ПОСЛЕСЛОВИЕ К ДИСКУССИИ О СОБЫТИЯХ В БУДЕННОВСКЕ

(“НЕЗАВИСИМАЯ ГАЗЕТА”, ИНСТИТУТ МЕЖДУНАРОДНЫХ ЭКОНОМИЧЕСКИХ И ПОЛИТИЧЕСКИХ ИССЛЕДОВАНИЙ РОССИЙСКОЙ АКАДЕМИИ НАУК (ИМЭПИ РАН)

20 ИЮНЯ 1995 ГОДА

Стенограммы нашей дискуссии не существует. Техника не сработала. И я думаю, слава богу. Наша встреча друзей “Независимой газеты” состоялась на следующий день после освобождения заложников в Буденновске. Все мы, по крайней мере значительная часть дискутантов, были во взвинченном состоянии, мыслили доминантой “так жить дальше нельзя”, а потому, вольно или невольно, доводили каждый тезис до крайности, обостряя спор до возможного предела. Правда, к счастью, все обошлось. Пивом и водой никто друг друга не обливал. Хотя был момент, когда мужественный Дискин готов был вызвать на дуэль Миграняна.

Но все же, я думаю, есть смысл воспроизвести логику нашего ожесточенного спора, ибо он, на мой взгляд, поучителен во многих отношениях.

Он, во-первых, показал подлинную цену наших аналитических способностей, а возможно, подлинную цену обществоведения.

Когда я, спустя неделю, попытался восстановить в памяти существо спора, объяснить причины жесткости и причины нашей дискуссии, то обнаружил, что мы, присутствующие, были разделены задолго до того, как начали исследовать причины и последствия трагедии в Буденновске.

Сопоставляя исходные, ключевые позиции дискуссии, я обнаружил, что они целиком и без остатка детерминированы нашим предшествующим политическим выбором. Наука и анализ во всей этой истории вещь второстепенная, вторичная. И даже умственные способности, природная способность к рефлексии мало что меняют. Сначала ученый, исследователь делает свой политический выбор, совершает его в силу эмоционального строя души, различного рода жизненных соображений, а иногда и в зависимости от независящих его пристрастий, а потом уже использует всю силу своего природного дарования, всю силу своего ума, чтобы доказать верность когда-то совершенного выбора.

Если смотреть с позиции сегодняшнего дня, то мы, дискутанты, а, вернее, вся российская интеллигенция разделились на “победителей”, на тех, кто не побоялся взять на себя ответственность за все политические решения Ельцина, кто связал с его именем и свое имя и свою политическую карьеру; и на “проигравших”, на тех, кто в силу целого ряда соображений дистанцировался или противостоял Ельцину как политику.

Я взял слово “победители” в кавычки, но отношусь к сказанному серьезно. Ельцин действительно победитель и его влияние на историю существенно. Политическая победа – это существенный аргумент в споре о судьбах России. В равной мере как победа Ленина в октябре 1917 – самый важный аргумент в споре об альтернативах России. Поэтому те, кто сознательно поддержал Ельцина и в декабре 1991 года и в сентябре 1993 года, действительно являются теми, кто победил в политической борьбе. Те же, кто дистанцировался и противостоял Ельцину и накануне распада СССР и накануне трагедии 3 и 4 октября, действительно проиграли. Они не сумели переломить ход событий и оказались в роли вечных оппонентов.

Поэтому, на мой взгляд, и важно, и интересно еще раз приглядеться и к логике тех, кто видел, куда идет наша русская история, и к логике тех, кого Россия не слушала и не слушает.

Характерно, что даже в таких чисто технологических вопросах, как предмет дискуссии и обсуждения, мы разделились.

Те, кто “не с Ельциным”, пытались максимально сдвинуть предмет разговора назад, ко временам распада СССР, мыслить так, как будто альтернатива развития еще существует.

