Всегда был согласен с известной мыслью, последний раз высказанной министром В.Ф.Ериным о том, что “…преступность – производная социальных, экономических и политических процессов, происходящих в обществе…”. Поэтому был несколько удивлен той плохо скрываемой радостью, которую некоторые высокие чины выразили по поводу сообщения об “успехе” – снижении общей преступности в 1994 году на 6 процентов и о том, что уличную преступность загнали “туда, где она должна находиться” (?!).
Минувший год был годом ускорения обвала производства, хаоса в финансах, политического проституирования, позволившего развязать войну на собственной территории. Социальная напряженность возросла и, следуя справедливо подмеченной министром закономерности, не было объективных оснований для снижения преступности. Однако преступники повели себя нетипично. Бывает. Год на год не приходится.
Не будем никого подозревать в заинтересованности иметь благополучную статистику. Вспомним, что преступность в России и СССР росла и до, и после семнадцатого года при всех режимах. Правда, “улучшали” статистику, главным образом, к большим коммунистическим юбилеям. Сейчас вроде бы для этого ни нужды, ни повода нет, если не считать маловероятные президентские “перевыборы” 1996 года.
Конечно, если бы мы имели абсолютно достоверную статистику преступности, то общую оценку состояния экономики и общества можно было бы давать как по температурному листу больного, наблюдая за процентами колебания преступности. Но такой статистики, конечно, не может быть.
В любом случае, чтобы говорить о серьезнейшей социальной патологии – преступности, данных одного года крайне мало.
Предлагаю взять за “базу” 1991 год, год прихода во власть нынешней “команды”, и в той мере, в какой позволяет пятистраничный комментарий, посмотреть, что произошло за три первых года правления демократов, сравнив их с тремя последними годами агонии перестройки.
В 1994 году общая преступность к 1991 году выросла на 21 процент. 1991 год смотрелся к 1988 году значительно хуже. Темп роста составил 75 процентов. Можно спорить по поводу некоторых известных объективных и субъективных обстоятельств, но факт остается фактом. Наиболее высокие темпы регистрации преступности в истории России приходятся на последние годы перестройки.
Теперь самое время сравнить динамику наиболее опасных тяжких преступлений. Но оказывается это не так-то просто. В 1994 году из итоговых показателей цифра эта по каким-то соображениям исключена. Есть статистика по тяжелейшим из тяжких – по выявленным умышленным убийствам. В 1988 году убито 10,5 тысячи человек, в 1991 – 16,2 тысячи, в 1994 – 32,2 тысячи. Эти трагические цифры невозможно комментировать. Сравните сами.
Жестокость и насилие в нашем обществе резко возросли. Жизнь человека, не говоря о его правах, ничего не стоит. Нет, не было и не может быть никаких статистических “успехов” в борьбе с преступностью. Успех может быть только один – максимально возможно внедрить в общественное сознание уверенность в неотвратимости наказания преступника. Здесь в 1994 году у российских милиционеров в статистике есть позитивные изменения. Раскрываемость возросла на 9 пунктов и достигла 59,6 процента.
Однако не следует спешить с выводами, пока не узнаем, каким образом наша разрушенная судебная система поддержала этот маленький шажок милиции в направлении к неотвратимости наказания.
Но и милиция далеко не по всем направлениям была активной. На весьма грустные мысли наводит ставшее уже хроническим снижение выявляемых и раскрываемых преступлений в сфере нашей нещадно растаскиваемой экономики. Так было во времена перестройки, когда на государственной собственности паразитировали “кооперативы”. Так продолжается и в наше время, когда растаскивание возведено в ранг государственной политики так называемой приватизации “по Чубайсу”.
Общепризнано, что масштабы разворовывания достигли беспрецедентных размеров, а количество зарегистрированных преступлений, связанных с “приватизацией”, резко сокращается. В 1994 году, по версии МВД, на всю огромную матушку Россию было всего 1749 преступлений. Считай, что не было вовсе. Все в законе. Скверно это.
Если согласиться с мыслью, высказанной депутатом Совета Федерации Петром Романовым о том, что экономическая преступность стала прямым следствием нынешних псевдореформ, тогда станет ясно, почему нынешнее псевдореформаторское правительство мирно сосуществует или сожительствует с этой преступностью.
Согласитесь, что если в 1994 году налоговая полиция в 2,6 раза больше выявила преступлений, связанных с укрытием доходов от налогов, так это не плохо, а хорошо. При условии, если сохранят или приумножат темп в 1995 году. Ибо 8300 преступлений – это всего по одному на 200 тысяч россиян.
