Нынешний Каннский кинофестиваль проводится в разгар глобального экономического кризиса. Впрочем, никаких следов этого кризиса во Дворце фестивалей, на знаменитой набережной Круазет и в каннских отелях не наблюдается. Повсюду так же, как и раньше, толпится народ, на кинорынке вовсю идет торговля, международная деревня, где второй год подряд есть и Российский павильон, дает пристанище изгоям, почитатели «ловят» звезд, а звездочки будущего обнажаются в надежде на спонсора, который введет в волшебный киномир. Одним словом, все хорошо, прекрасная маркиза…
Однако кризис все же есть, и поразил он не киноиндустрию (и Канн как ее, киноиндустрии, витрину), а киноискусство как содержание фестивального движения. Не случайно президент крупнейшего кинофестиваля в мире Жиль Жакоб посчитал необходимым предпослать объявлению программы заявление, в котором, в частности, сказано:
– По последним сведениям, кино, которое мы любим, кино во весь рост, оригинальное, самобытное, исследующее все пути-дороги, объявлено усопшим с точки зрения знатоков юриспруденции.
Мертво? Мертво.
Исчезли таланты, испарилась поэзия, и все пошли обедать.
Конечно, такая версия не устраивает организаторов фестиваля, который только ленивый не обвиняет в коммерциализации. Канн продолжает отстаивать права независимого кино будущего. Где бы оно не появлялось. Но тут его подстерегает другой кризис – сугубо внутренний. В течение нескольких десятилетий Каннский кинофестиваль культивировал «своих» авторов – режиссеров, которых открывали и с каждым новым фильмом приглашали на Круазет. И вот наступил момент, когда таких любимчиков то ли стало слишком много, то ли снимать они стали слишком часто, но места всем явно не хватало. Как же быть с открытием новых имен, если в официальной программе нынешнего кинофестиваля из около 200 полнометражных фильмов всего 6 дебютов? Как же быть, если места не хватило даже самым-самым.
Френсис Коппола отказался дать свой снятый в Аргентине фильм “Тетро” для внеконкурсного показа (в конкурс его, видимо, не пустили) и решил покзать его на открытии параллельного «Двухнедельника режиссеров». За бортом всех программ остались, к примеру, ленты Джима Джармуша и Вуди Аллена. Как тут не гордиться, что нашим «любимчикам Жиля Жакоба» Павлу Лунгину и Николаю Хомерики все же нашелся уголок, пусть не в основном конкурсе, но в программе «Особый взгляд». Ведь именно эта программа еще оставляет место для художественного поиска, а не конъюнктурного распределения по табели о рангах.
Некоторые близорукие критики, как отечественные, так и зарубежные, пришли в восторг от обилия в Каннской программе (еще) живых классиков. На мой взгляд, именно в этом состоит самый очевидный симптом стагнации, которая может оказаться хуже кризиса. Крупнейший кинофестиваль мира вплотную подошел к патовой ситуации, которой, на словах, стремится всячески избегать.
Метастазы одряхлениях, которые отмечаются в цитированном манифесте по отношению к кинематографиям Европы (то есть Старого Света), поразили за внешним лоском и великолепием и организм самого фестиваля. Будем надеяться, что ему удастся выжить не только на этот раз, но и в будущем. Не случайно взоры отборщиков все чаще обращаются на Восток. Ведь именно там религия не только позволяет, но и предписывает неоднократные перерождения и переселения душ.
Кирилл РАЗЛОГОВ из Канн – специально для “МП”.