“Победители” – участники дискуссии наложили вето на обсуждение этих вопросов. С их точки зрения, все эти проблемы, связанные с распадом и последствиями распада СССР, в этом же кругу уже сто раз обсуждались и на семинарах в ИМЭПИ РАН, и на заседаниях “Клуба-93”, и на семинарах Горбачева. Что толку от того, что мы еще раз выскажем друг другу то, что и так мы многократно высказывали. Сейчас надо думать о дне сегодняшнем, о том, как укреплять и спасать новую российскую государственность, о том, как сохранить стабильность и складывающуюся консолидацию политической элиты. С точки зрения победителей существовавшая когда-то альтернатива развития сегодня уже не может быть критерием оценки, аргументом в споре.

Альтернативный вопросник был составлен Андраником Миграняном и Владимиром Пастуховым на ходу и он весь был сконцентрирован на проблеме стабильности. По крайней мере первые два часа дискуссии никто, кроме Виталия Третьякова, не нарушал установленные табу, не вспоминал о прошлом, не раскрывал логику соскальзывания российской политики на силовые методы, не прибегал к нравственным оценкам и к поискам того, кто виноват.

Альтернативный вопросник был строгим и совсем научным: какая политическая сила может быть гарантом политической стабильности и на какую социальную базу она может опираться? В какой степени нынешний режим Ельцина способствует сохранению складывающейся в России политической стабильности?…

Но все равно дискуссии, как движения к истине, так и не получилось. Все равно редко, кто пытался протянуть руку оппоненту, войти в соприкосновение и с его логикой и с его доводами.

Только несколько примеров. Андраник Мигранян говорит о последствиях трагедии в Буденновске. Повторяю по своим записям. “Нет никаких оснований драматизировать ситуацию. Ничего в сущности не произошло. Все эти разговоры о подрыве авторитета власти, об опасности раскола России, конфликте между президентом и народом – сплошной бред. Буденновск не в состоянии изменить происходящий процесс консолидации политической элиты, укрепления новой российской государственности. Народ почти проигнорировал распад СССР, он никак не отреагировал на расстрел Белого Дома 4 октября, он, в сущности, поддержал решимость Ельцина навести порядок в Чечне. Все в действительности происходит прямо противоположным образом. Каждый кризис, подобный нынешнему, хотя и раскачивает лодку, но одновременно, с его разрешением, становится шагом на пути консолидации власти и укрепления новой российской государственности. Первый этап. Распад СССР. 1991 год. Произошло вычленение России из того хаоса и неуправляемости, куда вверг СССР Горбачев и его соратники. Была предпринята попытка превратить Россию в ядро новой консолидации советского пространства, хотя будет наивно не замечать и те субъективные, личные соображения политиков, которые пошли на роспуск СССР. Впервые появилась на политической арене собственно российская элита как самостоятельная, национальная политическая сила. Октябрь 1993 года. Конец разборкам внутри российской политической элиты. Ельцин покончил с вольницей провинциальных феодалов, остановил распад Российской Федерации. Третий шаг. Декабрь 1994 года. Акции по наведению порядка в Чечне покончили с национальным сепаратизмом в России”.

Андраник Мигранян так и не объяснил, как и каким образом события в Буденновске способствовали укреплению стабильности и власти в России. В данном случае он избрал путь доказательства от противного. “Можно, конечно, исследовать моральную и общественную реакцию на события в Буденновске. Но надо иметь в виду, что на предстоящих выборах настроения масс в российской провинции не будут играть существенной роли. Электорат будет себя вести так, как этого захотят элитные группы. Все, что происходит и будет происходить в стране, зависит от того, что будет происходить в России внутри элитных групп. Власть сильна по той простой причине, что сейчас в России нет оппозиционной силы, которая могла бы претендовать на власть, которая могла бы свергнуть нынешнюю власть. Власть достаточно сильна в том смысле, что ее никто не может устранить. Но она слаба в том смысле, что не в состоянии провести из центра какую-либо осмысленную и продуманную политику”.

Монолог Андраника был монологом в собственном смысле слова. Он выстраивал логику развития России в последние четыре года так, что в ней во всех пиковых ситуациях не находилось места для альтернативы, а потому не оставалось места для нравственной оценки.