Мы любим “догонять” Америку. Так вот, в США этот показатель в десятки раз выше. Одно из двух: либо мы уже перегнали Америку то ли по законопослушанию, то ли по хитрости, либо пока отстаем в полицейском искусстве.
Социально-криминологическая характеристика преступности, на первый взгляд, весьма удовлетворительна. Граждане могут порадоваться. Несовершеннолетние совершили преступлений меньше на 0,9 процента, лица, ранее совершавшие, – на 0,8. Мало того, если и здесь мы сравним три первых “демократических” года с тремя последними перестроечными, сравнение будет явно в пользу нынешнего времени.
Среди выявленных лиц, совершивших преступления в 1988 году, рецидив составлял 23,8 процента. В 1991 году он закономерно возрос до 25. А в 1994 году почему-то снизился до 21,8 процента. Аналогичная тенденция с подростками. Так и хочется живописать идеалистические картинки об исправительно-трудовых колониях, направляющих на путь истинный. Об искоренении детской беспризорности и благотворном влиянии семьи и школы на нынешнюю идущую на базар молодежь. Но что-то в это не верится. Может быть, все дело в другом? При абсолютном росте числа рецидивистов и преступников-подростков снижение их удельного веса объясняется тем, что жизнь толкнула на преступления гораздо большее число ранее этим не занимавшихся зрелых граждан. Борьба за реформы, выродившаяся в борьбу за выживание, приобретает и такие уродливые формы.
Наконец об организованной преступности. Пугают ею давно. Но если посмотреть статистику, в 1994 году всего 18619 преступлений совершено организованной группой лиц. Это всего 1,2 процента от общего числа раскрытых преступлений.
Таким образом, оставшиеся 98,8 процента преступлений совершались неорганизованными гражданами или группами. Ребенок скажет, что это не так.
Помню, еще в 1989 году виднейшие ученые-криминалисты убеждали меня, “молодого” министра: не надо выдумывать нового врага, нет у нас никакой организованной преступности. Теперь как будто бы споры закончились, и “организованная преступность” стала таким же расхожим клише, как “демократия”, “рынок”, “конституционная законность”, “коррупция”. За одними словами ничего не стоит, другие буквально стоят жизни многим-многим гражданам.
Прикрытая коррумпированными чиновниками и приватизированным капиталом организованная преступность проникла во все поры власти, экономики, финансов, и теперь ее оттуда никакой милицией не выбьешь.
По моему мнению, к 90 процентам всех преступлений (включая нераскрытые и латентные, исключая хулиганство и преступления на бытовой почве) в той или иной степени причастна организованная преступность. Будь то разбазаривание сырьевых ресурсов, торговля оружием или водкой, кражи автомобилей, наркотики, проституция, “приватизация”, торговля недвижимостью и т.д.
Выбраться из этих криминальных “реформ” в обозримом будущем уже невозможно. Для того, чтобы начать этот долгий и трудный путь, как минимум нужно по крайней мере три вещи.
Народ, сбросивший с себя апатию и усталость.
Честная власть, обладающая политической волей и энергией.
Божье благословение.
А для начала – самое очевидное. Прекратить наконец-то экономить на содержании правоохранительной системы. Давно известно, что каждый триллион, который государство недодает сюда против норматива, оборачивается потерями на порядок выше.
Такой “экономией” можно довести государство до полного краха, а общество – до полного паралича.
Может быть, правда, истинно экономное решение. Милицейский бюджет урезать. Но выдать, как того требуют некоторые боевые депутаты, каждому из них по пистолету. Уж тогда точно: преступности – конец.
P.S. Комментарий этот, написанный по горячим итогам 1994 года, по независящим от меня причинам не был во время опубликован. Бюджет утвержден. Милиция получила примерно пятьдесят процентов от необходимого минимума.
Сегодня мы имеем статистику состояния преступности в России за 1 квартал текущего года.
Можно ей верить или не верить, но другой нет. Нетипичный “спад” преступности прекратился. Она опять начала рости (+4,1%). Еще более высоким темпом (7%) росли убийства. Если 1749 возбужденных уголовных дел за весь 1994 год в сфере приватизации считали бездеятельностью правоохранительных органов, то как назвать то, что в 1 квартале борьба с жульничеством в этой острейшей сфере опять сократилась на 67,2%?
Сокрытие доходов, неуплата налогов от коммерческой деятельности – это бич нашей экономики. За первые 3 месяца текущего года по всей России выявлено всего 914 преступлений, что намного меньше, чем в прошлом году.
Никакого улучшения в криминальной сфере нет и быть не может. До тех пор, пока не начнется подъем отечественной экономики, пока не приостановится социальное расслоение общества при обнищании масс, пока общество не вернет уважение к правоохранительной системе.
Вадим БАКАТИН
