(О.К. о вышеуказанной борьбе: подведение предварительных итогов, о серпентарии под названием “шоу-бизнес”, о средствах против сплина, о дружбе вообще и дружбе с Космосом, о последнем шоке и, конечно, о взятках)
– Ничего случайного в жизни нет, есть только видимость невзначайности, спонтанности, импровизации. Я не был до армии фаталистом, и мне осознать эту аксиому было грустно: я-то полагал, что чем суматошнее, “по-бельмондовски” (мой первый кумир) изящно-пижонски, взбалмошно живешь, тем правильнее живешь… Ан нет: в этом месяце мне исполняется 25, и я должен открыть, что количество бессонниц, измочаливающих меня до опустошения, растет в геометрической прогрессии. Нет, изящно не получается. Так, всплесками упиваешься жизнью, расточая восторги от всего вокруг налево-направо, но чтобы в беспечальности коротать век – такого нет, такого нет, вы понимаете, в природе.
Три года тому меня выставили из Тбилисского университета за организацию митинга памяти высокого человека, достойного человека – Мераба Мамардашвили, философа (помните такого, нет?), а в бумажке, которую ухмылисто всучили в деканате, если перевести на русский, значилось что-то по поводу профнесостоятельности... Теперь зовут меня, того же пацана, только обвешанного смешными цацками, преподавать туда же (где студенты, по грузинской специфике, в большинстве своем много старше меня)… Ничего случайного в жизни нет.
Москва (домой я ехать не отважился, я младший, и когда думал о том, что будет с родителями, узнай они об исключении, и когда думал о том, что я первый в роду подался в журналисты, чем и стяжал статус семейного божка, и когда думал, каких трудов стоило моим бедным папе и маме ставить всех нас на ноги… ну, вы понимаете, отчего я на медные гроши купил плацкарт в Москву) едва не сожрала меня. Пять месяцев я обретался на Павелецком вокзале, о чем теперь-то могу – и другим позволяю – говорить с хохотунчиком. Поверьте, тогда мной обуревали другие эмоции.
Что было делать? Я слонялся по редакциям и бил поклоны, умоляя взять меня на работу в любом качестве. Чтобы полюбить Москву, надо вчитаться в нее, всмотреться, сутки напролет шастать по ней… а тогда я Москву ненавидел.
Теперь могу сознаться: для меня было шоком первое знакомство с “Новым Взглядом”, который я в одно субботнее утро купил у тетки-хохлушки. Если и есть на свете что-то олицетворяющее меня, мою линию поведения, мой смешной образ мыслей, мою (внимание: чтобы выпендриться, употребляю красиво словцо) органику, – так это “Новый Взгляд”, наипаче ее кормчий – самый чудной Главный г-н Додолев и то, что делает самый блестящий журналист Отечества Андрей Ванденко. (Ту часть “НВ”, где очень интенсивно любящие радикализм люди живописуют свои политические воззрения, я не комментирую, потому что я ненавижу политику в любом проявлении; ничего, кроме мата, она как понятие не заслуживает, но и без нее, я разумею, не деться).
И я приперся к Додолеву, о котором слышал, что ничего святого для него нет.
До сих пор, думая об этом в пароксизмы сентиментальности (а у меня они случаются по 500 раз в сутки), я не в курсе, за что, почему, но меня взяли. Меня взяли!
(Циклопический душеполезного свойства пассаж, необходимый автору для ублаготворения полукриминальной страсти к самолюбованию, о том, как складывалась его судьба в контексте хулиганского “НВ”, о множественных перипетиях, которые должны были по определению выказать, сколь трудолюбив, умен и душевен автор… вся эта лабуда опускается из-за отпущенного любимым диктатором Додолевым жесткого лимита объема… эх, жаль, столько заготовок пропадает!)
О политике как синониме физической и моральной кастрации я уже высказался, утонченности во мне ни на гран, книжек читаю много, но умнею с трудом – ну какое мне можно было найти применение? Если учесть ко всему, что я никогда не устаю и возможность покривляться полагаю высшим кайфом в жизни? Я пошел к Главному и, лизоблюдски заглядывая в очи, пообещал: “Если соблаговолите разрешить мне живописать туземный шоу-бизнес, принесу, блин, оглушительную пользу”. Главный сочувственно догадывался, что это предприятие – единственное адекватное моей умственной данности предприятие.
Я вооружился диктофоном и пошел себе… До сих пор шагаю.
О русский шоу-бизнес в понимании провинциального грузинского подростка! Это – лучшая проверка твоего чувства юмора, твоих кулаков, твоей нервной системы, твоего наива, твоей конъюнктурности. Но в первую голову – чувства юмора, я настаиваю. На одну нормальную песню семьсот килограммов барахла. На одного дозированно дерьмового персонажа две тысячи чмырей. Здесь царство интриг, шанс найти судьбу и еще более вероятный – раскокать хрупкое сердце свое. Страшный и магнитный кавардак, где без того, чтобы содержать себя в отменной форме, тебя укокошат в моральном смысле враз. (Могу побожиться: именно затесавшись в эту компанию, я осознал неминучую потребность качаться: нагрузки обязывают).
Главное в ш/б нашем – это люди. Дежурно, но ничего не попишешь. Могу просто зажмуриться, и на память сразу приходят имена, в той или иной степени влиявшие и влияющие на то, чтобы ты познакомился с самой жизнью в подлиннике.
Алибасов и Наташа Королева, Айзеншпис и Сосо Павлиашвили, Игорь Николаев и Андрей Вульф, Валера Меладзе и Женя Фридлянд, Саша Барыкин и Киркоров, Пресняковы полным составом, банда “А-Студио” и Мисин, Крис Кельми и Маша Распутина, Долина и Алла, Игорь Крутой и Иван Демидов, Александр Горожанкин и Иосиф Пригожин, Саша Файфман и Борис Зосимов, “Агата Кристи”, Дима Федякин и Саша Алейников, Наташа Максимова и Дима Шавырин, Анзор Кикалишвили и Махмуд Эсамбаев, Ксюша Стриж и Алена Апина… боюсь вывести и вас, и суровое (даже в День Рождения) начальство, иначе длил бы список, кажется, вечность… Этот список подарен мне Господом за два года. Вывод какой? Такой, что все мои стенания надо воспринимать как якобы стенания, как кокетство форменное: за журналистскую насыщенность дней иной жизнь отдал бы, а я тут в лукавство ударился.
К 25-летию в экс-Стране Советов я пришел в здравом уме, с четырьмя служебными удостоверениями, с сумасшедшей личной жизнью и с ощущением, что мало, мало, мало-мало знаю, мало умею, мало из желаемого получаю. Со становящейся с каждым днем все безудержней страстью к работе, а после к общению с закадычниками, с книженциями, с девами дивными, с самим собой.
Единственно – не доверяю компьютеру. Фиг знает, отчего. Не доверяю. Моя машинка, подаренная мне к 18-летию матушкой, фурычит вроде – и ладно. Это особый процесс – в исходе XX столетия долбить деникинских времен аппарат, общаться с ним, разговаривать, мыслишки куцые свои ему поверять.
Что до сакраментальной мифологизации моего образа как отчаянного лихоимца – вздохну, рассмеюсь и буду впредь прилагать все усилия, чтобы у всех была полная убежденность, что я крутой взяточник.
(А в скобках замечу: будь я таковым, как бы я объегорил… Додолева вы не знаете!)
Поздравляю вас всех, дорогие мои, со своим Днем Рождения!
Постскриптум. Жанр называется “Кушанашвили в образе”. Наглая самореклама и мизер смысла.