“Проигравшие” выстроили свой полифоничный монолог. Сначала они поставили под сомнение сам факт существования в России стабильности. “Стабильность, утверждал Сергей Кургинян, в принципе невозможна в условиях нашей самоедской экономики, которая вся построена на пожирании богатств, созданных в советское время. Каждый очередной миг, подобной стабильности, которая держится на самопроедании национального богатства, на воровстве того, что по праву принадлежит нашим детям и внукам, ведет к смерти. Буденновск не просто нарушил стабильность, он был спровоцирован для того, чтобы расколоть Россию на этнической основе. Идет жесткая и бескомпромиссная борьба между двумя моделями консолидации России, между двумя моделями борьбы за российское отечество. Одни идут по византийскому пути, по пути воссоздания империи как крыши и гаранта выживания для всех народов. Другие идут по опасному пути этнизации России, консолидации России на этнической основе. Те, кто позволил Басаеву добраться до Буденновска и спровоцировать неудачный штурм и гибель заложников, добились своего. Они подняли русских на войну с кавказцами на юге России. О какой стабильности элиты может идти речь, если идет жесткая и непримиримая борьба внутри самой московской политической элиты. Ельцин каждую минуту стоит перед выбором. За кем идти? За “семьями”, которые сумели всех растолкать при первом разделе “пирога” и которые все время ему напоминают о пределах его власти, или за многочисленной армией чиновников, новой бюрократией, которая ничего не получила и вынуждена прозябать, сводя концы с концами с помощью взяток”.

Нет, наверное, смысла воспроизводить в моем послесловии о дискуссии все, что было сказано “пессимистами”. Все эти аргументы и факты, свидетельствующие о хрупкости нынешней стабильности, нетрудно вывести из повседневных наблюдений или просто опираясь на здравый смысл. Пессимистов было, конечно, больше. И, конечно, у них было более, чем достаточно, оснований доказать себе, что их политический выбор был правильным и что они правильно сделали, не связав свою политическую и гражданскую судьбу с нашими “реформаторами”, а тем более с “ломовиками”.

О стабильности не может идти речи, ибо в стране так и не достигнуто национальное согласие. Страна стабильна только потому, что всем в провинции наплевать на власть, на политику, все заняты собой, выживанием своего региона, города, семьи. Сегодня стабильность сохраняется в силу ускорения распада социальной ткани, атомизации всей общественной жизни. Стабильность и маргинализация идут рука об руку. Стабильность и относительная консолидация политической элиты в Москве сама по себе мало что стоит, ибо внизу дышит вулкан, который в каждую минуту готов к извержению.

Не было еще в истории случая, обращал внимание Олег Богомолов, чтобы деградация экономики и катастрофическое снижение уровня жизни населения (55 миллионов не имеют средств для биологического выживания) вела к укреплению политической стабильности. С его точки зрения духовное и моральное отторжение населения от нынешней власти налицо и это, рано или поздно, даст о себе знать.

Мы с Иосифом Дискиным сразу же по ходу выступления Олега Богомолова придумали термин “отложенная моральная реакция”, чтобы объяснить нынешнюю парадоксальную ситуацию. Все властью недовольны, но тем не менее в стране ничего не происходит.

Читатель, конечно, чувствует, что автор этих строк, как “проигравший” с большим пятилетним стажем, всей душой и всеми мыслями был на стороне тех, кто считает, что шок, вызванный трагедией в Буденновске, приведет к существенным сдвигам и в сознании людей и скажется на политическом режиме Ельцина. Сейчас, 29 июня, когда я заканчиваю свой обзор дискуссии, я бы мог привести много свидетельств в защиту своего убеждения, что события в Буденновске были переломными в судьбе Ельцина и в его политическом курсе.

Впрочем, еще во время дискуссии 20 июня Игорь Клямкин обращал наше внимание на необратимые перемены в сознании людей, которые произошли в те пять дней, которые потрясли Россию. Лимит силового решения политических проблем, как говорил Клямкин, после Буденновска исчерпан. Ельцину вряд ли простят, что из-за бессилия и слабости государства война переметнулась на территорию России. Факт остается фактом. Война в Чечне многими долго воспринималась как война на чужой территории. Очевидно, что с точки зрения русской психологии Ельцин в дни этой трагедии был неадекватным. Дирижировать оркестром на радостях, в веселом состоянии -– это удаль. Не выйти после перегруза на встречу с премьер-министром – с кем не бывает. “Не бери в голову”. Но оставить тысячу заложников на произвол судьбы и уехать за границу! Не простят никогда.

