Не след изображать из себя пресыщенных мировыми шедеврами межеумков: славные люди могут враз похерить ваше имя в заветных списках, а разве это не будет вам обидно? Призываю вас к открытости и терпимости ко всему, что даже в профиль смотрится иначе.
А девушка Диана смотрится и “слышится” именно так. Великое удивление: все поводы для массированных наездов по случаю копиистики даны, а слушаешь – и запоминается. Вообще-то, как вы верно изволили наблюсти, малый я охочий до страданий, без них мне жизнь сдается неполнокровной, и на оном альбоме мой нос привычно вынюхивал что-нибудь душещипательное. Вот с этим был швах, потому как дева попалась даже в грусти упорно-оптимистичная. Я менее всего люблю, когда артист тщится тянуть на духовника: вмиг сообразно законам иммунитета появляется желание послать его в задницу. Но у Дианы есть другое – красиво рассказанные “стори” обо всем понемножку. Евродиско, сочтенное браком с тягой русской полосы к охам на все темы.
“Просто танцевать”. Это похоже на религию – просто танцевать, дышать в ушко той, кем дорожишь при всей ее взбалмошности (большой вопрос: не из-за этой ли взбалмошности ею дорожишь). Просто вонзить взор в кактус на подоконнике или же на котофеича, что рядом с кактусом. Да мало ли занятий с приставкой “просто”! Если ты чужд сантиментам – перемотай вперед. Просто позевывая.
“Белая песня”. Оригинальность в том, что Д. все видит в этом цвете. У меня то ли со зрением худо, то ли несказанные эмоции окрашены в другой, яркий.
“Садовник”. Рифма такая: садовник-любовник. Какой-то типус подрядился и повадился всучать шелковые цветульки; кому на кой ляд они сдались? Вот такого мнения придерживается девушка, говорящая, что все уже, хватит. Мало того, что достал искусственными подношениями, так еще и явно не в себе.
“Я вернусь”. Из аннотации я так разумел, что дева категорично сулит. Но на поверку вышло, что вовсе не категорично, но посредством больших пауз в дыхании и надрыва утомленного безответностью сердца. Не будем хихикать, а будем верить, что, когда вернется, перед носом не захлопнут дверь. (Этого не выдержит бедное сердце Д.).
“Мой дождь”. В этой энергичной штуке самое характерное – смешной призыв: “позови меня с собой, синеглазый мой”. Держи кое-что шире, лапочка. В такие дожди одна мигрень – куда бы спрятаться и печаль потопить в терпком вине.
“Городские окна”. Этюд. Девушка, очень глазастая и меланхоличная, шастает по граду, и окна навевают ей мысли только что не о работах Монтеня. Пластиковые окна. Киев. Образ не нов: окна как символ элегической философии. Каждое окно – либо свет, либо мрак.
“Ревность”. В эту вещь не врубаюсь, особенно, когда разражается мужик своим речитативом. Мне не по кайфу. Зачем столько копеечной патетики? Есть повод для ревности – плюнь в физию и отвали. Нету – полно корчить из себя Гавела, обними, ирод.
“Ты мне надоел”. В этой песенке кисейную барышню Диану не узнать. Она очень решительна и красноречива, как само название.
“Ночной пилот”. Игриво однако. Я сам большой охотник до ночного пилотажа, в этом деле главное аккуратность на виражах, пассажиры очень привередливы. Счастливого полета, мужики!
“Блудная дочь”. Здесь ипостась сестры Юрочки Шатунова, мною горячо любимого. Пусть Он не желает видеть меня женой своей, я уйду от этого самца и буду дожидаться большой и светлой любви.
“Маскарад”. На мой вкус, очень крепко. Прелести маскарада известны, а минус один – праздник слишком быстро кончается.
“Твоя вина”. Жестокая песня. “Бросил две души живые” – это о том, как какой-то хитрец сначала оплодотворил девушку, а после смылся. Старо, как мир.
“Август”. В августе хороши надежды: благодатная для надежд пора. Все плохое забылось, взор упирается в чистую страницу, сейчас главное – чтоб подфартило.
“Бесприданница”. Грустно. А мой критерий не забыли? Чем жалостливее, тем ярче.
“Рай меня подождет”. Если ты полагаешь, что это так на самом деле, то можешь считаться самым наивным человеком. Врата в рай открыты далеко не всегда и не для всех.
Похожий на представительного трибуна мелодист и аранжировщик Вячеслав Тюрин гибко решил проблему новизны: расцветил звуками любовные томления.
Но томление без слов – не томление, а оськино мычание. Поэтому отдельный книксен Веронике Сотовой, из дюжинных слов соткавшей ткань шелковую, сердешную, как мой взор в день получения гонорара.
Отар КУШАНАШВИЛИ