних спортсменов практически не осталось тех, кто понимает дух карате. Это печально. Нам на смену пришли не каратисты, а физкультурники. Чтобы далеко не ходить за примерами, скажу, что когда я профессионально занимался карате, то специально искал противников, с которыми можно было бы сразиться по-настоящему. Мы работали не на очки, а вели контактный бой. Даже проводили специальные соревнования по контактному карате.
— Это ведь запрещено.
— Мы это делали. Мы встречались на ринге или татами с представителями других единоборств — борцами, боксерами. Не могу сказать, что всегда побеждал, иногда получал, но ведь даже проигрывая, учишься. А теперь попробуйте вытащить на бой нынешних мастеров с черным поясом. Ха! В начале июля мы проводили в Москве первый международный чемпионат Евразии по боям без правил. Думаете, многие каратисты откликнулись? Я бы в свое время бегом помчался, нынешние же — боятся. Не подготовлены, не уверены в себе. Только и остается пугать друг друга в подворотнях черными поясами.
— А вам кого-нибудь по этим самым подворотням распугивать приходилось?
— Не так часто, слава Богу. Когда ты уверен в своей силе, нет нужды ею бравировать. Те же, кто предполагал на тебя наехать, тоже верно просчитывают ситуацию и на рожон не лезут.
— И против оружия устоять можете?
— О каком оружии вы говорите?
— Скажем, против пистолета.
— Это очень серьезная штука. Против нее руками не помашешь.
— Вы оружие любите?
— Конечно.
— Дома храните?
— Да.
— И разрешение имеется?
— Разумеется.
— Наверное, коллекцию пистолетов и всего такого прочего собираете?
— По мере возможности.
— А возможности есть?
— Скромные возможности. Коллекционирование оружия требует много свободного времени и массы денег. Скажем, мой приятель бизнесмен увлекается этим делом всерьез. У него есть и арбалеты средневековые, и рыцарские доспехи, и японские мечи. Товарищ и на аукцион “Сотби” специально летает, чтобы нужную вещицу ценой в десятки тысяч долларов купить, и все мировые каталоги перерывает. Я не такой фанат. Это дорогое удовольствие, хотя, конечно, когда берешь в руки настоящий самурайский меч, которому более тысячи лет, дух замирает.
— При себе вы оружие носите?
— Глядя, что происходит на наших улицах, я понимаю, что оружие не помешает, но понимаю, что в критической ситуации пистолет или нож не спасут. Если уж решили убить…
— Вы охотник?
— Нет, я животных не могу убивать. У меня ведь у самого дома живут собаки. Сейчас я даже готовлюсь издать книгу “Доги и бульдоги”, которую написал вместе с товарищем Евгением Цигельницким. Без ложной скромности скажу, что мы провели огромную, титаническую работу. В книге содержится подробное описание 68 пород. Ничего подобного в нашей стране еще не издавалось.
— Вы сами какую породу псов предпочитаете?
— Я люблю крупных собак. Всю жизнь у меня были немецкие доги, а сейчас я переквалифицировался на мастиффов, относящихся тоже к догообразным. Это моя давняя мечта, и я рад, что она наконец осуществилась.
— Сколько же у вас мастиффов?
— Целых три.
— Это редкая порода в России?
— Не слишком распространенная, верно.
— Дорогие собачки?
— Все относительно. На Западе собаки намного дешевле, чем у нас. Я специально ездил в Англию, чтобы взять щенков из хорошего питомника. Перепахал всю страну, был на многих выставках, пока не нашел, что искал — максимального крупного щенка. На поездку у меня ушел месяц, за щенка я заплатил полторы тысячи фунтов стерлингов, дорога обошлась еще в несколько сотен. Все. А в Москве самый захудаленький мастифф может потянуть на пять-шесть тысяч долларов. То есть здесь все равно вышло бы дороже. Но я ведь брал то, что хотел.
— Купили в Англии одного, а сейчас у вас уже целых три пса. Потомство?
— Нет, сука и кобель привезены из Англии, а самый первый пес московского разведения, хотя родители у него американцы. Старшему из моих гвардейцев уже пять лет, остальным — по три года.
— Мастифф — злая собака?
— Не бывает собак злых или добрых. Все зависит от хозяина. Сколько страстей было в прессе вокруг питбулей. На самом деле, это очень спокойная, уравновешенная порода. В руках дурака любая собака озвереть может.
Понимаете, для меня собака — это член семьи. Зачем же я буду воспитывать рядом с собой рычащее на меня и кусающееся существо? Нет, мы дружим. Мы с женой пока живем за городом, снимаем дом, поэтому можем вволю гулять, бегать на природе со своими псами. Если бы я жил в центре Москвы, наверное, вынужден был бы отказаться от одной или двух собак. Я вообще не понимаю, как можно держать животное в городе. Собственно, понимаю… Я потому и ушел в свое время из клуба “Дог”, что вокруг клуба стали собираться люди, совершенно чуждые собакам. На своих псов они смотрели как на средство обогащения. Нажива на щенках — единственное, что движет этими, с позволения сказать, хозяевами собак. А потом удивляемся, почему в Москве такое плачевное состояние с большинством пород. А как может быть иначе при таком отношении к животным? Я ушел из этой помойки.
— Расставаться с собаками приходилось?
— Это самое тяжелое, что может быть. Я четырех псов похоронил. Ужасно! Каждый раз казалось, что больше никогда собаку не заведу, чтобы снова не переживать эту горечь прощания. А потом проходит какое-то время, и начинаешь чувствовать, что чего-то в жизни не хватает — и снова покупаешь щенка.
— Вы сказали, что снимаете дом. Хотите перебраться за город?
— Да, строим себе новое жилье. Это очень серьезное событие для нас с Мариной. Считаю, что каждый человек должен посадить дерево, воспитать ученика, построить дом и родить ребенка. Думаю, уже не одна моя роща зеленеет, на отсутствие учеников тоже пожаловаться не могу, дом строю, осталось последнее. Дети — это впереди. Как только дом будет готов, можно будет и о наследниках подумать.
— Успехов.