И все же важно понять, почему у нас в России побеждают, сохраняют власть те, кто действует вопреки здравому смыслу и нравственному чувству. Важно понять, почему, о чем говорил Андраник Мигранян, стрельба из танков по парламенту в конце концов становится фактором консолидации. Важно понять, почему те, кто стоял 3 и 4 октября на нравственных позициях, со дня на день теряют свое влияние на общество, а те, кто поддержал “решительные меры”, их усиливает, как Черномырдин.

Я не хочу сказать, что правда ломового решения равноценна правде нравственного протеста против крови невинных людей. Законы нравственного воздаяния рано или поздно сработают. Но есть основания утверждать, что у нас в России логика сохранения стабильности, логика выживания трудно совместима с логикой формирования нравственного чувства. Наверное, и по этой причине, на что обращал внимание Виталий Третьяков, народ осторожен, не дает себя раскачать, увлечь на улицу. Поэтому и есть необходимость выслушать правду тех, кто готов поддержать любую стабильность, кто не хочет жертвовать тем, что есть, во имя радости от развенчания зла.

И тут дает о себе знать дьявольская диалектика. Атрофия нравственного чувства ведет и к духовной смерти интеллигенции, и к духовной смерти нации. Никогда нельзя оправдать гибель невинных. Но надо понимать, что восстановление нравственной справедливости, торжество нравственного чувства не всегда является благом. Если мы сегодня, сейчас же “сбросим” тех, кто “прогнил”, мы не станем счастливее.

Нравственное нетерпение может оказаться столь же греховным, как и ломовой способ укрепления стабильности. Логика спасения души и совести может оказаться в вопиющем противоречии с логикой спасения государства, логикой спасения русской нации.

Конечно же, царизм во многих отношениях себя исчерпал к 1917 году. Но нельзя не видеть, что справедливый нравственный протест интеллигенции против самодержавия обернулся в буквальном смысле катастрофой, самоистреблением народов России и прежде всего русских. Отсюда урок. Полезно слушать всех, включая наших “победителей”, глашатаев стабильности и консолидации.

В России есть еще проблема: “Не навреди”, не сделай хуже. Тут много вопросов. Что мы можем предложить взамен той консолидации старой и новой политической элиты, на которую сейчас поставили Ельцин и Черномырдин? Больше ли стране даст консолидация Зюганова с Явлинским? Есть ли сейчас политическая сила, которая в состоянии взять на себя ответственность за судьбы страны и проводить реформы эффективнее, чем их проводит в последние два года Черномырдин?

Я лично не знаю, что сейчас, в середине лета 95, более важно для судеб России. Или использовать несомненный поворот в настроениях, нравственный протест масс, чтобы сбросить, расшатать нынешний режим; или поддержать те консолидационные тенденции, которые в его действиях проглядывают? Но, наверное, надо исходить не из того, что душа желает, а из того, что Россия сегодня может.

Такие вот настроения и мысли вызвала у меня наша дискуссия. В ней принимали участие: Виталий Третьяков, Сергей Кургинян, Дмитрий Ольшанский, Игорь Клямкин, Олег Богомолов, Андраник Мигранян, Иосиф Дискин, Владимир Пастухов, Владислав Ципко, Дмитрий Фурман, Андрей Рябов, Алексей Елыманов.

Александр ЦИПКО


 Издательский Дом «Новый Взгляд»


Оставьте комментарий

Также в этом номере:

СВОДКА ПО МАТЕРИАЛАМ ЗАРУБЕЖНОЙ ПРЕССЫ
БЕНЕФИС РЫБКИНА
Действия федеральных властей на переговорах в Чечне
ПОЛИТИЧЕСКАЯ СУДЬБА Б.ЕЛЬЦИНА
СВОДКА ПО МАТЕРИАЛАМ ЗАРУБЕЖНОЙ ПРЕССЫ
ЧЕЧЕНСКИЙ СИНДРОМ?


««« »»»