М.Э. как носитель тихого способа преодолевать трагедию жизни
В неверном свете новых фонарей все фигуры утрачивают цельность, и очертания становятся условные. Эта фигура – нет, она незыблема, она не признает мертвечину, потому что весь свой век искала снадобье против жалкой бренности.
Я попросил разрешения на агрессивное использование велеречивости у дедушки Махмуда, между прочим.
В нем уместилась целая эпоха. И чувство юмора двадцати семи поколений. И трудолюбие семидесяти трех народов. И самоирония ста семнадцати умниц. И жажда жить четырехсот сорока племен.
Вот сколько в нем всего уместилось!
Его кураж-притча во язцех, он моложе нас с Вульфом лет на восемьсот, его жизнелюбие, которое я имею честь наблюдать вплотную, – это напоминание о греховности скулежа.
Я хочу сказать: при таком человеке стыдно ощущать себя ЧТО-ТО СДЕЛАВШИМ.
О том, что он сотворил на почве хореографии, должен рассказать тот, кто умеет быть эпически-выспренным. Куда мне, худосочноязыкому, сказать о нем, о Гении, два приличных слова?!
Махмуд – это История.
Это ощущение, что все не напрасно.
Бейся, бейся, бейся – может быть, станешь Человеком.
ОТАР.